– И тут ты появился как Страшный Суд?

– Никак нет, Ваше Высочество! Суд творит господь. И по божьей воле вы выбрали именно шампанское. Из трех бутылок отравлена ядом была только «Вдова Клико». И Вы ее благополучно употребили.

– Ты знал, каналья, что я выберу шампанское!

– Все мы, слуги Господа, должны ему в делах его способствовать. Через сутки Вы отойдете в мир иной. Тихо, спокойно. И не пытайтесь промывать желудок. Вы пили натощак и яд уже достаточно впитался. Не омрачайте последних часов пребывания на бренной земле. И не смешите публику. Сплетне о том, что Колчак Великого князя шампанским отравил, полиция не поверит, мы ведь уже не в России, как Вы изволили заметить. А народ, если об этом узнает, то легенды обо мне слагать начнет. Уж больно он Вас не любит, Ваше Высочество. К чему Вам позор и насмешки перед тем, как Вы присоединитесь к большинству?

– К какому еще большинству?

– Покойников, Ваше Высочество, как ни считай, завсегда больше получается, чем живущих. Поэтому англичане говорят не «умер», а «присоединился к большинству».

Колчак подхватил в руки пустую бутылку из-под шампанского, заткнул ее пробкой, открыл окно и выбросил навстречу проходящему поезду. Затем взял пустой фужер князя и отправил его туда же. Посуда громким стремительно уходящим назад звоном известила о своей кончине.

– И не пробуйте кричать, проводник отправился заказывать Вам кулебяку.

– Какую еще кулебяку?

– Праздничную, с красной рыбой, рисом и луком. Должен же был я чем-то его озадачить?

Князь, поникнув головой тихо сидел на диване.

– Все ты врешь, Колчак! Был бы яд, я бы уже почувствовал. Но шутка твоя дурацкая даром тебе не пройдет! За балерину свою решил сквитаться? Так я ее уже три года, как не трогал, твою Красавину. От своей-то Балетты и то устал.

– Оставим в покое честь слабых женщин, Ваше Высочество. Позвольте быть выше этого. Разрешите отбыть?

– Пошел вон, скотина! Все настроение испоганил! Ты не достоин эполет, Колчак! Ты звания офицерского не достоин! Ты Отечеству присягал! То же мне – отравитель! – зашелся в истерике генерал-адмирал.

– Отечество и Вы, Ваше высочество, это не совсем одно и то же. А свой самый главный бой за Отечество я, пожалуй, принял именно сейчас. Иногда одного негодяя на тот свет отправить сложнее, чем целый флот потопить. Руки дрожат. Все-таки власть для русского человека – вещь сакральная. Но больно уж морда у этой власти не хороша. Богопротивна и мерзопакостна. Когда близко наблюдаешь, поверьте, отчаянно смердит. И страшно становится.

– Ты правильно испугался, Колчак. Она тебе еще голову-то откусит, эта морда! Власть видишь ли ему не по душе.

– Я не за себя испугался, Ваше Высочество. За Отечество. Как-никак, а Россия – это моя родина. Это чем же надо было славянам господу насолить, чтобы он такую вот власть ей попустил? И боюсь, это не то, чтобы надолго, боюсь – такая власть в Отечестве нашем навсегда. Вот чего боюсь. Века пройдут, а грязная бесстыжая морда останется. Честь имею, Ваше Высочество!

Колчак не торопясь сложил полупустую бутылку коньяку в саквояж, закрыл его, отдал князю честь и вышел из вагон-салона, бесшумно притворив за собою дверь.

Утром следующего дня «Северный Экспресс» прибыл в Париж. Великий Князь Алексей Александрович без мучений «почил в Бозе» к вечеру.

1896 год. Нечистая сила

Снежно-белый яркий свет переливался всплесками слепящих бриллиантовых вспышек. Молочные облака, которые то возникали, то незаметно таяли, лишь чуть растворяли и сглаживали немыслимую всепроникающую жесткую прозрачную белизну. Николай поднимался подобно птице меж облаков, не очень пока понимая, куда. Про себя при этом понимая, что кроме молочной туманности никакого неба над ним вовсе нет.

– Кто вы?

Николай спросил курчавых светловолосых созданий с золотистыми крыльями, которые возникали то тут, то там, то неподалеку, а то совсем рядом с ним. Очевидно, что они помогали ему и указывали путь куда-то наверх.

– Мы?

– Ангелы!

– Мы – твои ангелы.

– Разве ты не знаешь?

– Знаю. Но вас можно видеть, только когда умрешь. А я?

– Ты пока жив. Но ты идешь к нам. И сейчас все решится: возвращаться тебе или остаться здесь.

– Но я не хочу умирать!

– А ты не умрешь. Здесь нет никаких мертвых. Смотри как здесь хорошо! Мы с тобой, чтобы хранить тебя. И наш совет: оставайся. Живи с нами здесь. Под хрустальным небосводом.

Николай еще раз восторженно огляделся вокруг:

– Так вот оно какое – небо в алмазах?!

– Да. Такое. И быть здесь – венец всему.

Николай не заметил, как оказался вдруг у самой границы свода, где из белесой соляной, как будто, поверхности торчал огромный ограненный продолговатый алмаз, на который и приземлился, получив вдруг облик белоснежной птицы с человеческой головой, мальчик, с которым он только что разговаривал.

– Венец, потому что много алмазов?

– Венец, потому что всё отовсюду всё лучшее сюда стремится и сюда стекается. Смотри: эти кристаллы совершенны! В них немыслимая красота!

– Да… Хорошо тут, – Николай вдруг понял, что его здесь, вроде бы как, и нет. Вернее, он здесь есть, но сразу повсюду. И его не видно, вернее, он не может увидеть ни рук своих, ни ног. Но ангелы разговаривают с ним и сразу все одновременно, об одном и том же, и при этом он всех их сразу понимает.

– А как же вы меня видите?

– Человек, это не руки и ноги. Человек – это его мысли и его душа.

– Мы видим их.

– Но как?!

– Ты тоже сможешь познать, понять и увидеть, все, что захочешь.

– Можешь получить любые новые ощущения.

– Можешь познакомиться с кем захочешь. И любого узнать, как самого близкого тебе человека.

– И Наполеона?

– И Наполеона. Он, кстати, не самый интересный диктатор. Цезарь, Александр Македонский, Чингисхан – тоже здесь.

– А женщины?

– И с любой женщиной. Так близко, как пожелаешь.

– Только ум и душа?

– В любой форме, в какой только захочешь.

– А почему люди не попадают сразу сюда?

– Мало, кто вообще сюда попадает. Здесь только те, кто исполнил предназначение.

– А Бог?

– А мы и есть – Бог. И ты станешь частью Бога. Если останешься.

– А где при этом живут люди?

– Они там, где ты был. У каждого из них – свое предназначение. И кто-то попадает сюда, когда его исполнит. А кто-то, и таких большинство – нет.

– А я?

– А ты исполнишь. Это сразу видно. И потому ты уже с нами, здесь.

И Николай вдруг почувствовал наслаждение от всемогущества: быть сразу повсюду, все понимать и думать остро и стремительно, до всего дотягиваясь мыслью практически мгновенно. Да только вот нет их – этих предметов. Одни облака. И всякая вещь существует не в образе даже, а просто в понимании и ощущении ее.

– Да, так устроен мир. Есть только то, о чем ты можешь подумать. И все, о чем ты думаешь, обретает реальность.

– Все-все?

– Здесь нет предела фантазии. Она безгранична. И в этом смысл.

– Нет, я так не могу.

– Можешь! Фантазия – самое главное! Она делает человека подобным Богу. То, как ее исполнить, приходит потом. И приходит обязательно.

– Подожди! Но ведь есть наука.

– Фантазия – это «что». Искусство и наука – это «как». А человек и человечество – это всего лишь средство для исполнения божественной фантазии.

– Но я еще ничего не придумал! И еще не понял, что же я должен совершить!

Внезапно ярко-белый молочный цвет погас. Наступила невидимая пустая, но очень объемная пугающая черная тишина.

***

– Ваше высокородие, кажись, достали! – впередсмотрящий на марсе радостно закричал столпившейся на палубе команде учебного фрегата.

– Слава богу! – прошелестело по рядам.

– Жив ли? – задал тревожный вопрос командир корабля.

А вот на этот вопрос ответить пока никто не мог.

Шлюпка, поймавшая среди бурных волн тело курсанта Морского корпуса, дружно взмахнув веслами устремилась к своему кораблю. Можно было пока с надеждой выдохнуть и расслабиться.