Разврат и пьянство соответствовали его понятию полной жизни и задушенное запретами и запертыми дверями подростковое стремление к свободе, многократно умноженное, позднее дало о себе знать. Он сам не знал, зачем гуляет, просыпаясь рядом с незнакомой женщиной и собирая из сбивчивых воспоминаний подробности кутежа, задавался вопросом, так ли приятно ему головокружительное пьяное веселье и чувство падения, когда закрываются веки.

      Впрочем, теперь все оказалось не так просто.

      -Могу я идти? – скучающего спросил он, оглядывая темные пятна на рукаве.

– Нет не можешь! Вот, полюбуйся! – старший Грапнет с силой впечатал в стол конверт. – Король хочет тебя видеть.

– Зачем?

– Может, до него дошли слухи о твоих похождениях? Если ты забыл, то, чем ты тешишь свою плоть, является преступлением против королевской семьи. Видимо, мне придется за свой век дважды смотреть на казнь Хранителя. – Он вздохнул то ли от усталости, то ли от воспоминаний. – Сходи и узнай, он вызывает тебя завтра в полдень, будь добр и постарайся, чтобы хотя бы во дворце тебя не видели с похмелья, а ворот рубашки скрывал…это! Господи, этих девок не кормят что ли?

– Я тебя понял.

– Уж надеюсь. Все, прочь с глаз моих.

– Наконец-то.

Как бы холодно он не отвечал отчиму, приглашения самого короля пошатнуло его спокойствие. Из августейшей семьи лично он знаком был только с принцессой Мэрион – некоторое время назад между ними имела место быть небольшая интрижка – правителя же он, как и все граждане Ареры, видел только издалека во время обращений или больших праздников.

Статус Хранителя, вне зависимости от происхождения, давал магу привилегии и, присягнув королю, обладатель этого почетного титула становился вхож во дворец, но в мирное время стражи предпочитали посещать его только в случае бала.

Вивьен знал, что в окрестностях Нирна воспитывается юный Каменный, Огненный –необразованный дикарь из крохотного племени, Водный пропал без вести после смерти предыдущего представителя, Воздушный Хранитель четвёртого поколения еще жив и принимает активное участие в делах страны, а о Древесном ходят странные слухи, которых пока никто не подтвердил и не опроверг, но лично не был знаком ни с кем из них.

Нынешнюю пирушку пришлось пропустить. Являться во дворец с перепоя – действительно не лучшая из затей. Впрочем, эта жертва вполне себя оправдала, когда Вивьен переступил порог королевского кабинета ровно в назначенное время, успев прежде побриться, выбрать подходящий наряд, купить новые туфли и пофлиртовать с хорошенькой горничной.

      Кабинет, как и полагается, радовал глаз убранством, каждая деталь в нем говорила о том, что владеет ей не простой смертный, а настоящий король и относиться к ней стоит соответственно. Как каменные замерли тяжёлые складки портьеры, золотые кони по бокам дорогих часов, остановился блеск на вышитых обоях и блик на изящной чернильнице. Двое, ожидавшие гостя в мягких кожаных креслах остались недвижны и лишь перевели на него одинаковый полный холодного любопытства взгляд.

Женщина, лет пятидесяти, может старше, с очень большими глазами и крохотными губами, осмотрев Вивьена, тихо вздохнула. Очевидно, в молодости она была красавицей и в глазах гостя подметила самоуверенный огонь прекрасной юности. Он совсем не понравился ей, успевшей познать и полюбить спокойную жизнь в смирении. Хотя тень озорства порой осеняла ее дни. Едва ли нашлась бы еще одна женщина, уже перешагнувшая полвека, способная явиться во дворец со свежими пионами в волосах, так невыгодно оттенявшими ее возраст. Все в ней казалось неправильным. Если когда-то очарованные мужчины видели в ней фею, то теперь от чудесного образа остались лишь слишком круглые и слишком светлые глаза.

      Справа от нее скучал в дорогом кресле Сесиль, верховный маг. Его лицо скрывал капюшон, а высокомерная поза создавала двоякое чувство восхищенного уважения перед талантом и бессознательной неприязни. Как и все придворные маги он всегда носил мантию с вышитым на спине королевским гербом.

      Опередив Сесиля, женщина заговорила первой, чем очень обрадовала Вивьена – увидев, что перед ним леди, он несколько расслабился, обворожительно улыбнулся и без раздумий поцеловал ей руку, а затем обменялся несильным рукопожатием с магом.

– Доброе утро, лорд Грапнет. – Мягко произнесла она, будто была несколько сконфужена.

– Прошу прощения, лорда Сесиля я прежде видел на приемах, но с вами еще не знаком лично. Вивьен Грапнет.

– Эрисоэлла Легран, четвертый Хранитель дара богини воздуха. Ваше незнание совсем неудивительно и не нуждается в извинениях, пятое поколение приходится собирать по крупицам, я была слишком занята поиском Водного, но они, увы, не увенчались успехом. Впрочем, довольно о неудачах, ведь Хранитель дара бога огня уже в пути.

– Безмерно рад.

– Ваш сарказм неуместен. Раз уж вы теперь знаете, кто перед Вами, то должны понимать: Ваши мысли для меня как на ладони. Теперь, когда с формальностями покончено, простите мою бестактность, и позвольте говорить свободно. – Она снова сдалась первой. Сесиль усмехнулся. – Сколько ещё вы намерены испытывать судьбу своим неподобающим проведением?

– Вы вызвали меня во дворец, чтобы узнать это? Впрочем, вероятность того, что случайная женщина родит нового Хранителя крайне мала, вы ведь знаете это. Лет в тридцать я возьму в жены милую богатую девушку, намного младше себя, к сорока дам жизнь новому Хранителю, посвятив двадцать лет служению Арере.

– Служению? Вы получили свой статус пять лет назад и что мы видим? Разочарование. Однако король милостив, он дает вам шанс послужить Родине.

– Премного благодарен, но чего же Его Величиство ожидает от недостойного раба своего?

– Довольно паясничать! – Возмущенно воскликнула она.

– Его Величество надеется, что бесполезнейший из Хранителей отыщет для него Одаренного богиней воды. – Вмешался Сесиль с холодной насмешкой в голосе.

– А если нет?

–У вас, лорд Грапнет, нет права выбора. Это приказ. Его высочество желает зачитать вам его лично, так что будьте добры явиться на следующий совет лордов.

***

      Голос, обладатель которого несомненно достоин вступить в блаженный рай и шествовать с хором ангелов, возвещая о пришествии Пресвятой Наи, серебряный пронзительный напев, полный силы и молитвенного светлого восторга, он, возможно, смог бы и утратившего веру заставить вновь склониться у ног каменной богини.

      Слышавшие его ждали, что с клироса спуститься не меньше, чем совершенная красота и под шелест крыл излечит горести и болезни тела, как прежде песней исцеляла души и возносила их наверх, где Милостивая Наи могла внимать им.

      Люди ждали затаив дыхание, но всякий раз платили за предвкушение растерянностью, ведь Лакрес, одарившая их своим пением, совсем не походила на любимицу богини.

      Удивительно, как быстро одухотворенность сменялась на оскорбительное удивление и безмолвное разочарование, когда на глаза попадалась маленькая фигурка с непослушными рыжими волосами и не слишком красивым лицом, вечно сохранившим какое-то жалостливое, несчастное выражение. Сама Лакрес переживала подобное отношение очень остро, однако жалеть ее, возможно, было бы не вполне уместно, ведь она могла оставить свое неблагодарное занятие и развлекать песней гостей отца или, скажем, подруг.

Пусть ей не доставало очарования, бессилье не стало бы ей упреком, когда за спиной столь влиятельная семья. Герцог Моро, богатейший и влиятельнейший человек в Арере, дальний родственник, но близкий друг самого короля, обеспечил дочери беззаботную жизнь. С детства она нередко бывала во дворце и водила дружбу с принцессой. Их объединяло не только высокое положение, но и безграничное желание соответствовать. Часами они обсуждали, как трудно дышать в корсетах, как болезненно впиваются в голову шпильки из сложной прически, как досадно всегда и везде быть лицом и телом и проявлять чувства лишь тогда, когда того требуют приличия: падать в обморок от дурных вестей и изображать милосердие, обсуждая очередное благотворительное пожертвование. И в то же время между ними была пропасть, видимая только Лакрес. Принцесса принимала эти условности как свод правил для беззаботной и спокойной жизни, она приносила в жертву удобство в угоду собственным же интересам и всегда была в выигрыше, будто опытный шулер в партии с жизнью. Ее лицо всегда освещено, но руки остаются в тени, где вершатся дела, достойные королевского вмешательства.