Но главная наша беда состояла в присланном буквально перед самым отплытием новом помощнике капитана Тарасевиче. Это был нахрапистый молодой человек с типичной физиономией комсомольского активиста, главной своей обязанностью считавший воспитательную работу с экипажем. Тарасевич гордо называл себя комиссаром, по вечерам приходил в кубрик с гитарой и, мешая всем спать, пел хорошо поставленным голосом песни про комсомол, от которых нас тошнило. А еще он доставал всех постоянными лекциями, похожими одна на другую, как две лапы адмиралтейского якоря. Правда, назывались они по-разному: “Права человека в мире бесправия”, “Там, где у власти капитал”, “Дядя Сэм распоясался”, “В дебрях неоновых джунглей”, “Империалисты бряцают оружием”, но от лекций нас тошнило не меньше, чем от песен… Однако самое ужасное состояло в том, что на всех стоянках во всех портах этот козел организовывал обязательные экскурсии по революционным местам.
Выстроившись в колонну по три, матерясь вполголоса и с вожделением заглядывая в гостеприимно распахнутые двери кабаков, мы маршировали к очередному историческому зданию, где якобы выступал Ленин (или мог выступать). И попробуй дернись – про загранку придется забыть на всю оставшуюся жизнь! Апофеозом визита на берег была неизменная беседа с местными активистами рабочего движения. Активисты смотрели на нас сочувственно, но под суровым взглядом комиссара послушно рассказывали о тяжелой жизни простого капиталистического моряка. После чего садились в собственные иномарки и, облегченно вздохнув, разъезжались дальше бороться за свои права, а нас тем же манером препровождали обратно под удивленными взглядами весело отдыхающей портовой публики.
Вот тебе и:
“…Шумит ночной Марсель в притоне “Трех бродяг”,
А женщины с мужчинами идут в кабак…”
Так бы и вернулись мы домой несолоно хлебавши, но спасибо коку: добавил накануне прихода в Стамбул комиссару в вечерний чай чего следует, и встретил товарищ Тарасевич рассвет в гальюне. Как говорится, лучшее средство от кашля – слабительное. Достаточно одной таблетки, и кашля как не бывало. Кто не верит, может попробовать – не то что кашлянуть, вздохнуть страшно…
Днем, правда, когда границу открыли, и капитан разрешил свободной вахте на берег сходить, вылез пламенный борец за счастье трудового народа минут на пять – весь такой бледный, осунувшийся. Попытался комиссар про гордое имя советского моряка арию исполнить, да после первого куплета так его прихватило, что еле успел до заветной двери добежать. В таких случаях на флоте образно говорят – пробоина ниже ватерлинии!
И как мне было после всех этих испытаний не сорваться с нарезки в любимом городе Стамбуле? Веня посмеялся и заверил меня, что предполагал что-нибудь подобное, а Лем начал обстоятельный рассказ о своих выступлениях на ринге, успев к концу поездки добраться до второго раунда третьего боя…
В Москве Веня с совершенно неожиданным для меня успехом и выгодой продал всю партию выдувалок, а на полученные деньги открыл кооператив со странным названием “Пузырь”. Я сначала хотел возразить, но потом решил не лезть не в свое дело. В конце концов, это был Венин кооператив, созданный за его собственные деньги, а значит, и имя выбирать следовало ему. Главной уставной задачей организации было насыщение внутреннего рынка качественными выдувалками мыльных пузырей, как импортируемыми, так и собственного производства, – эту ужасную фразу Веня сочинил сам, чем невероятно гордился.
Веня стал директором, Лем – начальником службы безопасности, а ваш покорный слуга был произведен в заместители директора. Иных сотрудников в кооперативе пока не наблюдалось. Портом приписки будущего флагмана мировой экономики (это тоже Веня сказал) стал небольшой подвал, похожий на трюм, недалеко от площади Гагарина. Хоть и не центр, а место престижное!
Из мебели имелись три стола – по числу сотрудников, столько же потертых стульев и пара шкафов с уныло повисшими дверками. Все это барахло досталось нам почти бесплатно вместе с помещением. Для освещения с потолка на кривом проводе свисала электрическая лампочка в сто ватт.
Правда, выключатель был разбит задолго до нашего вселения, поэтому пользоваться им приходилось с величайшей осторожностью: берешь палочку и тыкаешь в переплетение проводов, пока не загорится свет, а оттуда только искры летят! Зато телефон работал нормально, особенно после того, как я обмотал изоляцией сломанную пополам трубку и красным фломастером нарисовал на диске стертые цифры.
Ровно посередине комнаты проходил черный и шершавый канализационный стояк, похожий на трубу древнего паровоза, который то ли закопали в подвале враги, то ли откопали строители при закладке фундамента. В его чугунном нутре все время что-то мелодично журчало, однако в утренние и вечерние часы стояк начинал гудеть мощно и напористо, навевая тревожные мысли. Окон в подвале не было…
Для начала Веня решил снять брокерское место на РТСБ и хорошенько нарастить капитал. Я попытался отговорить Веню от всех этих биржевых операций, но он только улыбнулся, как улыбался обычно моим шуткам, и объяснил, что нынешние наши дела, как и поездка в Стамбул, – не более чем подготовка к большой игре. Разминка, так сказать. Он притащил меня к почтамту на Кирова, где располагалась биржа, показал огромный зал, гудящий, как растревоженный улей, поводил между людей, с легкостью фокусника ворочающих сотнями тысяч рублей и десятками тонн всевозможных товаров. Он принес толстый, как телефонный справочник, биржевой бюллетень, где было все, начиная от самолетов и кончая гвоздями.
Для того чтобы я прочувствовал, откуда и как происходят деньги, он даже провел показательную сделку: купил пару снятых с армейской консервации грузовиков “Урал” у какого-то Фонда содействия военным пенсионерам (которых почему-то представляла молодая и наглая девица в очках) и тут же продал их с хорошим наваром Уральскому автомобильному заводу для последующей поставки обратно в армию. При этом сами “Уралы”, насколько я понял, не сдвинулись со своего насиженного места ни на сантиметр!
– Посмотри вокруг, – почти шепотом сказал он, – это одно из мест, где живут деньги. Так сказать, среда их обитания. И если мы хотим завладеть ими, то должны не просто закрепиться здесь, но и досконально разобраться в местных законах и обычаях. Охотник должен хорошо знать свою добычу…
Я понял, что его навязчивая идея овладения деньгами вовсе не прошла после нашего возвращения, а напротив – усугубилась. И что желание стать самым богатым из абстрактной формулы превратилось в руководство к действию.
– Ладно, – Веня вытащил из заднего кармана джинсов несколько свернутых листочков бумаги, – здесь все инструкции, что и как делать во время моего отсутствия.
– Не понял, – я автоматически взял изрядно помятые директивы. – Разве ты уезжаешь?
– На пару дней, – Веня смотрел куда-то в сторону, и я понял, что спрашивать, куда он едет, не стоит. – Вам ничего особенно делать не надо будет. Лем пусть съездит получить должок, адрес там есть. Поможешь ему, если что?
– Веня, ты меня обижаешь, – засмеялся я. – Чтоб я пропустил такой цирк, как Лем, выбивающий долги?
Должен сказать, что это действительно настоящий цирк! Последний раз на него навалились трое, так он их в три удара положил, пиджак поправил и говорит:
– Я немного не понял, разве здесь соревнование по боксу?
Тут еще двое выскочили, а он:
– Мне кажется, вы меня с кем-то путаете. Я пришел за деньгами!
Потом с ходу валит вновь подошедших, поворачивается ко мне и улыбается:
– Они, наверное, решили, что я хочу немного потренироваться…
Лем – это сила. Надо только уметь ее правильно приложить…
– А тебе надо будет оформить последние сделки и попробовать выполнить пару заявок, – прервал мои воспоминания Веня. – Я очень подробно все написал…
– Не волнуйся, все сделаем в лучшем виде!
Честно говоря, узнав о перспективах самостоятельной работы на бирже, я несколько испугался, но раз Веня мне это доверил, надо просто напрячься и сделать.
