– Ладно, – она пожала плечами, прочитала надпись на банке и ошарашено уставилась на меня.

Я выдавил из себя улыбку и снова бросился бежать. В несколько прыжков догнал брата и, схватив его за рукав, потащил дальше по улице.

– Стой, идиот, – недовольно проворчал он. – Ты чего сбежал?

– А что еще я должен был сделать?

– Подождать, – сказал Саймон, ткнув пальцем мне в висок. – Я пожертвовал нашей последней едой, чтобы она тебя поцеловала. Ты ведь никогда не целовался с девчонкой.

– Ну и что?

Саймон хлопнул себя ладонью по лбу и досадно покачал головой.

– Сам еще не вырос, а на Жана гонишь. Это ведь то, что каждый мужчина должен испытать хоть раз в жизни. А ты упустил свой единственный шанс!

Вместо ответа я закатил глаза, фыркнул и небрежно махнул рукой. Но сердце внутри обуглилось дважды.

Я завис над тайником под Саймоновой кроватью. Под своей я, как и должно быть, насчитал пять банок: две с фасолью, две с капустой и одну с кукурузой. А под его только две банки – обе капустные.

Сосредоточенно сдвинув брови, я перечитал еще разок названия и повернулся к брату.

– Кто-то порылся в твоем тайнике?

Саймон неловко пожал плечами и перевел взгляд на потолок.

– Саймон!

– Я ведь не знал, что нам придется срочно бежать. До стипендии осталось всего два дня, а мама Рузанны очень больна и не может работать. Я хотел только… – он замялся и стал внимательно разглядывать свои ботинки.

– И что? Поцеловала она тебя?

– Ой, да какая разница? Я ведь не ради поцелуя…

– Вот почему ты заставил меня отдать Сесси персики, чтобы я на тебя не гнал. Ну, знаешь…

– На меня не гнал? Ты? На меня? Да если бы ты в первый раздел не поперся… – он яростно зарычал и схватился за голову. – Не хочу ругаться опять. И так жопа полная. Если мы сейчас еще и передеремся, это все, пиши пропало!

Я закивал и засунул капусту в сумку.

– Аптечку еще надо взять.

– Она родительская.

– И что?

Он промолчал.

Аптечка находилась на кухне и в ней были всего пара бинтов да червячная кислота для прижигания без красящего пигмента. За счет разделения кислотной и красящей составляющей местные медики вывели прямо-таки убийственную вещь. Без специального тампона наносить его на рану нельзя, а то вместо лечебного эффекта можно было прожечь в себе еще одну дыру. Как раз именно тампонов и не хватало.

– Радуйся, она бесполезна, – констатировал я и убрал стеклянный пузырек с кислотой обратно.

– Хотя бы бинты возьми.

Я недоуменно приподнял брови.

– Они же родительские.

– Да, но мы не увидим их больше. Это я на рефлексе сказал.

Он поспешно отвернулся, пряча выступившие слезы.

Родители работали в первую смену, а дедуля Тедди во вторую. Его дома тоже не было. Меня это не удивило – он вечно где-то пропадал, – но расстроило. Будь он сейчас дома, наверняка придумал бы что-нибудь.

Мы выложили на стол все свои припасы и окинули их печальными взглядами.

– Нам этого не хватит, – вздохнул Саймон. – Мы умрем с голоду.

– Знаешь, если бы ты не отдал свои консервы Рузанне, мы все равно умерли бы с голоду, – успокоил я его. – Нет такой вселенной, где два человека смогли бы тридцать лет прожить на две банки фасоли, четыре с капустой и одну кукурузную.

– Почему тридцать?

– Средняя продолжительность жизни на нашем острове доходит до сорока – сорока пяти лет, так? Я взял на вооружение самый благоприятный исход событий.

– Тридцать лет в горах… – выдохнул Саймон, и его лицо приобрело зеленоватый оттенок.

– Или в каком-нибудь подвале. Зато на заводе впахивать не придется.

Он взглянул на меня с такой яростью, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Издеваешься?

А мне в голову скользнула еще более сумасшедшая, чем отсидка в горах, идея. Я схватил его за руку и раскрыл рот, собираясь выдать новый план.

– Нет, – резко оборвал он, – даже не думай.

– Что? Я же сказать еще ничего не успел!

– Я знаю это выражение лица, – он задрал рубаху и показал мне большой белый шрам под подмышкой, соседствующий с другим огромным шрамом. – Вот, чем все заканчивается, когда на твоем лице появляется такое выражение.

Это случилось два года назад, когда я предложил Саймону построить на крыше дома пункт наблюдения за соседями. Тогда же я и свалился с крыши. А он меня поймал и держал минуты три, пока сломанный козырек впивался ему в бок. Не удержал, правда, и я сломал ногу.

– Я извинялся за тот случай миллион раз. Неужели ты до сих пор меня не простил?

– Простил, но, ты вообще частенько передо мной за что-нибудь извиняешься. Тебе не кажется, что это хороший повод задуматься?

Я нахмурился.

– Идея была не плохая.

Саймон закатил глаза и разражено вздохнул.

– Сожри тебя черт морской, выкладывай.

– Ходят слухи, что за западными горами есть небольшой прилесок…

– Был, – поправил меня брат, – лет сто назад.

– А вдруг до сих пор есть! Там как раз лет сто никто и не был.

– Допустим, и?

– Мы могли бы построить плот! – радостно воскликнул я.

– Заткнись. Не бывать этому. Никогда. Понял?

Я обиженно нахмурился.

– Почему?

– Потому что тогда морской черт и впрямь тебя сожрет.

– Ты меня недооцениваешь!

– Неужели? Тогда, раз ты такой крутой, раздобудь нам еще еды. Неизвестно, сколько нам придется отсиживаться.

Я прищурился и растянул губы в ехидной улыбке.

– Ты, правда, этого хочешь?

– Уже не уверен.

Усмехнувшись, я нарочито медленно подошел к маминому буфету.

– Виктор, не смей! – рявкнул Саймон, вскочив с места.

Нащупав под столешницей буфета припрятанную отмычку, я довольно помахал ей. Трудно было найти более бережливую женщину, чем наша мама. Она из тех людей, что готовы заморить голодом всю семью, лишь бы побольше еды запрятать в заначку. Сейчас это было нам на руку.

– Не вздумай! – Саймон попытался отобрать сломанную вилку, уже не первый год работавшую универсальным ключом от маминых запасов. – Если ты возьмешь у мамы консервы, она нас убьет.

– Саймон, уймись, – осадил я его. – Она больше никогда нас не увидит. Ты забыл? Мы собираемся сбежать. И никогда не вернемся домой.

– Но как же… – он сдавленно икнул и шлепнулся на скамью. – Как она будет жить дальше?

– Без нас или без консервов? – уточнил я.

Он промолчал, опустил газа и отвернулся.

– Я не хочу на это смотреть.

– Если нас поймают, эту вину я возьму на себя, идет?

– Не смешно. Ты и так во всем виноват.

Я вскрыл замок и развернулся к брату.

– Прости, – в очередной раз извинился я, но прозвучало неубедительно. – Если хочешь, я повторю это еще тысячу раз.

Саймон отмахнулся, и я достал из буфета драгоценные мамины запасы, богатству которых можно смело завидовать самой черной завистью. Здесь было все: от кислой капусты до соленых слив.

– Черт, обожаю их, – сказал я, сглотнув наполнившие рот слюни. Завтрака мне не досталось, обед в академии я тоже пропустил, а время уже подбиралось к ужину, и желудок приветственно заворчал. – Давай откроем одну баночку, а?

– Нет, – отрезал Саймон. – Просто собери все.

Я выложил запасы на стол и сел на скамью напротив. Саймон обхватил себя руками и смотрел на них самым печальным взглядом, словно перед ним не еда была, а записка с приказом на смертную казнь. Хотя, в целом разница небольшая. Если мы, не дайте боги Пандоры, каким-то чудом выживем и вернемся домой, не сносить нам голов.

– Пойду поищу мешок, – я вскочил с места, надеясь скрыться от его обреченного взгляда. Слишком уж угнетающим он был. От его вида я острее чувствовал реальность происходящего, и внутри загорался душный ядовитый пожар.

Я поднялся наверх и стал, не спеша, обыскивать нашу комнату. Обилием вещей она не радовала – один шкаф да две кровати. Все из тусклого местами проржавевшего металла. Наш остров вообще славится серостью и сыростью, так что, может, и не вредное производство убивает местный народ так рано. Самая частая и страшная болезнь – пресловутая цинга. Из-за нее капусту нам выдают больше других продуктов, и смотреть на нее уже нет сил.