Подхватила палочку, и счастье, что в тот миг окатило её, нельзя было сравнить ни с чем.

========== Глава девятая, о воде, что точит камень ==========

Я представляю эту жизнь

Раскачивающейся виноградной лозой.

Моё сердце колышется за чертой,

В лицо, ослепляя, бьёт свет нескольких солнц.

Поищи и ты найдёшь…

Я стар, но не настолько опытен,

Я молод, но не настолько отважен.

Counting Stars — OneRepublic (Также в тексте присутствуют мелодии Canon in D — Chris Snelling, Иоганн Пахельбель и Kiss The Rain — Yiruma)

Последующие две недели Белла помнит плохо. Эмоции и воспоминания, ими вызванные, ощущения радости и растекающегося по всему телу счастья, в перемешку с тревожностью и разочарованием — всё это двигало ею, и отвечать за свои поступки становилось с каждым днём всё труднее. Она старалась конспироваться, старалась не вызывать подозрения у шныряющих повсюду медсестёр и лечащего врача, старалась меньше времени проводить с Калленами, так упорно её навещавшими, и честно-честно пыталась отложить приобретённую палочку на более безопасные времена, когда малейший стук и движение с её стороны не влекли за собой обеспокоенные «Всё в порядке?».

Все силы и нервы в то время у неё уходили лишь на поддержание той завесы тайны, которую она так упорно и отчаянно пыталась сохранить, а оттого не сразу у неё вышло элементарное «Левиоса», вырвавшееся из её палочки в одну из тех тяжелых, от количества пациентов для больницы, ночей. Словно сама магия была не уверена в необходимости своего возвращения и упорно отказывалась это делать. Это ещё сильнее давило на девушку и к концу её нахождения в медицинском учреждении, она стала настолько нервной, что магия, казалось, летала вокруг неё, готовясь взорваться в любую секунду и до последнего отказываясь подчиняться самой Белле. Джаспер как-то пошутил, что напряжение вокруг неё было подобно ожиданию долгожданного рождественского подарка, по итогу оказавшемуся уродливой парой носков, и Поттер как никогда была с ним согласна, хоть и пожурила для вида.

Полиция до того дня две недели назад, так и не нашедшая взломщика (окно её комнаты и впрямь было «взломано» снаружи, а отпечатки, оставленные на окне, больше подходили трупу — из-за стертости линий и неопределённости завитков), очень удивилась, когда взволнованный доктор Каллен позвонил им, и сообщил, что на девушку было совершенно повторное нападение, а сама Поттер, заплаканная (и в то же время непривычно возбужденная) обезвредила нападавшего Лампой. Как именно дежурившие медсестры не смогли заметить такого крупного мужчину, вошедшего к мисс Поттер в неположенное для этого время и без всякой регистрации, оставалось загадкой для всех, кроме самой мисс. Стражи порядка с удовольствием повязали так кстати подвернувшегося гостя, радуясь уменьшению количества внештатных работ, и сняли все подозрения с Эдварда и Дурслей.

Сама же Белла была уверена, что Питер сбежит оттуда почти сразу же, как очнётся, но она хотя бы смогла очистить репутацию младшего Каллена, за которого она переживала куда больше, чем за тётушку.

А потом Питер очнулся, не помня совершенно ни черта, и Белла была готова расцеловать каждого за такое счастливое стечение обстоятельств (кажется она действительно накинулась на Эдварда с объятиями, и потом ей было стыдно, но не то, чтобы очень). Сам парень в тот момент выглядел сильно сконфуженным, что стало причиной подколов со стороны Эммета в дальнейшем.

Эммет нравился Белле. В плане старшего брата, который у неё был, но который был мудаком большую часть своей жизни, Эммет вёл себя совершенно иначе. Он шутил — юмор его почти всегда был чёрным, — он рассказывал много чего интересного — и зачастую неприличного, — и всегда разряжал обстановку, которая со времён присутствия здесь Эдварда сделалась максимально неловкой. А ещё атмосфера защищённости, что исходила от него, не могла сравниться ни с кем.

Розали, в свою очередь, показалась Белле куда более сдержанной, но тоже довольно приятной девушкой, со своими тараканами в голове, некоторыми причудами и многочисленными придирками по поводу гардероба. Она казалась недовольной большинство времени, что они провели вместе, но Белла хорошо понимала людей, чтобы почувствовать неискренность такого поведения. Когда ты красива, умна и ранима, это то, что люди делают — закрываются во избежания лишних ран.

…Белла впервые услышала, как Эдвард играет на пианино, на следующий день после выписки.

Эсми пригласила девушку домой в честь наступающего Рождества, а Элис с Розали подобрали что-то (по всей видимости очень красивое, потому что иначе они не могли), и каким бы ни было плохое предчувствие Беллы, отказать она не могла — уж точно не в её положении. Она подозревала, что её и вкусы девушек Каллен несколько отличались: у неё просто не было времени и возможности полюбить дорогие и элегантные вещи в прошлом, даже после того, как она получила деньги родителей, из-за обыкновенной ненадобности, они же, в свою очередь, были лично этим оскорблены.

— Ты не можешь отмечать Рождество в этом. Я выкраду тебя из машины и запрячу в кабинете миссис Фрис, в таком случае, — Элис была непреклонна, когда Белла достала единственное ею любимое платье, из всех тех, что они с миссис Каллен купили прежде.

— Эсми замечательная женщина, но её вкусы немного противоречат… эм, современности, — Розали кинула что-то на кровать и после, судя по голым ногам выше колена и едва прикрытым, по ощущениям, бёдрам, этот день предстоял быть очень неловким.

Хотя, ей не привыкать.

…Настолько прекрасные звуки она не слышала даже во время второго испытания, когда русалочья песнь заиграла под водой тысячью флейтами. Кажется в уголках её глаз даже появились капельки слёз, но Эдвард тактично промолчал, позволяя Белле быстро их смахнуть — она перестала носить тёмные очки с того дня, как прогуливаясь по улочкам Форкса под руку с Эдвардом, он сказал, что у неё очень красивые глаза.

— Они должны быть светлее и более… зелёными, — смутилась тогда Поттер.

— Они чудесны, а тёмными очками ты только мешаешь остальным в этом убедиться.

Эсми ушла на кухню, из которой шёл аппетитный запах чего-то мясного, Джаспер с Эмметом спорили о каком-то матче у красиво украшенной ёлки, а Элис с Розали упорхнули наверх, одному Мерлину известно зачем. Белла всё стояла рядом с пианино, пока — она уверена — Эдвард продолжал играть.

А Эдвард… Он ненавидел себя всё больше. Он не мог понять Поттер и объяснить себе в полной мере тех чувств, что испытывал к ней. Зная девушку совсем ничего, он, умудряясь пойти против всех своих мыслимых принципов, вёл себя совершенно глупо и неопределённо по отношению к ней. Сначала он пообещал себе перестать с ней общаться, а затем, поддавшись странному желанию и поставив девушку в ужасное, для неё самой, положение, уже не мог не быть рядом. Он видел шрамы, что были по всей её спине и рукам, что тонкой линией уходили под изгиб ключиц и продолжались вдоль бёдер. Он знал, что иногда глубоко ночью она просыпается и вскрикивает, и что она каждый раз вздрагивает, когда её трогают.

Он видел то, что не могла видеть она и понимал, что в её жизни есть слишком много ему неизвестного. Того, что он всей душой хотел узнать и понимал, что не имеет на это права. Она рассказала ему совсем немного, и боль, что звучала в её голосе, когда она говорила о своих родителях, друзьях и людях, которых оставила в Англии, ранила его тоже.

Он ненавидел себя за бумажку, которая лежала в его кармане — бумажку, что под такой строгий и осуждающий взгляд, выписал по его просьбе доктор Каллен.

Он ненавидел себя за то, что вместо того, чтобы послушать голос разума и не позволить Белле уехать туда, где её наверняка ждёт погибель, он действует сердцем, которое шепчет ему помочь той, которую он так… Жалел.

«Да, жалел. Конечно же это жалость, » — лишь оставалось верить ему.

«Билет в один конец, » — усмехнулся со странным комом в горле Эдвард, — «Так себе подарок, должно быть».