Серый дракон просачивается над головой старика и чуть не задирает его капюшон, чем закрывает всё лицо старика. Длинные конечности держать шире двери, чтобы он весь поместился. Но аромат свежесваренного кофе, держит оборону – отчаянно и достойно.

–Да не шуми ты, Прохорыч. Не буди тишину!– Оборвал его Олег. Он видел только ногу и нахлобученный капюшон,– сам негодую, а что делать. Кофе будешь, пока горячий?

–???

–Говорю, компанию составишь?

–У меня другая отрава,– отмахнулся Прохорыч, не понятно для Олега, что тот имел ввиду.

Дракон напирает и кашляет огнём. Он занял уже весь потолок, а по четырём углам спускаются его цепкие щупальцы. Казалось бы высокий, южно-американский абориген, готов принять бой, но градус кипения заметно падал, несправляясь наверное с резкой переменой часовых поясов.

–Ну и…

Дед махнул рукой и удалился прочь. Дверь хлопнула и приоткрылась.

Дракон лежал уже ниже лампочки, свисающей на проводе от потолка более чем на двадцать сантиметров, сложив чешуйчатые лапы одна на одну, а сверху них свою огромную голову. Он еле слышно сопел в свои большие ноздри и выпускающийся воздух, плавно приподнимал к верху его длинные усы.

Оставшись один, Олег одним глотком уничтожил остатки плохо растворимого кофе на самом дне чашечки и решил просто минутку-другую посидеть в одиночестве. Разум требовал размышлений, а на языке горький след кофеина; язык прилепает к нёбу и хочется пить – пить много. холодной, колодезной воды.

"Вроде бы и ничего такого,– думает он про себя,– и режим работы располагал быть постоянно на ногах, в движении, в бдении. А стоило только присесть на минутку, свесить плечи на ключицу, так сразу же смаривало в сон. Веки тяжелели, наступала головная боль, темнело в глазах."

Обычно за дежурство парни из охраны, поочереди прилаживались на часок покимарить, а то и больше этого. Но дело принципа для Олега, оно значится с большой буквы и отступать правилу он не желает. Закодировал сам себя, но только гордится этим. Просто потом возвращаться тяжелее – да и стыдно. Стыдно перед собой.

Тут ещё большую роль играет слово хозяйки – сказала усилить бдительность, значит покимарить не получиться. "Не дай-то Бог, снова "гость" объявится и "отработает" своё. Работать, так работать",– снова думал про себя Олег и гнал всю навязчивую нечисть, сбивающая его с ПУТИ.

Это всё нервы. Вместо того, чтобы признаться, ищет источник несуществующего.

Параллельно в голове крутились мысли о "Курске". В чём-то он находил взаимосвязь и со своим положением по жизни и с такой огромной трагедией. Но только сравнение ничтожно маленькое, а масштаб трагедии был настолько велик, что ему не хватит и целой жизни, чтобы осознать её. Как и нормальный человек это не могло не сказаться и на внутреннем состоянии Олега, его поведении и отношениях с… которых пока не было. Он боялся поставить себя на место хоть одного подводника, чтобы представить те ощущения, которые вскоре закончаться навсегда.

Его передёргивало, а в носу чуял трупный запах. Боковым зрением ползли полуразложившиеся трупы в тельняшках, а из прогнивших дыр выползали морские падальщики. Потом плавующие трупы распухшие от воды сталкивались меж собой и расходились, чтобы столкнуться с другими.

" А у кого-то семьи: жена, дети, родители. Дяди, тёти, крестники…"

"И всё…"

"И всё! В один миг."

Только хотел он встать, чтобы выйти, как в сторожку вошёл Николай. Дракон вздрогнул и проснулся, но сейчас для Олега он союзник. Он ему кивает, подавая знак, чтобы тот пока не вмешивался. Коля ещё не закрыл дверь, как несколько раз фыркнул вроде себе под нос, но чтобы Олег слышал.

"О, обозначился",– ворчливо подумал Олег и вида даже не подавал.

Вместе с Коле ещё что-то вошло; его не было видно – оно ощущалось Олегом, как предрассветный луч солнца, лениво выползающий из-за горизонта и давал знак красно-пёстрому Пете-петушку о начале…

–Ну как там?– спросил Олег у брата,– тишина?

Коля, нервно сопя, прошёл мимо него и после этого недовольно ответил:

–Да кому там что нужно, все и вся спят. Даже бычки, и те мирно храпят,– Коля сделал акцент на последнем слове показывая затаенную злость и недовольство на…, а затем добавил уже как бы себе.– Уже столько кофе попили. До утра не хватит.

Он заглянул в банку с кофе, зачем-то понюхал её и вновь недовольно сказал:

–Всю ночь на ногах. У нас и кофе не хватит до утра.

–Я хорошо слышу,– ответил Олег.

–А, ну понятно!– похоже на отмашку.

То, с чем был Коля, похоже был сильней того дракона, которого оставил Прохорыч, и на которого рассчитывал Олег. Он прятался за спину Коли, боком выглядывал и косился на дракона; эта была стратегия, он присматривался, прицеливался.

Коля подошёл к плите; Олегу было видно как пар ещё исходил от недавно вскипячённой воды в чайнике…

"…О, что это? Что это, что это!!!"

"Ради всего святого, молчи! Молчи!!!"

"Да просто интересно…"

"Посмотри… сам знаешь куда – там тоже интересно."

… ещё не до конца остыла решётка на которой стоял чайник и которую совсем недавно жжёг синим пламенем природный газ. Коля берёт за ручку и… секундное оцепенение на лице; этот пар тоже предмет в некоторой степени одушевлённый. Птица! Птицеяд! Он не появляется медленно или постепенно; он взрывается как порох, но совершенно бесшумно и появившись, встаёт на дыбошки. Не до конца расправив крылья, цокает острыми когтями на уродливых лапах. Скользит по столу как на коньках – вспархнув пару раз крыльями, удерживает равновесие и шипит косоротым клювом…

О чём можно думать в такие минуты? О чём вообще он думает?

Как бы это назвать?! Те моменты в жизни, проходящие через него как через сито, когда злость вростается в сердце, мелкими кусочками пропущенными через мясорубку и этими маленькими червечками, чем-то напоминающие тех, что съедают спелое, здоровое яблоко изнутри… Ты как-будто слепнешь. Теряешь вначале предчувствие, а вскоре и чувство реальности и всё кажется, что тебе само должно везти, подставляться под тебя, подстраиваться – а ты только протягиваешь руку и берёшь готовое и пользуешься. Если вдруг не так, то злость растёт, развивается, укореняется. И обычным сжатием кулаков и до скрипа зубов, не обойтись.

Сделав шаг к столу, Коля тут же опрокинул чайник с кипятком на пол, разлив всё содержимое. Брызги накрывают его пыльные берцы и немного голенища до колен. Мокрый пол под столом, под тумбой от телевизора, под Колей – блестит сероватой жижей. Достаётся и Олегу; он не обращает внимание, хотя несколько крупных капель, жгут погрубевшую кожу даже через брезентовую штанину. Коля ухватывается за руку, как за спасательный выступ на отвесной скале, за которую если не удержиться, то падение вниз, принесёт ему исчезновение как моральное, так и физическое…

… и так смешно сжимается его лицо, так он меняется на глазах, как кусок сливочного масла растекается на горячей сковородке. Уродливая гримаса от боли на последнем издыхании сдерживается, чтобы не изрыгнуть ещё одного – воплощения воображаемого предмета, ещё более уродливого и безжалостного. Коля всё ещё сдерживается, чтобы не закричать и зажав раненую руку меж ног, молча стал пережидать, когда боль утихнет.

Птицеяд одним только взглядом уничтожает дракона, а тот, что пришёл с Колей, поджав хвост, пулей вылетел из сторожки.

То ничтожество, что увидел Олег, он представил с плавающими трупами в замкнутом пространстве наполовину заполненной водой. Чтобы исчезнуть, нужно вырваться наружу. Но некуда! Вода меняет цвет, становится мутной, в ней плавают опарыши, которые размножаются со скоростью времени. И растут! Растут!

К Олегу пришёл удав; он как кот потёрся о его ногу, запрыгнул на колени и обернувшись вокруг пояса, пристроился у него подмышкой.

"… дракон ушёл – пришёл удав…"

Он сидит на высокой табуретке и спокойно наблюдает за танцами брата. Пусть немного и жжёт ему ногу, но это не сравнить с тем, за чем он сейчас наблюдает… и не имел не малейшего желания вмешиваться и помогать. Возможно брат ожидает снисхождения, смягчения; может он даже думает, что сейчас старший брат снимет маску босса и положа руку на плечо, скажет: "Ну всё, братишка, хватит! Я не прав, каюсь. Ложись спать, мы тут сами!" И погладит по голове.