Настоящий маг, спокойно отметил для себя барон. Не такая, как те, которые разгуливают по столице – высокомерные, тщеславные, любящие бахвалиться своими способностями и при малейшей опасности прячущиеся за спины своих более высокопоставленных братьев по Ордену. Нет, эта, было видно, оттачивали свое мастерство за пределами периметра Башен. И знала себе цену. Именно такие были ему нужны.

Один из мужчин постучал в ворота, сказал условную фразу, и через некоторое время створы стали открываться.

Барон вошел вслед за Инстиблатом и оглядел огромное помещение.

Когда он спускался сюда в первый раз, три с лишним года назад, здесь находилась гномья спальня. Сюда работники приходили отдыхать после трудовой смены. Время поработало здесь, оставив игрокам развалившиеся, полуистлевшие ярусные кровати из необтесанных досок. А еще мрак, паутину и вековую грязь.

Сейчас это была лаборатория мага огня. Правда, вся ее левая половина невольно свидетельствовала о пристрастии Инстиблата к алхимии, и буквально состояла из стекла. Трубки, реторты, воронки, колбы, чаши, фиалы… В них что-то кипело, переливалось, просто хранилось…

Две женщины в черных балахонах, как у мага, следили за какой-то химической реакцией, в процессе которой в одной из больших колб валил едкий дым, отчего у барона заслезились глаза.

Правая половина состояла из камня и железа. Главным образом это были столы, печи и наковальни. Несколько помощников мужчин в кожаных фартуках сновали вокруг последних, раздувая мехи, поддерживая огонь. Чем-то это напоминало обычную кузню, но когда комендант Черной Крепости увидел, что лежит на гранитных столах, он понял, что сравнивать не имело смысла. Все же это были владения одного из самых страшных людей бывшей Рестарты.

– Я думал, вы покажете мне сферы или порох, рецепт которого я вам дал,– сказал он Инстиблату.

– Сферы, барон, для безопасности находятся в другом помещении. А с порохом я занимаюсь этажом ниже.

– Боитесь? – усмехнулся барон.

– Не люблю напрасный и ненужный риск, – мягко поправил его маг. – Лучше посмотрите сюда.

– Я вижу. Мертвецы. Что вы с ними делаете?

Барон не хотел смотреть, но все равно смотрел на ободранные, синюшные тела.

Маг засмеялся, впервые барон слышал такой смех, скрипучий, надтреснутый, без малейшей толики радости, словно кашляло больное животное. Ему даже стало не по себе.

Отсмеявшись, Инстиблат ответил:

– Перековываю. Меченые, с которых содрана кожа, как выяснилось, еще на что-то годны.

– И на что же?

– О, барон, вы даже представить не можете!

Эл Морот думал, что вновь услышит этот жуткий не смех, но не услышал. Инстиблат сдержался.

– Рассказывайте! – приказал он.

– Порох в глиняных сосудах, как вы их называете бомбы, – всего лишь детская игрушка. То, что получается из тел рыцарей-жрецов намного сильнее и опаснее. Как мне не пришло это в голову раньше, даже не понимаю… Наверное, становлюсь старее, барон. Больше года я выплавляю, пересаживаю, как садовник, татуировки присланным вами людям. И ни разу мне не пришла мысль сжечь тела Меченых. Мне всегда казалось, что они могут еще пригодиться. Они хранились в дальних катакомбах, на леднике. Да, да, здесь можно найти абсолютно все, если правильно искать.

– Конкретнее.

– Последнего мертвого Меченого я решил сжечь. Было плохое настроение, барон… – Левое веко Эл Морота непроизвольно дернулось. – Но оно не сгорело полностью, я имею в виду тело…

Инстиблат не договорил, его прервали.

– Мой господин!

Барон обернулся.

Перед ним стоял один из солдат охраны лаборатории, он видел его у входа.

– Говори! – приказал барон.

– К вам служитель Великой Башни.

У Гарона Эл Морота внутри словно что-то оборвалось.

– Барон… – попытался снова обратить внимание на себя Инстиблат. Но барон жестом заставил его замолчать, сказал, обращаясь к воину в черном:

– Пусть зайдет.

Солдат вернулся к воротам, махнул кому-то рукой, и в лабораторию вошел мужчина.

Одет он был во все белое. Выбритая голова, темно-синяя татуировка на левой щеке – стилизованная башня в круге. Действительно, служитель Великой Башни, ставшей за несколько лет оплотом культа Спящих. Барон поморщился, он не любил фанатиков, из-за своей веры они были плохо управляемы.

Служитель медленно подошел к Гарону Эл Мороту, склонил голову в поклоне, не распрямляясь, сказал:

– Скорбите! В тихий час полудня умерла последняя Спящая, прекрасная Изабаль Эл Морот, ваша дочь.

Барон пошатнулся. Ему внезапно стало нечем дышать, он открывал рот, как рыба, попавшая на берег, но не было слышно ни звука.

Подошел человек из его личной охраны, с тревогой спросил:

– С вами все в порядке? Барон?..

Какое, к черту, «в порядке»! Какой, к черту, барон! Он повел плечами, словно сбрасывая кожу, которая приросла к нему за пять с половиной лет. Потер лицо, снимая невидимую для других глаз маску. И закричал. Так что служитель Башни вздрогнул, а Свор Инстиблат посмотрел на Гарол Эл Морота с интересом.

Бабурин Геннадий Петрович – вот кто он был такой. Был, есть и будет. Инженер, плохо справляющийся с работой, постоянно прикладывающийся к бутылке и не живущий со своей семьей.

Развод произошел рано. Иринка, дочка, только-только пошла в первый класс. И не понимала, почему папа собирает вещи, грузит в раздолбанную «Газель», а затем уезжает, чтобы появиться ровно через три месяца опухшим, пьяным и очень грустным.

По суду ему разрешили видеться с дочкой один раз в неделю, каждую субботу, но он безнадежно пропускал эти дни, появляясь редко. Работа, пьянка, работа… Женщина, ради которой Геннадий бросил семью, ушла от него через полгода. Терпеть не стала. Но вернуть все назад уже не получилось. Бывшая жена не приняла глупого мужа.

Шли года.

Когда Иринке исполнилось шестнадцать, ему к тому времени перевалило за пятьдесят. Он жил один в двушке на Смоленской, работал сторожем на предприятии, где когда-то дослужился почти до директора. И очень жалел дни свиданий с дочерью, что пропустил за эти года. Хватило бы на маленькую жизнь.

Последнее время он часто звонил в квартиру жены, хотел поговорить с дочерью, назначить очередную встречу (сам прийти боялся, не хотел, чтобы дочери было стыдно из-за него). Дозвонился. Встречу ему назначили в Литературном парке.

Он готовился как никогда. Нагладился, помылся, побрился, постригся. Купил цветы – большой букет красных роз и говорящего стихами плюшевого мишку, если тому пожать левую лапу. Пришел к месту встречи на целый час раньше оговоренного срока, трезвый как стеклышко. Волновался, как будто его ждало первое свидание, а не очередная встреча с дочерью, опять запоздалая и опять по его вине. Думал, с чего начать разговор. Но все оказалось лишним.

Иринка не пришла. Пришла ее подруга, сказала, что дочь больше не хочет, чтобы он приходил к ней, звонил или еще каким-нибудь образом давал о себе знать.

Цветы Бабурин подарил какой-то старушке, выгуливавшей пса. Та сослепу посчитала, что это ее бывший муж вернулся с того света, и полезла целоваться, так что Геннадию пришлось отбиваться и поскорее уносить из парка ноги.

Медвежонок достался девочке, покупающей мороженое в киоске. В этом случае прошло без приключений.

Сам Геннадий Петрович пришел домой и ушел в запой, а когда вышел – три дня мучился похмельем. В последний вечер третьего дня ему привиделись инопланетяне за окном. Звали к себе, посылали воздушные поцелуи, хвастались своим космическим кораблем, приглашалиь покататься…

Оклемавшись, он долго смотрелся в зеркало, мял лицо, пытался вспомнить что-то важное. То, что хоть немного могло его спасти. По крайне мере от самого себя.

А вспомнив, пошел занимать денег. Ему их еще давали. Но все равно пришлось заложить квартиру. Индивидуальная вирт-капсула вместе с установкой оказалась дорогим удовольствием.

Но это того стоило.

Он помнил, что кое-как разобравшись с инструкцией, влез в капсулу – в майке-алкоголичке и грязных, со вздутыми коленками штанах, нашел в поисковике загрузок ММО RPG, выбрал «Легенды Танайры», ту, что так любила его дочь…