— И всё-таки прикрываться ею низко, — Элис задумчиво прикусила губу.

— Зато эффективно, — пожал плечами Джаспер.

— «Как хорошо, что это происходит не с нами.» Вот что думает каждый третий. Вот это низко, — Эдвард обернулся на открывающиеся двери холла.

— К слову об англичанах.

Грузным мешком с низко опущенной головой в школу вошёл Дадли Дурсль. Сегодня он был необычайно тих — группа младшеклассников у самого входа осталась нетронутой, в отличие от вчера, позавчера и позапозавчера. Да, собственно, в отличие от всего предыдущего месяца. Человек, особенно презираемый большей частью школы в общем и Калленами в частности, прошёл вдоль шкафчиков, даже не подняв головы.

— Он очень испуган.

— Полагаю, это причина того, что он пришёл к четвёртому уроку?

Джаспер пожал плечами и неопределённо глянул на брата. Эдвард лишь сжал губы в тонкую линию и кинул на Дурсля полный злостного бессилия взгляд: он не мог читать его мысли, что несказанно бесило Каллена. Эдвард не мог читать мысли всей его семьи — что он открыл почти в тот же день, когда встретил Дадли. Ну, вернее, когда заплаканная миссис Дурсль молила не писать на бедного сыночка заявление о порче имущества, ведь машина Калленов стоила дороже, чем всё имущество Дурслей вместе взятое.

Возможно, стоило преподать кому-то урок ещё тогда.

Прозвенел звонок и Каллены разошлись по кабинетам.

Форкс — действительно странный городок во всех отношениях. Чтобы это понять в полной мере, достаточно приехать сюда в середине сентября, когда в восточной части вовсю опадают листья, и сонные школьники идут на занятия, а в западной резервации температуры превышают тридцать градусов, и школы закрыты до самого октября.

«Надо было идти в резервацию» — Дадли сидел на полу туалета первого этажа, положив голову на колени и крепко сжимая волосы в руках.

«Надо было не слушать её. Надо было послушаться маму.»

Дадли в бессилии откинул голову, часто и прерывисто дыша.

«Надо было выкинуть подальше этот ёбаный амулет. Надо было подальше послать этого противного одноглазого типа с мерзкой рожей. Надо было, чтобы она умерла ещё шестнадцать лет назад.»

Из глаз парня потекли слёзы, и он вновь сжался, в приступах беззвучного рыдания.

— Как далеко нас отправят? — Вернон нахохлился, выпрямив в спину и изо всех сил стараясь не смотреть по сторонам.

— Достаточно.

— Кхм. Ясно.

Дадли смотрел в одну единственную точку на протяжении всего их пути. Его мутило первую часть дороги и рвало — вторую. Он слабо помнил, как какие-то люди кинули весь их багаж в маленький мешочек — тогда последнее, чем он задавался, так это вопросом о вместимости, — отвезли их в маленький деревянный домишко на окраине Лондона и наказали дотронуться до странной, выгнутой в форме конуса лампы.

Тогда всё его нутро сжалось и в следующую секунду он лежал на ветхой палубе какого-то корабля, что был в разы меньше тех, что Дадли когда-либо видел.

Затем эти люди закрылись с родителями в одной из кают и долго о чём-то разговаривали. Он конечно подслушивал первые пять минут, пока тот противный одноглазый тип не зарядил костылем прямо по макушке, отчего у Дадли выскочила шишка.

— Так, пацан, я говорю тебе первый и последний раз: не делай глупостей. Видишь этот браслет? Носи его. Не дай мерлин, я вдруг узнаю, что ты его снял — я засуну этот костыль тебе туда, откуда кроме как хирургическим путём, его достать ты уже не сможешь.

Дадли сглотнул и нацепил тряпичное барахло с маленьким треугольником в центре на руку, пока позади него беспомощно переглядываясь стояли родители, с точно такими же.

— Вы же сказали, мы будем в безопасности, — Петунья впилась в одного из сопровождающих взглядом, — так зачем нам эти… ваши амулеты, — последнее слово она практически выплюнула.

— Мы не о Вас беспокоимся, — фыркнул Грозный Глаз. — Хотя если кто-то прочтёт ваши мысли, то знание того, что вы — родственники девочки-которая-выжила, в первую очередь принесёт вред именно вам.

Все вопросы как-то отпали сами собой.

Они плыли две недели. Две грёбаных недели, блевания в воду, справления нужд в железное ведро и поедания безвкусных пайков. И никакого телевизора. Совсем. Он целыми днями кидал в чаек яблоки, которые таскал с кухни, и бесконечно проклинал кузину, из-за которой всё это началось.

Дадли никогда не думал, что с таким предвкушением будет ожидать поездки на обыкновенной машине, которой он так и не дождался — после прибытия на континент, их обратно отвезли в заброшенный домишко и вручили потёртый сапог.

И Дадли зарёкся — зарёкся на всю жизнь обходить подобное стороной, ибо два болезненных опыта, после которых он не выходил из туалета сутками, хорошо отпечатались в памяти.

Поэтому, когда им на кухню поставили старинные часы, которые нарекли порталом и настрого запретили выносить из дома, если они не хотят лишить себя единственной возможности выжить в случае чего, Дадли подозревал, что лучше бы разбить их немедленно.

«Надо было разбить их. Надо было это сделать ещё тогда. Теперь она опять здесь, опять всё пойдёт не так. Да, не так. Она всегда всё портит. Всегда.»

Испуганный эгоистичный мальчишка в тот миг и не подозревал, как сильно над ним в будущем посмеётся жизнь.

А в это время за плотно закрытой дверью его дома на втором этаже мистер Каллен боролся за жизнь молодой девушки, чьё тело было обезображено, а душа — истерзана.

***

— Ей необходима госпитализация, вы это понимаете? Я настаиваю.

— Мы уже ответили, что нет. Это не то, что нам сейчас нужно.

— Это то, что нужно вашей племяннице, — доктор поднёс руки под прохладную воду, пока с них стекала кровь, и внимательно посмотрел на пару, — это подсудное дело, вы ведь понимаете? Удерживать девушку без своевременно оказанной медицинской помощи с подходящим оборудованием.

— Вы помогли ей.

— Недостаточно, — мистер Каллен покачал головой, прислушиваясь к тихому посапыванию сквозь дыхательную трубку и писк катетеров. — У неё пробито лёгкое, повреждены внутренние органы, и многочисленные переломы, гематомы, раны, которые будут кровоточить при малейшем движении — чтобы как следует их зашить надо ехать в больницу. Я сделал всё, что мог: наложил шины, зашил самое поверхностное и пробил путь к лёгким, но… Я настаиваю на немедленной госпитализации. Того, что было в скорой мало.

Мистер Каллен глядел, как запрыгали нотки страха в глазах собеседников, строгим голосом сообщил о необходимости сообщить в полицию.

— Это я тоже буду вынужден сделать.

Мистер и миссис Дурсль переглянулись, понимая, что такой расклад событий — последнее, что им сейчас надо, но вынужденно кивнули и направились за выходящим доктором.

— А что с… — миссис Дурсль неопределённо дёрнула рукой в области глаз, и не сильно дёргая плечом.

— Сейчас я не могу ничего сказать, — доктор кивнул санитарам в сторону дома, и те, подхватив носилки скрылись внутри. — Вы поедете с нами?

Ему позвонили, когда часы пробили час ночи. Он писал научную работу, когда звонок телефона эхом отразился от стеклянных окон. Эсми принесла телефон, нежно улыбнувшись и присаживаясь напротив, пока он отвечал на звонок — затем, правда, улыбка её погасла, а губы сжались в полоску, пока она слушала голос на том конце.

— Карлайл? Ты послушаешь их? Не сообщишь больнице?

— У меня нет выбора, у неё в любом случае не так много времени, если они ждали столько, прежде чем позвонить.

— Они могли и сами это сделать. С ней.

— Могли, — Карлайл, — но я не узнаю этого, пока не увижу.

— Позвони после, — Эсми поцеловала мужа и глядела, как тот скрывается в машине. — Замечательный первый рабочий день, — вздохнула она.

Видимо идти в клинику ей придётся всё-таки пешком.

— Не думаю, — женщина поёжилась под внимательным взглядом собеседника и откашлялась, — Дадли должен скоро вернуться, я не могу оставить его одного.

Карлайлу захотелось застонать при упоминании его имени. Мальчишка крутился под ногами всё то время, что мистер Каллен пытался спасти юную мисс, и сказать по правде, в глазах парня была далеко не забота — Карлайл настоял на том, что мальчику стоит пойти в школу хотя бы на два урока.