- Береги себя, - Блэк понаблюдал немного за работой мысли МакКиннон и упростил ей задачу. Кривая улыбка. Опущенный до самых бровей капюшон. Нелепый жест рукой – так военные отдают честь.

Непрощенный покинул дом. Зашагал быстро и уверенно к пустырю, ссутулившись, склонив голову вперед, чтобы закрыться от ветра.

МакКиннон стояла на сквозняке, глядя ему вслед, и гнала от себя глупые мысли. Ей не хотелось признавать постыдное желание того, чтобы шрам Блэка воспалился, наполнился гноем, охватил бледный лоб ноющей болью. Потому что в этом случае, они бы увиделись вновь очень скоро. Потому что в этом случае она бы имела почти законное основание дотронуться до него ещё раз.

========== Глава 3. Органы чувств ==========

Факт, что эта тоненькая востроглазая девочка сохранила рассудок и волю к жизни, поражал Родольфуса до глубины души. Интриговал. Может быть, даже восхищал. Прочие подопытные теряли человеческое лицо в считанные месяцы. Выли по-звериному. Лишались тяги к естественным для всякого разумного существа базисам. Бормотали монотонно и неразборчиво. Прочие, но не она.

Доркас жмурилась от боли. Впивалась обломанными ногтями в его запястья. Изредка позволяла себе тихий стон. Но неизменно оставалась собой. Язвительной. Скупой на слезы. Рассудительной.

Такой он впервые увидел её. Перепуганного подростка, отчаянно лелеющего собственное достоинство. В глазах ужас, а губы сомкнуты – ни крика, ни мольбы. Чёрные волосы срезаны тупым ножом до подбородка. За пять лет отросли, конечно. Ниспадают теперь до торчащих лопаток. Мерцают у висков серебряными нитями преждевременной седины.

Рабастан поймал девочку у кромки леса и притащил в место, насмешливо именуемое братьями домом. Младший Лестрейндж в те времена вёл себя, как заправский старьевщик. Не брезговал битой посудой, порванным тряпьем, колотыми пластинками, дырявыми котлами, мертвыми мандрагорами. Решил, что и Доркас пригодится.

Пригодилась. Оказалась почти чистокровной. Огрехи родословной не сделали бы пленницу своей в глазах достопочтенных семейств. Но вкупе с ключевыми линиями происхождения не лишили её привлекательности в качестве экспериментального объекта. Мертвая магия оказалась куда кровожаднее живой. И непрощенные несли покорно на её псевдонаучный алтарь всё новые и новые жертвы.

Работать с ней доверили Родольфусу. Совсем юному. Жаждущему великих открытий. Истосковавшемуся по волшебству. Изобретательному. Он приступил к опытам рьяно и пылко. Испробовал ряд методов средневековой инквизиции, якобы позволявших вычислить ведьму. Заставить её применить магическую силу. Но, к великому разочарованию, тело Доркас реагировало на все его действия вполне по-человечески.

Оказавшись под водой, девочка захлебывалась и теряла сознание. Огонь оставлял на её бледной коже, лишенной солнца, уродливые ожоги. Из её бисерных родинок, проткнутых хирургической иглой, сочилась обычная красная кровь.

Когда Родольфус покончил с попытками пробудить её волшебное естество устаревшими способами, фантазия его заработала с новой силой.

Дюжины больше не чудотворных зелий по рецептам из старых учебников вливались в горло Доркас. Лишенное магической химии варево, проникая в желудок, влекло за собой губительные последствия - отравления разной степени тяжести, галлюцинации, ожоги пищевода.

Инъекции экстрактов и эликсиров забивали её вены, вызывали зависимость, нарушали работу внутренних органов. Вживленные под кожу сердцевины ныне мертвых волшебных палочек должны были стать проводниками для утраченной магии, но вместо этого гноились и отторгались измученным телом.

Доркас претерпевала все уготованные ей Родольфусом страдания стоически. В тот день она, как обычно, сидела в старом медицинском кресле. Широкие кожаные ремни сдавили тонкие запястья и щиколотки. На нежной коже останется след. Пытливый взгляд заметался по захламленной лаборатории. Усталая попытка угадать, что мучитель придумал на этот раз.

- Как ты себя чувствуешь? – только ей этот вопрос всегда адресован с искренним участием и интересом. Ни намека на формальную вежливость непрощенных.

- Превосходно, - должно быть, все его зелья в этой девочке становятся чистым ядом. Он плещется через край, наполняет собой каждую нотку хрипловатого голоса, сочится наружу, чтобы опьянить Родольфуса.

Он жестко усмехнулся. Её гипотетическая искренность была бы весьма полезна. Но Доркас предпочитает храбриться и язвить. Остаётся только догадываться об истинном положении дел по бледным щекам, маленьким язвочкам в уголках губ, алой сетке лопнувших сосудов в глазах. Прижал ладонь к бьющейся на шее жилке. Пульс раза в два превышает допустимую скорость.

- Позволишь поведать тебе мою новую идею? – длинные пальцы придирчиво скользнули по инструменту, напоминающему нож для колки льда. Растревоженное сквозняками пламя свечей разбросало фантасмагоричные тени на стены, ржавую столешницу, напряженное лицо Доркас.

- Зачем ты все время спрашиваешь разрешения? – слабая попытка скрыть раздражение рассыпалась в дрожащих нотках. Упала к его ногам, облаченным в кеды. Что за нелепый контраст? Столь безобидная обувь для человека, наделившего себя безграничной властью над беззащитной девчонкой.

- Для своих лет ты очень умна, Доркас, - брошенная вскользь похвала обволокла её тугим коконом отвращения, смешанного с самодовольством. Правдивую лесть любят все – темные лорды, юные девы, заносчивые патрульные и даже пленницы. Родольфус знает это, как никто другой. – После всех этих лет я всё ещё не теряю надежды на сотрудничество. Если бы ты рассуждала вместе со мной, делилась изменениями в самочувствии, изучала труды величайших магов, эффективность нашей работы возросла бы в десятки раз. Неужели тебе самой не хочется вернуть талант к волшебству?

- Не ценой своей свободы и здоровья, - из-за вечно сведенных к переносице бровей на её лбу проступает пока неглубокая, но уже неизменная морщинка.

- Тебе стоит меньше хмуриться, - разгладить нежную кожу шершавой ладонью – одно из маленьких постыдных удовольствий этих экспериментов.

- Ты же не сделаешь мне лоботомию? – фраза сорвалась с губ вызывающе и дерзко. Затравленный взгляд метнулся к инструменту, небрежно оставленному лежать поверх прочих орудий психиатров двадцатого века.

- Только не тебе, - он мягко смахнул её угольные волосы к вискам. Проникновенно впился глазами в исхудавшее лицо. Неужели девчонка не понимает, что уже давно значит для него куда больше, чем заурядные подопытные из соседних камер?

- Так что же тогда? – её нетерпение отмечено довольной улыбкой.

- Все органы чувств связывают наш мозг с окружающим миром, помогают воспринимать бесконечные потоки информации, которыми наполнена реальность. Зрение преобразует световой сигнал, и мы понимаем, что перед нами красивая девушка. Слух превращает цепочку звуковых сигналов в интересный диалог. Осязание связывает фактуру предмета с рядом ассоциаций, и, оказавшись на атласной простыне, мы сильнее желаем своего партнера…

- Я знаю, что такое органы чувств, - понимание девчонкой правил этикета оставляет желать лучшего, и это злит Родольфуса. Обладай Доркас хотя бы толикой манер Нарциссы Блэк, была бы близка к идеалу, как никто другой. Но она перебила серию изысканных метафор, вдребезги расколов его благосклонное настроение.

- Я планирую лишить тебя каждого из пяти, - наивысшая форма наслаждения – смотреть, как она борется с ужасом. Силится сохранить бесстрастное выражение лица. Безмолвно уговаривает себя успокоиться. – Выражаясь фигурально, конечно же. Беруши, тёмная повязка на глазах, онемевшие руки – всё это должно заставить твоё шестое чувство пробудиться.