Мартин достал из своей сумки хлеб и сыр, обернутые тряпицей.

Я протянул руки к огню и спросил:

– Надеюсь, хлеб ты позаимствовал не в Предлесье?

Мартин без тени на улыбку покачал головой.

– Это остатки хлеба с того трактира в Южноземье. Славный там хлеб и пиво. Жаль не могли задержаться.

Я предложил заехать туда на обратном пути, и Мартин с одобрением закивал.

– Денек отдохнуть там было бы неплохо, мне понравилась трактирщица, – он украдкой глянул на меня и на лице промелькнула редкая для него улыбка.

– Тогда решено, – поддакнул я, – задержимся там на денек-другой перед возвращением в обитель.

Мы засмеялись.

Костер загорелся еще веселее, мы разделили еду и молча, думая каждый о своем, поужинали.

Мартин укутался в свой едва просохший плащ и отвернулся к борту телеги. Костер догорал, и мне пришлось подкинуть в него дров.

– Спать еще не будешь?

– Посижу немного.

– Хорошо. Расскажи мне.

– Что рассказать?

– Ты как-то еще давно упоминал, что до монастыря у тебя была семья. Настоятель тоже намекал как-то, что ты не такой как большинство из нас. Ты не всегда был сиротой и попал в монастырь уже взрослым.

– Взрослым это как-то сильно сказано, – отозвался я, невесело улыбнувшись. – Мне на тот момент было не больше шести-семи лет. Мы жили на севере.

– В столице?

– Нет, всего лишь небольшая деревушка северо-западнее от столицы. Я помню снег. Мокрый и холодный. С тех пор, пожалуй, я ни разу не брал его в руки и даже позабыл это ощущение.

Я невольно взглянул на свои руки, сжатые так, будто я собрал горсть снега и вылепил из него снежок. Я разжал пальцы и плотнее закутался в плед. Несмотря на тепло от костра, руки и ноги у меня замерзли и меня начало мелко трясти.

– Не представляю себе вообще снег. Всю жизнь считай провел на юге королевства, и в столице-то не побывал, – отозвался Мартин.

– Побываешь еще. Невелика потеря.

– Мне говорили там очень красиво.

Я пожал плечами. Город как город, не видел в нем ничего особенного, разве что королевский дворец, высокий и белый словно из мрамора.

– Ты снова ушел от темы, – зевая, отметил Мартин. – Вы жили на севере, ты играл в снегу, а что случилось? Почему ты оказался в монастыре?

– Это долгая история, и часть ее потеряна для меня в силу возраста. В шесть лет много не запомнишь и не все понимаешь, что происходит вокруг.

– Мы ведь не спешим. Расскажи что помнишь.

– Хорошо.

Я нахмурился, вызывая в памяти детские воспоминания, те, что сохранились у меня и те, которые поведал мне глава моего ордена, когда я был уже достаточно взрослый. Общая картина всегда была у меня перед глазами и я никогда не забывал ее. По правде говоря, я помнил гораздо больше, чем рассказывал, но что-то предпочитал сохранить в сердце. Что-то свое личное, вроде лица мамы, такой, какой я ее увидел в последний раз. Стараясь забыть лицо в огне, отрешаясь от этих видений, преследовавших меня в кошмарах, когда лицо девочки из Южного Предгорья менялось на лицо мамы в языках пламени.

«Закрой глаза», – шептали ее губы, когда я сквозь слезы смотрел на нее откуда-то снизу, крича, чтобы они остановились.

Глава 4.

Яра проснулась от стука собственных зубов. Она перегнулась через сиденье, придерживая согретый плед заледеневшими пальцами, провернула ключ в замке зажигания. И ничего. Стартер пожужжал и замолк. Набравшись еще сил, Яра попробовала второй раз. На этот раз двигатель завелся. Она щелкнула тумблером печки и легла снова на согретое за ночь место. Ног девушка почти не чувствовала и боялась, как бы и вовсе не замерзнуть и не лишиться конечностей в одну из таких ночей.

Был конец марта, Яра считала что на юге в это время уже весна и люди ходят в майках, но на деле все оказалось не теплее, чем в столице.

Через несколько минут пальцы ног и рук начало покалывать. Превозмогая боль, она села и начала растирать ноги и ступни, чтобы вернуть нормальное кровообращение и согреться. Достала из-под пассажирского сиденья початую бутылку водки, вылила немного в руку и принялась растирать с еще большим рвением. Перед тем как закрутить пробку и убрать ее на место, Яра махнула в душе рукой и сделала небольшой глоток. Горло обожгло и тепло начало разливаться дальше, вниз.

Она убрала бутылку на место, в который раз похвалив себя за предусмотрительность. Ничто не греет лучше чем «белая» в такую погоду.

Пока она жевала пирожки, которые ей отдала бабуля, решила послушать радио. Покрутила рукоятку, чтобы найти местную радиостанцию.

Упомянули о поджоге автомагазина в соседнем городе, но как-то вскользь, зато очень долго обсуждали открывающийся сезон охоты. Яра дожевала последний пирожок, вытерла губы и пальцы, заметив про себя что стоило бы избегать города, в котором так много охотников. С другой стороны, о ней никто ничего не говорил, там она начнет новую жизнь… на следующие две-три недели, чтобы после снова сорваться с места и раствориться в очередном городишке без кинотеатра и скоростного интернета.

Городишко с жутковатым названием «Зверево» ей не понравился. Пустые улицы, закрывшиеся лет пятнадцать назад промышленные предприятия, зато явный перебор с продуктовыми и супермаркетами, казалось, их натыкали на каждой улочке через квартал, если не чаще.

Яра не могла представить, что останется тут больше чем на неделю. Это максимальный срок, просто чтобы немного разжиться деньгами и только.

В центре городка она наткнулась на газетный киоск, поговорила с продавщицей, довольно милой женщиной, от нее узнала что город не просто спокойный, а практически вымерший. Работа есть только в торговле и такси. Сложно было представить кто ездит на такси, если работы нет, либо платят за нее копейки. Она купила газету с местными объявлениями.

Машину Яра оставила на стоянке перед большим зданием, которое как она потом узнала являлся библиотекой. Что порадовало – за стоянку тут не платили, платный просто не существовало как вид. А ей, с ее экономие практически во всем, это было спасение хоть в малом.

Она купила в магазине рядом бутылку воды и присела в маленьком парке на скамейку, чтобы поискать работу и согреться на солнышке. День обещал быть теплым и даже начинало вериться, что весна все-таки придет.

По работе было всего несколько объявлений, и все они были официальные с оформлением и прочими «полезностями», которые как раз и смущали Яру.

Она кинула газету в урну и решила пройтись по центральной улице в надежде найти работу проще и незаметней. Карьера ее не интересовала, поэтому она сразу отмела объявление в центре связи, торгующим телефонами и сопровождающим. Она дошла до конца аллеи, заканчивающейся огромным зданием, похожим на кинотеатр, однако висевшие рекламы говорил о том, что внутри павильона магазины, магазины… и тут на глаза попался клочок объявления на углу, сообщавший, что в книжный магазин требуется помощник продавца.

Что ж, решила Яра, торговля так торговля.

Мужчина средних лет с палочкой и невероятно высокий копался на полке, когда она вошла в маленькое помещение, полностью заставленное книгами разных форматов, авторов, расцветок, прибавлялось ко всему разнообразию все виды канцелярии.

– Чем могу помочь?

– Я ищу работу.

Спустя несколько минут Яра вышла, почувствовав себя гораздо лучше и даже городок стал не таким неприятным как вначале. У нее была работа, квартира, угол у тетки, который предложил ей Андрей, хозяин магазина. Жизнь на ближайшие несколько дней наладилась и можно было немного расслабиться и плыть по течению.

Глава 5.

Я проснулся первым на рассвете и сразу почувствовал, что в лагере мы не одни. Чужой запах, витавший рядом, он не принадлежал ни мне, ни моему помощнику. Пряный запах, едва уловимый, если бы ночью прошел даже маленький дождик, я бы уже не почуял его. Стараясь не шевелиться, чтобы не выдать свое пробуждение, я украдкой осмотрелся. Костер, который развел Мартин ночью, давно потух, даже дымка из него не струилось. Мой помощник спал, дико храпя, совсем рядом, отвернувшись и почти прижавшись носом к борту телеги. Кони тихонько щипали траву, привязанные к дереву неподалеку. Моей сумки, которую я клал всегда под голову, не было, как и вещевого мешка Мартина. Вокруг было тихо, если не считать щебетания проснувшихся до меня лесных птиц. А значит, если в лагере кто-то и был, а я был в этом уверен почти на сто процентов, то он или она уже скрылись. Было бы обидно потерять еду и мои вещи, легкий дорожный плащ, который я отложил, заменив его толстым шерстяным, пару книг врядли представляющих такую уж ценность для воришки. Кем бы он ни был. Но вот письмо… За потерю письма я мог лишиться головы. Прижав руку к груди, я с облегчением вздохнул. Письмо было на месте. Там куда я клал его на ночь, сам неосознавая почему.