От его застекленного закутка шел резкий поворот по коридору направо, откуда доносилась какая-то возня вперемежку с нечленораздельным бурчанием, сдабриваемым сочным матом.

Анастасия осторожно выглянула из-за угла, обитого фанерным листом.

Прямо на выщербленном линолеуме валялся в дымину пьяный мужик с бочкообразным животом, в рваной майке, и в черных от грязи тренировочных штанах, а на скамейке у стены отдыхали, утирая пот со лба, двое молоденьких постовых, только что доставивших забулдыгу в отделение. Вытрезвителей в городе не было, поэтому районщикам приходилось заниматься и пьяными.

– Ну, что, он так и будет здесь лежать? – возмущенно шепелявил капитан с красной повязкой дежурного на рукаве. – Давай его в обезьянник!

Молодым полицейским совсем не хотелось снова упираться в этого борова, едва сил хватило сюда занести.

– Слышь, Монахов, ты его сюда не тащи, он нам тут всё обоссыт, а я в новых туфлях, или мне босиком прикажешь сидеть? А колготки импортные?

Из-за решетки обезьянника, выглянуло испитое лицо в белом парике, съехавшим набок, и оттого делавшим его хозяйку – дамочку неопределенного возраста, похожим на какой-то комедийный персонаж детского театра кукол.

Дежурный по отделению капитан Монахов пропустил пожелание мимо ушей, поскольку все свое внимание сосредоточил на доставленном алкаше, который тяжело повернулся на бок, закряхтел и, оттянув резинку штанов толстой, волосатой рукой, медленно, но уверенно полез себе в трусы.

– Машка, сюда скорей! С ведром! – рявкнул дежурный, и тут же из неприметной, словно в каморке папы Карло, двери рядом с дежуркой вынырнула уборщица – маленькая, сухонькая старушенция с короткой шваброй в одной руке и оцинкованным ведром в другой.

Подскочив к борову, она ловко присобачила ему спереди ведро, в котором сразу же бурно зажурчало.

– Вам кого? – словно очнувшись, обратился дежурный к Анастасии.

– Мне недавно звонили. Сказали, дочь задержана… Какое-то недоразумение…

– Восьмой кабинет! – капитан Монахов махнул рукой вдоль коридора.

За обитой черным дерматином дверью было тихо.

Анастасия глубоко вздохнула и постучала.

В прокуренной до синевы комнате за столом, обтянутым зеленым, биллиардным сукном, удобно расположился следователь – мужчина лет тридцати пяти, в коричневом, хорошо сидящем на нем пиджаке.

Напротив стола, почти посредине кабинета, сидела на стуле девушка, которую Анастасия узнала бы и со спины – это была Валя.

Глава 5

– Вы ко мне? Подождите в коридоре, вас пригласят.

Самодовольное лицо и барский тон хозяина, воняющего денником кабинета, словно ужалили Анастасию.

– Что значит, подождите? Сами срочно вызываете, а теперь – подождите? – неожиданно для самой себя смело вскинулась она.

Следователь к такому обращению явно не привык.

Прицелившись в вошедшую шариковой ручкой, которой минуту назад писал протокол, резко указал ею же на второй свободный, стоявший у стены, стул.

– Присаживайтесь! Вы мать задержанной? Документы попрошу.

– Чьи документы? – опешила Анастасия. – Я что, тоже задержана?

Следователь поднялся из-за стола, направился открыть форточку.

Брюки, такого же цвета, что и пиджак, тоже сидели на нем неплохо.

"Интересно, покупал в магазине, или шил на заказ?" – машинально отметила Анастасия.

Сырой, чистый воздух плавно потек в кабинет.

Валентина сидела, согнувшись, словно у нее что-то болело, и глядела, не отрываясь, в пол.

– Документы задержанной я уже изучил, теперь хотелось бы взглянуть на ваши, прежде чем мы начнем беседу.

– "Неужели опять кража?»

Анастасия знала, где в сумке лежит паспорт, но, оттягивая время, судорожно дергала молнию, лихорадочно соображая.

– "Наверняка, кража! Неужели опять коньяк? Отца то она не застала. Или деньги на обратную дорогу вытащила у кого-то?»

Следователь медленно перелистывал странички паспорта Анастасии. Дойдя до последней, начал листать заново.

Где-то недалеко прогудел корабль, Анастасия поняла, что порт совсем рядом.

Следователь зябко передернул плечами и пошел закрывать форточку.

– Фамилия моя Савин. Зовут Игорем Ивановичем.

Медленно и нараспев произнес он, когда, справившись с оконным шпингалетом, вернулся к столу и продолжил изучение паспорта.

– Я следователь. Буду вести дело вашей дочери. Вопросы?

– А что совершила моя дочь? В чем её обвиняют?

– Обвинять будет суд, а мы пока лишь проводим следственные действия.

Савин протянул паспорт, но вдруг, словно передумав возвращать, резко отдернул руку назад.

– Фамилии у вас, почему разные? Почему дочь проживает в Новороссийске?

– Фамилия по отцу, мою брать не захотела, потому и живет в другом городе одна, а меня навестить приехала.

Анастасия посмотрела на Валентину, и, отметив, как у той зарозовели щеки, поняла: попала в точку, наверняка, девчонка рассказала следователю то же самое.

– Так в чем же обвиняется, простите, в чем подозревается моя дочь, Игорь Иванович?

– Валентина Владимировна Снегирева обвиняется в краже дорогого, коллекционного коньяка, совершенной вчера вечером в магазине на углу Пролетарской и Молодогвардейцев.

"Ну, это ты шалишь, – подумала Анастасия, – Этот номер у тебя не пройдет. Задержать преступницу на месте кражи не удалось, выскользнула, как угорь, а нет тела – нет и дела, как говорится"

– Здесь явное недоразумение, Игорь Иванович.

Анастасия старалась говорить спокойно, придав своему голосу уверенность и достоинство.

– Моя дочь не могла находиться вчера вечером в магазине на углу Пролетарской и Молодогвардейцев по той причине, что утром, сходя с поезда, на котором приехала в наш город проведать маму, получила серьезную травму ноги, после чего была доставлена каким-то добрым человеком, дай бог ему здоровья, ко мне на квартиру, где и провела весь день до позднего вечера, пока не уснула. Кстати, получение травмы может подтвердить мой сосед, врач хирург на пенсии Леонид Шмулевич Розенфельд, оказавший ей первую помощь.

Савин резко дернул головой, снял трубку аппарата внутренней связи, нажал кнопку.

– Где там Кречет? Пусть зайдет.

Через минуту дверь громко, словно от пинка, распахнулась, и в кабинет уверенно вошел крепкий, широкоплечий мужик лет пятидесяти, в котором Анастасия сразу же узнала вчерашнего магазинного охранник.

Мужчина прошел на середину кабинета, встал, широко расставив ноги, и уперев крепко посаженные под густыми бровями глаза в Анастасию.

Ей стал виден лиловый подтек на правой скуле охранника – след вчерашнего удара, то ли кроссовками Валентины, то ли свежеструганным черенком лопаты от кассирши с крашеными хной волосами.

– Я вас узнал. Вы вчера вечером заходили в магазин одновременно вот с этой, – охранник кивнул в сторону девушки.

– Во-первых, что значит вот с этой? – вскипела, войдя в роль, Анастасия.

– Это моя дочь! А во-вторых, ни я, ни она никуда не заходили потому, что весь день провели в квартире. Дочь физически не могла ходить, потому, что у нее травма ноги, полученная еще утром на вокзале, и у меня есть свидетель, готовый это подтвердить – заслуженный человек, врач, между прочим. Я же вам уже говорила, – Анастасия посмотрела на следователя Савина.

– У меня тоже есть свидетель, – вскипел Кречет. – Кассирша магазина, которая помогала мне её задерживать.

– И что же не задержали? Вдвоем девчонку то?

Анастасия поняла: снова в точку!

То, что дело шито гнилыми нитками, это и к гадалке не ходи.

Скорее всего, Кречет где-то повстречал сегодня Валентину и, желая отыграться за вчерашний позор, а, возможно, и за денежный начет, произведенный администрацией магазина за порчу товара по его, охранника, недосмотру, схватил девушку в охапку – мужик то здоровый – и поволок в участок. Вот только непонятно, почему здесь так легко поверили его рассказу. На каком основании, преступник ведь не задержан на месте преступления, а не пойман – не вор?