– Это все, Павел Петрович?
– Так точно, Ваше Величество.
Николай Второй отошел от окна:
– Что ж, докладом я удовлетворен. Однако новый флот требует новых офицеров. Об этом вы не сказали.
***
– Господа, господа, сначала вяжем городового!
– Панов, Юрасовский, Колчак! Городовой – ваш!
– Есть!
– Остальные к всаднику, быстро!
– Любая медь должна блестеть!
Трое кадетов в летней морской форме, решительно подходят к полицейскому и, заговорив с ним, быстро скручивают городового, не давая тому закричать:
– Тихо, тихо, господин городовой! Мы быстро!
– Ох, господа, опять яйца лошади натирать? Да мне же за это месяц потом задницу горчицей мазать будут!
– А мы Вас свяжем, господин полицейский, не волнуйтесь…
– И рот носовым платочком заткнем! Вот так вот!
– Милое дело!
Куклу связанного городового аккуратно помещают на скамеечку под раскидистым деревом, и выполнившая задание команда присоединяется к тем, кто решительно атакует памятник Петру.
Человек пять при этом взбираются на статую Медного всадника и трут специальной мастикой причиндалы коня Петра Великого.
– Живей, живей, гардемарины!
– Любая медь должна блестеть!
– Не ленись, гардемарины!
***
– Ваше Величество, офицеры для флота готовятся Императорским Морском кадетским корпусом. Обучение вместе с одним годом судовой практики составляет шесть лет. И знания будущие офицеры в его стенах получают отменные. Капитальные знания, Ваше Величество. Все это благодаря неустанным стараниям начальника Корпуса адмирала Епанчина, которые недавно отмечены Вами орденом Белого Орла.
– Все так, Павел Петрович. Но вот градоначальник Санкт-Петербурга барон фон Клейгельс докладывает престранные вещи, – Николай Второй взял со стола несколько листков, – В Морском корпусе, как ему представляется, завелась, вы не поверите… нечистая сила. Извольте прочесть, – и царь протянул листочки Министру.
Тыртов, волнительно разгладив окладистую бороду, с испариной на лбу принялся читать рапорт градоначальника вслух:
– Особой расхлябанностью отличаются кадеты Императорского Морского корпуса. Небрежность в отдании чести и соблюдении формы одежды неоднократно приводили к конфликтам с военными патрулями и задержанию курсантов, находящихся в увольнении вплоть до размещения оных на гауптвахте. Особенно дерзким и вызывающим является пренебрежительное отношение кадетов к старшим и штаб-офицерам сухопутных родов войск. Охранное отделение докладывает о возможном существовании в стенах Корпуса революционного кружка организации «Земля и Воля» …
Государь прервал Министра:
– Там еще добрых несколько страниц про подвиги гардемаринов. Как прикажете это понимать, Павел Петрович?!
– Ваше Величество, Никки, – по-семейному попытался вмешаться Великий князь, который справедливо чтил Корпус как свою альма-матер, – Да испокон веков у моряков пренебрежение к сухопутным. Так в любой стране у флотских заведено. И каким начальником моряку может быть пехотный пусть даже и полковник?
Великий князь осекся, потому как Государь посмотрел на него выразительно и с вызовом.
– Я, разумеется, в положительном смысле … – Николай еще до коронации получил чин полковника гвардии и с тех пор носил его с нескрываемой гордостью. Великий князь понял, что попал впросак, и попытался свести все к доброй шутке:
– Пусть озоруют мальчишки, пока соленого моря не хлебнут. Дети ведь. На кораблях-то не до бузы будет.
– Позволю себе не согласиться, Алексей Александрович. И требую принять самые жесткие меры. Я в октябре, пожалуй, не поеду на бал в Морской корпус. О моем неудовольствии в столице и на флоте должны знать! Читайте последний абзац, Павел Петрович.
Тыртов повиновался:
– В течение последнего полугода растут тревожные слухи о том, что в здание Корпуса вселилась нечистая сила. По ночам из него раздаются непотребные звуки, пугающие горожан. Неподалеку от Морского корпуса несколько раз случались разбойные нападения в темное время суток, в ходе которых граждан заставляли выворачивать верхнюю одежду наизнанку, включая головной убор и далее следовать в этаком непотребном виде. В силу чего многие граждане стараются обходить строения Корпуса стороной.
– Ну, Никки, это он уж совсем ни в какие ворота! – не выдержал Великий князь, – Что значит неподалеку? Все, что в Корпусе – это да: отвечает Флот. Сделаю выговор Епанчину. А все, что за пределами…
– А помните ли вы, господа, что сегодня за день?
– Да вторник, кажется. С утра был во всяком случае…
– А если подумать?
– Ну может святой там какой сподобился… Я не силен в церковных-то календарях, – смешался Великий Князь.
– Стыдно, господа! Сегодня день рождения Петра Великого.
– Ну, разумеется! Так и бокал шампанского был бы весьма кстати.
– А вот гардемарины Морского корпуса этот день чтут и помнят, – Николай взял в руки колокольчик, позвонил и попросил заглянувшего генерал-адъютанта:
– Доложите нам, как гардемарины Морского корпуса отметили годовщину рождения Петра Великого.
Генерал раскрыл папочку и зачитал:
– Поперек проезжей части Большой Морской курсантами Морского кадетского корпуса поставлена пушка, снятая с постамента у здания Константиновского артиллерийского корпуса. В виду сделанной крупной надписи «заминировано», движение на улице было задержано на два часа.
Великий князь не сумел скрыть удовлетворенной улыбки:
– Так за это артиллеристов надо казнить! Они там последние штаны проспят, а моряки окажутся виноваты.
– Было совершено нападении на постового полиции на Сенатской площади, – продолжил чтение генерал-адъютант, – После того, как полицейский урядник был связан, кадеты Морского корпуса натерли полировальными средствами причинное место статуи коня на памятнике Петру Великого, которое после этого стало неподобающим образом блестеть.
И Великий князь, и Министр, не сдержавшись, прыснули со смеху.
– Помилуй бог, Ваше Величество, «… неподобающим образом»! У моряков принято всякую медь натирать до зеркальных кондиций. А тут целый Медный всадник. Как раз – «подобающим образом», начистили. Это все из уважения, Никки!
– Уважения к коню, надо полагать? Поскольку причинное место самого Петра оставлено без внимания, – строго проговорил Государь, очевидно обиженный столь несерьезным отношением к выражению своего порицания, – Памятник Екатерине Великой из бронзы. Там какое место должно заблестеть? Или кадетам это пока не пришло в голову?
Николай Второй не любил терять самообладания. Выражение очевидного добродушия было его привычным состоянием. Но в данном случае повод для раздражения был очевиден.
– Погода сегодня отличная. Утром гулял с большим удовольствием, – Николай Второй ностальгически посмотрел в окно. Он никогда вдавался в дискуссии – не царское это дело, просто переводил разговор на другие темы, – А от нечистой силы Морской корпус следует все же избавить, господа.
Такая фраза показывала: разговор окончен. И окончен полным афронтом. Вельможам оставалось лишь проститься, щелкнув почтительно каблуками. И оставить Его Величество одного.
Перед тем, как садиться в карету, Великий князь раздумчиво проговорил, обращаясь к Министру:
– А с яйцами коня мальчишки здорово придумали! Ей богу здорово.
Тут взгляд его упал на семенящего позади жандармского полковника:
– А ну поди сюда пархатая егоза! Это тебя Пинхусом в столице дразнят?
Жандарм подлетел к князю и вытянулся по струнке, отдав честь.
– Не могу знать Ваше Высочество!
– Ты во дворец поклеп на Морской корпус приволок?!
– Было Их Высочайшее повеление, Ваше Высочество.
– Ишь ты, на детей замахнулся! Козья твоя морда! Да на чьих детей?!
– Это ж честь Флота, господин полицейский, – поддержал Князя Морской Министр, – Мы же всегда все тихо, по-свойски решали… Эх…
– А мы тебе, Пинхус необрезанный, за детей по-взрослому ответим. Вот увидишь. По-флотски! Мы не коню яйца-то натрем, а тебе, любезный. Скипидаром! Они у тебя сквозь шинель красными шарами будут сверкать! И разбухнут до безобразия. Понял, выкрест недоделанный?!