— Ты же сам говорил, что Мирелла коварна. Кто знает, что она могла наплести греку о своей несчастной судьбе?

— Прекрасно! — энергично кивнул Люциус. — Итак, предположим, что Фрэнк обещал Мальсиберам выкопать тело старика, освободив тем самым Ральфа полностью, взамен на что они должны были каким-то образом отомстить мне… Но Фрэнк, к примеру, два года назад струсил и довершать освобождение Ральфа не стал. А потому сделка их сорвалась, и Мирелле пришлось увезти брата в Грецию, где они прожили некоторое время, пока Ральфу стало в шкуре старика совсем невмоготу, что, конечно, вынудило их разработать некий новый план и вернуться в Британию сейчас. Два месяца они дурачили меня, пытаясь убить разом двух зайцев: отомстить мне и заставить, в то же время, извлечь тело Кербероса из-под земли, что, безусловно, было теперь их основной целью, однако, что же Фрэнк?

— Быть может, Мирелла связалась с ним перед приездом в Британию, и он, всё ещё одержимый своей идеей, вновь согласился вступить с ними в сговор, пообещав, что поможет тебе провести эксгумацию?..

— Полностью сдав себя с потрохами при этом? — усмехнулся Люциус. — Почему бы Фрэнку в таком случае было просто не выкопать Ральфа самому, как они, предположительно, и договаривались с самого начала? За эти два месяца он мог сделать всё чисто! У него была уйма времени, и ни у кого бы даже не возникло никаких подозрений на его счёт… Зачем надо было устраивать весь этот цирк? Какой ему лично был от этого прок? Предположение, что Фрэнк совсем не знал о планах Миреллы и Ральфа — тоже маловероятно, ведь без сомнения, он ждал нашего прибытия в Азкабан.

— Что если в этот раз они просто не смогли договориться друг с другом, или Фрэнк узнал о том, что мы едем выкапывать тело, лишь в последний момент? — предложила Гермиона.

— Почему же, позволь спросить, в таком случае он просто не сбежал? — спросил Люциус.

— Понимая, что мы всё равно выкопаем Кербероса и обнаружим в свидетельстве о смерти Ральфа его подпись, Фрэнку, возможно, пришлось действовать спонтанно. Пока мы только направлялись в Азкабан, он успел сговориться с Паркинсоном, зная о том, что Плегга имеет на тебя собственный зуб и не останется в долгу перед ним за своё освобождение. А для того чтобы потянуть время и не позволить нам поднять тревогу слишком рано, Фрэнк выпустил из сада мертвецов нам навстречу. Это позволило ему безопасно вывести из крепости Паркинсона и скрыться самому…

— И всё же, — Люциус приподнял бровь, — многое не сходится. Если Мальсиберы не были в сговоре с Фрэнком эти два месяца, зачем они сами тогда так долго водили нас с тобой за нос? Они могли вынудить меня поехать в Азкабан гораздо раньше — я ведь почти сразу начал подозревать под личиной Кербероса Ральфа и если бы в тот день, когда я напоил его слабительным, Мирелла бы только намекнула — я бы незамедлительно помчался в Азкабан, как сделал это теперь. Она же намеренно выставила меня параноиком, ещё больше убедив окружающих, да и меня самого, в том что старик вовсе не её брат… Зачем надо было разыгрывать весь этот спектакль, если итог всё равно один?

— Мирелла хотела расстроить наши отношения, — замотала головой Гермиона. — Она хотела, чтобы я утратила доверие к тебе…

— Но зачем? — скривился Люциус. — Неужели мелкая личная месть может быть куда желаннее скорейшего возвращения истинного облика её дражайшему братцу?..

— О, Люциус, — судорожно вздохнула Гермиона. — Она же женщина, да ещё и мстительная… Она столько лет держала на тебя обиду, неужели ты думаешь, что она упустила бы такой прекрасный шанс попортить тебе кровь, даже если это и не привело ни к чему, в конце концов?

— Что ж, прекрасно, — кивнул он. — Я могу принять тот факт, что Мирелла, испытала злость от того, что вопреки всему я обрёл семейное счастье, и решила подкорректировать по приезду в Британию свои планы… Однако мы забыли ещё об одном очень важном участнике всего этого представления: Алонзо — наш любимый мексиканский друг! Каким образом он стал их соучастником?

— Вероятно, они пообещали ему что-то взамен… Может быть деньги? — предположил Кингсли. — После смерти родителей он ведь полностью обнищал.

— В какой момент тогда он присоединился к ним, позволь спросить? Уже здесь, в Британии или они каким-то образом были знакомы с ним раньше — в Америке? Он ведь действительно очень настойчиво просил меня перевести его в Лондон. Признаться, мне уже тогда показалось это странным, однако, я проявил небрежность и не придал этому должного значения… В любом случае, роль Алонзо мне ясна — он должен был снискать расположение Гермионы или, по крайней мере, убедить меня в том, что у меня появился соперник… Но не слишком ли сложный план? Зачем Мальсиберам вообще потребовалось привлекать ещё одного, совершенно чужого человека, который за отсутствием острой личностной мотивации мог только испортить им всё дело? Да и действительная причина, по которой Алонзо согласился на это, мне всё же не очевидна — деньги, конечно, весомый довод, но их можно заработать и иным способом. Я хорошо ему платил. Я мог бы сделать его светилом зельеварения, если бы он только захотел… Алонзо же предпочёл подорвать свою репутацию, хотя он явно не из тех, кто может так легко рискнуть всем.

— А не может он быть тоже чьим-нибудь родственником? — боязливо поинтересовалась Гермиона.

— Вот это точно — нет, — уверенно сказал Кингсли. — Я первым делом проверил такую вероятность. Алонзо не имеет абсолютно никаких иных связей с Британией.

— Когда я вернулась в тот день в лабораторию, — сказала Гермиона, — Он очень странно отреагировал на моё появление, будто бы совсем не ожидал увидеть меня вновь, и я спрашиваю себя, почему?.. Если их целью было лишь выкурить меня оттуда на время, дабы Люциус решил, что я изменила ему, почему же Алонзо тогда так испугался, встретив меня после?.. Почему сбежал на следующий же день, если они были уверены, что их спектакль произвел нужный эффект?

— Он мог элементарно струсить, — сказал Кингсли.

— Или же ты и вовсе не должна была вернуться, — сказал Люциус, обратив на Гермиону очень внимательный взгляд, в глубинах которого полыхнуло что-то страшное. — Увидев же тебя в лаборатории живой и невредимой, Алонзо, вероятно, понял, что истинные планы их по каким-то причинам были сорваны…

— О, Мерлин! Помню, он так и сказал, — Гермиона прижала к губам дрожащие пальцы и, прикрыв глаза, повторила: — «Вижу, что-то пошло не так — вы быстро вернулись…»

— Быстро? — переспросил Кингсли. — Быть может в их планы вовсе и не входило наносить Гермионе вред. Возможно, они надеялись на то, что именно ты, Люциус, в порыве эмоций сделаешь какую-то ошибку…

— Какую же, например? — выплюнул тот.

— Попытаешься убить Алонзо, к примеру?..

Люциус только хмыкнул, и в зале на некоторое время воцарилось молчание.

— Как бы там ни было, — сказал, в конце концов, он. — А ни Фрэнк, ни Мирелла, ни Ральф, ни даже все они вместе взятые не способны были придумать всё это…

— Отчего же? — удивился Кингсли. — У Ральфа, к примеру, было предостаточно времени в Азкабане, а потом и в Греции…

— У тебя бы не возникло такой глупой мысли, дорогой мой друг, если бы ты видел его после первого побега. Проведший четырнадцать лет подле дементоров в одиночной камере, Ральф, и без того не блиставший умом, вернулся в распростёртый перед ним большой мир полностью отупевшим. Он едва мог сам обслуживать себя в то время, он буквально пугался каждого столба, не мог долго находиться на улице и в больших помещениях. Мирелла бегала за ним как нянька. То же самое, примерно, происходило и с остальными беглецами… Не удивительно, что нас тогда победили школьники!

— Будем считать, что я этого не слышал, — строго заметил Кингсли, и Люциус лишь поджал губы. — В роли Кербероса, однако, Ральф был вполне убедителен.