Когда ему наконец удалось перебороть волнение, то с негодованием, и нисколько на деда, а сколько на тяжёлые воспоминания, сказал:

–Прохорыч!!!– Всё-равно звучит как взрыв, как всплеск, как рвутся натянутые тросы,– я же курить бросаю! Ёлки-палки…

"… но продолжение такое смешное! Ха-ха-ха!"

"Ты тоже понял!Ха-ха-ха!"

"Придурки! Это не то, о чём вы думаете. Придурки!"

"… да просто попался на врасплох. Ха-ха-ха! Обычное дело! Тьфу…"

"… ага! А был-то прям на пике! Прям на пике!"

"Ха-ха-ха!"

"Всё не так. Вы! Придурки! Отстаньте…"

Дед непонимающе смотрел одним глазом на молодого человека. Сквозь густой дым никотина, на Олега смотрела эпоха, но не просто смотрела, а сгорала до последней капли керосина… и тот ничего толком не понимал. Медленно добавляя огня потухающему воображению, он даже шагнул ближе. Это как наступить на голову повергнутому врагу, хотя повержение как таковое, снимает с оппонента хоть какое-нибудь название.

–А что такое?– Наконец-то что-то дошло до деда (как капля просочившаяся через сварочный шов…), но в чём причина негодования Олега, так это то, как видно в глаза при общении – что видишь, то и говоришь. А лучше молчать; это как получится.

Прохорыч заулыбался беззубым ртом, кривя верхнюю губу, заварачивая её словно специально в бок. Видно сухие дёсна и пожелтевшие края языка.

"Как он это делает",– спрашивает сам себя Олег, но вслух…

–Как ты куришь такую гадость, Прохорыч? Блин!– Олег кашляет как-будто специально и быстрым шагом направился в сторожку. В догонку ему, дед Захар крикнул:

–Ты чего?

–Ничего,– злится очень,– иди ты!

Дед делает ещё шаг вперёд. Он не сдаётся, но силы в нём уже меньше прежнего.

–А где ж остальные рёбяты, а? Олежка, слышь меня?

–В обходе по территории,– бросает Олег и скрываясь за дверью, но добавил вскользь,– ни человек, а вепрь какой-то. Вампир!

Дверь хлопнула. Разговор закончен.

Наблюдая за исчезнувшим за дверью парнем, дед Захар долго стоял как вкопанный и всё также продолжал дымить своей вонючей папиросой. Он проиграл, но чтобы Захар Прохорович отчаялся – не бывать тому.

Он знал о происходящих в хозяйстве племянницы делах, но относился к этому абсолютно спокойно. Прохорыч был твёрдо уверен в том, что в его время такое не допустили бы. Его время самое лучшее и твёрдое в плане стабильности и контроля, а что сейчас твориться ему остаётся только наблюдать в подтверждении своего мнения.

Прохорыч выполнял свою работу настолько, насколько хватало его старческих сил, и вполне был этим доволен. Докурив, он снова бросил пустую трубку из-под папиросы себе под ноги и затоптал его кирзовым сапогом – единственное, точно отработанное до автомата движение, работающее даже при отключении мозга. Поправив старую винтовку на плече, дед решил пройтись по территории в надежде встретить кого-нибудь из ребят, чтобы пообщаться с ними.

С Олегом-то не удалось.

Просто поговорить.

На столбе, прямо над сторожкой, затрещал прожектор и несколько раз, почти незаметно моргнул. Это совершенно нисколько не повлияло на густоту чёрных красок вокруг него. Площадь освещаемого пространства, упорно держала свои границы, и тот перепад, почти незаметный глазу, сливался в ещё один неопределённый цвет.

На самом же деле, функции, определяемые производителями, ничтожно меркнут в пучине бытовых тяжб, случающихся во вселенском масштабе потребителей и их потребностей. Каждый индивид, под своей невидимой оболочкой, оказывается как бы взаперти. И стоит заметить, что это олько по собственной воле. При соприкосновении с другим индивидом, оболочки соединяются и происходит, также невидимая связь.

Что под собой она несёт, или подразумевает, остаётся загадкой, потому что при разрыве индивидов, следов соединения напрочь не остаётся.

Войдя в сторожку, Олег увидел человека, сидящего на стуле спиной к нему. Перед человеком работал телевизор, передавались последние новости. Субмарина "Курск" по всем двум каналам. Трагедия всероссийского масштаба немогшая не затронуть Олега; он и так навзводе, тут ещё он.

Человек не оборачивался, будто не слышал, что кто-то вошёл, а Олег нарочно не стал греметь и показывать своего присутствия. Только хлопнувшая дверь и скрипнувшая половица, не могли не судить об обратном. Как игра, или борьба невидимых миров – всё тихо, спокойно, светит солнце и рождаются люди. А внутри вот-вот сейчас разорвётся двойной узел как при максимальном натяжении. И ведь никто не заметит.

Олег не двигая головы, только глазами осмотрелся по комнатушке, а сам слушал новости. Изображение было с рябью, но лица можно было разглядеть. Но звук чистый. Как раз передавали на сколько им ещё хватит кислорода.

"Да как они там могут вычислить, сколько им там хватит! Идиоты! Пацаны считай заживо похоронены, а они там вычисляют! Корм для рыб."

Олег сдавил челюсти до боли в зубах и отпустил. На столе стоял бокал с недопитым кофе, а в тарелке недоеденная яичница. Хлебные крошки, и на полу тоже. Дышало беспорядком и безответственностью. Многодневными носками.

" … идотом меньше, дибилом больше…"– подумал он ещё раз о том же. И зачем, сам не понял.

Сидящий человек, мужчина, был младшим братом Олега – Николай, или как он его ещё ласково любил называть – Коленька. Это было больше похоже на заботу старшего над младшим, чем на обидное обзывание или кличку. Но Николай этого не любил и порой сильно раздражался. Но больше его бесило. Нет, не от обиды, но желание убить, чисто образно, возникало периодически. Ну или просто навредить, чтоб неповадно было, или чтобы, когда язык снова захочет повторить такое, он сразу же отвалился. А лучше всего, чтобы чирий вскочил, на самом кончике. Коля терпел и почти никогда высказывался напрямую брату по этому поводу; во-первых – авторитет старшего брата был выше всяких там обид, к тому же тот мог просто-напросто нанести физически вред – избить, нанести телесный увечья, что вызывает невосполнимый дискомфорт в быту и в работе. Во-вторых – мстительный нрав Коленьки сделать пакость изподтишка, подразумевал затаённое и взятое в долг. По-больней, по-острее, так, чтоб запомнилось и при следующих встречах посмеяться, и потыкать в него пальцем, мол, сам нарвался, вот и получай. Хотя с Олегом такое может не прокатит. Можно и шею свернуть и руки с ногами переломать. Было и третье, но оно состояло ещё в плане разработки и пустить его в ход не представлялось возможным. На что хватало Николая это сделать точно до наоборот указаниям братишки. Ну и так это в отместку, он иногда разыгрывал брата самыми идиотскими шуточками лишь бы досадить тому.

Олега это ни много ни мало тоже раздражало, а в последнее время стало бесить. Хотя он и совершает путь к самосовершенству.

Всё-таки братья.

Вот и сейчас, заслышав на крыльце братца,– а это точно был он,– Николай быстро уселся на стул спиной ко входу и, раскинув широко ноги, изобразил спящего человека на рабочем месте.

"Спящего человека на рабочем месте!"

Олег к любой работе подходил с полным осознанием ответственности и всегда делал всё правильно и всё как положено. Всё правильно, подразумевало под этим лист бумаги, на которой чёрным по белому были расписаны правила. Пункт за пунктом, пронумерованные и изложены чётко прописанные формальности. Они если и не выучивались наизусть, то тщательное изучение этого, сводило на нет непонятно поставленная где-то запятая и продолжение многоточия.

Этому его никто не учил, он сам в себя это заложил и когда – уже наверно и не помнил. Олег был очень щепетильным к деталям, к текущим обстоятельствам, также включая внезапность и неожиданность, и особенно к конечному результату; он должен быть как минимум удовлетворительным. Так он мучил себя, и того же требовал от своих подчинённых. И очень был зол – был зол, если кто-то не выполнял возложенных на него обязанностей. Исключений не было и для младшего брата. Особенно для него.