Облегчение охватило тело Доркас. Сделало руки и ноги ватными, вторглось в голову, пробудило липкую сонливость. Злые глаза прикрыты воспаленными веками. На лбу – испарина, не то от духоты, не то от пережитого потрясения. Пальцы безвольно разжались, податливо прильнув к рваным подлокотникам.

- Если за несколько дней наметится прогресс, я продолжу эксперимент с другим подопытным, - заботливо промокнул плоские капли пота, прищурился, изучая сдержанную мимику, - только в более радикальной манере.

- Могу я войти? – в дверном проёме возникла тёмная фигура. Воплощение изысканных песочных часов. Узкая талия. Покатыё бёдра. Острые плечи, едва различимые под буйной копной лакричных волос. Огромные, завораживающие своей глубиной глаза скользят по лаборатории, въедаются в прикованную к креслу девочку.

- Что ты хотела, любовь моя? Я скоро закончу и буду в твоём распоряжении, - появление Беллатрикс не к добру. Её подопытные редко живут дольше месяца, оставляя своего беспокойного мастера изнывать без дела. Напрашиваться в напарники к другим непрощенным, лишь бы дать выход навязчивым идеям, стремительно вытесняющим из головы не связанные с магией мысли.

- Я хочу посмотреть, - капризный голос заметался визгливым эхом из угла в угол.

- Тебе будет неинтересно, - ответить ласково, но вместе с тем твердо. Убедить найти себе иное занятие. Воспитательная беседа с ленивым кузеном, обмен платьями с сестрой, обхаживание Реддла.

- Это легко исправить, - хищно метнулась к столу с инструментами. Застыла в немом восхищении перед начищенным до блеска арсеналом Родольфуса. – Ты начнешь эксперимент с органами чувств сегодня?

Мужчина нехотя кивнул и, скрестив руки на груди, отошёл в сторону, позволяя невесте вдоволь удовлетворить любопытство. Он смотрел на двух совершенно непохожих друг на друга женщин и думал, что каждая из них ему по-своему дорога. Импульсивная, взбалмошная Беллатрикс – особым родством темной души, страстными ночами, безусловной поддержкой. Холодная Доркас - дарованным интересом, подогреваемым в нём с каждой едкой фразой и пережитой болью.

- Могу я лишить её глаз? – Беллатрикс задрожала от возбуждения, прижимая к груди большой скальпель. Её ненависть к тем, кто остался в городе, не знает границ. Лезвие впилось в белоснежную ладонь, но капля густой бордовой крови осталась незамеченной. Затерялась в складках старомодного платья.

- Пока я не намерен лишать её глаз, - отобрать у невесты любимую игрушку не так-то просто. – Я планирую начать эксперимент с примитивной плотной повязки, не пропускающей свет.

- Почему? – указательный палец требовательно упёрся в его кадык. Огромные глаза сузились в подозрительном прищуре.

- Она слишком ценный экземпляр, чтобы…

- Так слухи не лгут? – воркование сменилось оглушительным визгом. Скальпель отлетел в сторону, чудом минуя сжавшуюся в кресле Доркас. Фурия. Валькирия. Гарпия. Её гнев накрывает с головой, парализует, вселяет первобытный страх.

- О чём ты? – Родольфус схватил её за плечи. Встряхнул что есть силы. Локоны болезненно взметнулись вверх и тяжело разметались по напряженной спине.

- Говорят, твои эксперименты с этим ценным экземпляром, - многозначительный жеманный взмах руки в сторону Доркас, - уже перешли в горизонтальную плоскость.

- Что за вздор? – предположение, которое соответствует правде лишь в его потаенных фантазиях, вызывает гнев. Его удушливая пламенная волна захлестывает Беллатрикс, обдаёт жарким дыханием, подстегивает продолжать пылкий спор, вытягивать с садистским удовольствием самые болезненные струны души жениха.

- Над тобой смеются, Родольфус, - приукрашенный факт обжигает незримыми пощечинами. – Только ты водишь подопытную на прогулки, читаешь ей книги, вьешь в камере уютное гнездышко. Ты позоришь себя. Нас. Том полагает, что…

- Том полагает? – вкрадчивое змеиное шипение вьется тугими щупальцами, сжимает грудную клетку Беллатрикс. Ни для кого не секрет: невеста Лестрейнджа – подстилка Тёмного Лорда. Единственный доступный ей статус низок и жалок. Внешне – окольцована смышленым благопристойным аристократом. Внутренне – уничтожена бесчувственной лаской павшего лидера. – Если ты хочешь поговорить о позоре, расскажи, куда ходила прошлой ночью, любовь моя. Был ли он с тобой нежен или мне вновь игнорировать следы его особого к тебе отношения?

Тонкая холодная ладонь рассекла воздух. Врезалась со звонким хлопком в его щеку, царапаясь о короткую щетину. Скользнула по квадратному подбородку, обращая наказание в дразнящую нежность. Оставила пылающий след. Отметину. Напоминание, кому всецело принадлежит Родольфус. Чьи прикосновения ранят его и возносят на седьмое небо. Чьи слова пробуждают необузданную злость и незыблемую потребность бежать следом на край света.

Беллатрикс метнулась прочь из лаборатории, подхватывая на ходу складки длинной юбки. Застучали по пыльному кафелю сбитые набойки. Родольфус прикрыл глаза. Размял немеющими пальцами крепкую шею. Сделал глубокий вдох. Если сейчас же не последовать за Беллатрикс, не сжать её сопротивляющееся тело в объятиях, не прикусить молочную кожу у острых ключиц, скандал разрастется. Заполнит колючими сорняками их крошечную спальню. Вырвется в коридоры, даруя сплетницам долгожданную новость. Достигнет ушей Тёмного Лорда, и месть не заставит себя долго ждать. Она ему - не любимая женщина, но любимая игрушка, ломать которую никто больше не вправе.

- Подожди меня здесь, хорошо? Я скоро вернусь, - мягкая просьба, словно Доркас может куда-то деться. Эти формальности раздражают её, но жизненно необходимы ему. Именно культурные ценности и требовательность к себе делают его Родольфусом Лестрейнджем, а не безликим свихнувшимся непрощенным.

Доркас уставилась на дверь с надеждой. Секунда. Две. Три. В старом замке так и не повернулся ключ. Её благочестивый надзиратель слишком торопился догнать оскорбленную невесту, и пренебрег мерами безопасности.

Вытянув и сжав пальцы правой руки, она с силой дёрнула на себя запястье. Не так плотно последнее время прилегали к коже ремни. Родольфус понимал, что рассудительная девочка не станет предпринимать тщетные попытки освободиться и щадил её нежную кожу. Втирал в покрасневшие под металлической пряжкой участки какие-то мази. Пахло травой, и раздражение отступало.

Ещё раз. Кожа собралась у ремня складками. Саднит. Рука не желает покидать привычный плен. Застревает в мягких оковах. Рывками желаемого результата не достичь. Тянуть, стиснув зубы. Сжимать костлявое запястье, пока долгожданная свобода не разольется в каждой клеточке, не наполнит ломкие пальцы.

Рука выскользнула из-под ремня. Доркас шумно выдохнула. Впервые за пять лет ей представился шанс сбежать. Призрачный, требующий скорости, силы и везения, пугающий. Если её поймают, станет хуже. Если такое, конечно, возможно.

Дрожа, путаясь в простой застежке, тихо чертыхаясь, она высвободила вторую руку. Хочется покрутить затекшие запястья, размять их, разогнать кровь. Но времени на маленькие радости у Доркас нет. Распустить ремень на правой ноге. Потом на левой. Спрыгнуть с кресла. Бесценная минута уже потрачена. Кто знает, сколько непрощенным потребуется времени на примирение? Бежать, нестись как можно дальше от дьявольской лаборатории? Или найти временное укрытие в самом здании? Когда Родольфус обнаружит, что пленница пропала, перевернет здесь все с ног на голову, но найдёт её. Чтобы смотреть обиженно и пытливо. Увещевать низким голосом, что её жертва – во благо. Заполнять больной желудок новой порцией отравы.