Из груди Гермионы снова вырвались громкие рыдания.

— Ну, всё-всё, — зашептал Люциус, качая её. — Всё прошло. Всё закончилось… Я понял, что мне не стоит больше так шутить! Ну… Хочешь ударь меня ещё раз?

Гермиона замотала головой, говоря, что его так называемая «шутка» была дурацкой, как никогда. Люциус только снова рассмеялся и поцеловал её в лоб.

— Моя хорошая, — успокоительно проговорил он. — Моя прекрасная… Неужели ты правда подумала, что я разозлился на тебя из-за этого глупого разговора с Нарциссой?

Гермиона лишь прерывисто вздохнула, ощущая, будто полностью лишилась сил.

— Только попробуй проделать со мной такой фокус ещё раз, — выдохнула она.

— Прости, что напугал тебя, моя любимая. Прости… — сказал он, сажая её на раковину во второй раз и снова утыкаясь лицом ей в шею. Ухватившись зубами за ворот её блузки, он потянул его в бок, и две верхние маленькие металлические пуговички выскользнули из петель; остальные не поддались, и он стал помогать себе руками.

— Люциус, — Гермиона уже не плакала. Она обратила на него затуманенный от шквала пережитых эмоций взгляд. — Это ты прости, что я так глупо рассмеялась над тобой… Действительно, я не должна была… Но не наказывай меня так больше, прошу.

— Ну, что ты такое говоришь? — его теплые нежные руки обхватили её лицо, и он с упоением прикоснулся к её распухшим, солёным от слёз губам. — Моя сладкая… Я и подумать не мог, что ты так…

В следующее мгновение он отстранился и, сделавшись очень серьёзным, медленно произнёс, заглядывая ей в глаза:

— Будь именно такой, какая ты есть, понятно? Смейся надо мной тогда, когда тебе хочется и там, где тебе вздумается. Потому как только тебе одной я могу позволить делать это.

Люциус снова приник к её губам, и она ответила на его поцелуй.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— И я, — выдохнула она. — Я не смогла бы пережить, если бы мы поругались из-за такой глупости.

— Я тоже, я тоже!

Руки Люциуса уже полностью расстегнули её блузку и принялись за бюстгальтер.

— О, Люциус, нас, наверное, уже заждались! — воскликнула Гермиона.

— Ну, кто нас там может ждать? — улыбнулся он, задирая её юбку.

Пальца его скользнули по нежному шёлку плотно облегающих её ноги чулок, закреплённых на чёрном атласном поясе.

— Но как же Роза?! — воскликнула Гермиона.

— Роза с мальчишками, да и я приказал домовихе следить за ней в оба глаза.

— Но вдруг ей что-то понадобится! — не унималась Гермиона.

— Ну, хорошо! — кивнул Люциус.

Он отстранился от Гермионы и произнёс имя нянчившего детей эльфа. В следующую секунду сверкнула вспышка, и домовиха предстала перед Люциусом и Гермионой, которая едва успела прикрыть свою наготу углом мантии Люциуса.

— Чего изволите, старший мистер Малфой? — деловито спросила домовиха.

— Ты следишь за Розой? — спросил тот.

— Как за зеницей ока! — воскликнула она.

— Что она делает сейчас?

— Играет с мистером Лео и его драконами.

— Покажи!

Домовиха щёлкнула пальцами, и зеркало за спиной Гермионы вдруг превратилось в экран, в котором, как в телевизоре показались сидящие на полу Роза и Лео. Они действительно играли в драконов и смеялись. Гермиона удивлённо уставилась туда. Она ещё никогда не видела ничего подобного.

— Я и не знала, что можно так подглядывать за кем-то, — прошептала она, Люциус фыркнул.

— Ну что, теперь ты спокойна?

Гермиона кивнула.

— Можешь идти, — он уставился на домовиху, натянув на лицо наиболее любезную улыбку, какую только мог себе позволить продемонстрировать эльфу, и та, расплывшись в ответном уродливом оскале, скрылась с их глаз.

Зеркало вновь превратилось в отражающую поверхность. Гермиона ещё приникшая к нему, охнула, увидев, что вся косметика на её лице была размазана, волосы растрёпаны, не говоря уже о расстёгнутой и измятой одежде.

— Мерлин, Люциус! — выдохнула она. — Что ты со мной натворил?!

— О, ты такая соблазнительная во всём этом безобразии! — воскликнул он. — Такая желанная…

Горячие губы его снова обожгли ей щёку, подбородок, затем плечо, пока он наконец не вобрал губами её начинающий твердеть от возбуждения сосок. Успокоенная тем, что Роза была под контролем, Гермиона наконец позволила себе расслабиться.

— Может, перейдём в какую-нибудь спальню? — спросила она, понимая, что продолжение было неизбежно. Пальцы её проникли Люциусу в волосы.

— Нет. Я хочу тебя здесь. Хочу, чтобы люди, случайно проходящие мимо этой двери, слышали твои сладкие стоны.

— Ты сумасшедший, — вздохнула она, думая о том, что эта фраза, за последние несколько лет, стала обязательной частью её повседневного лексикона. Но Люциусу нравилось, когда она произносила это в его адрес. Вот и теперь, губы его тронула улыбка.

Тем временем он уже избавил Гермиону от всей одежды кроме чулок и пояса и, быстро развернув её к себе спиной, наклонил над раковиной, с удовольствием сжав руками её ягодицы. Взгляд Гермионы снова упёрся в собственное отражение. Косметика всё также была размазана по лицу, а в глазах отразилась томность и вожделение. Люциус скинул с плеч мантию, ослабил галстук и нетерпеливо расстегнул ремень брюк.

Наконец он ворвался в неё. Стремительно. Губы и веки его дрогнули от наслаждения. Гермиона поняла, что Люциус хотел её с самого первого мгновения, как только вошёл сюда. Она невольно усмехнулась тому громадному терпению, которое ему, очевидно, пришлось проявить, дабы дождаться этого сладкого момента. С другой стороны, он сам был виноват в промедлении, и Гермиона мысленно порадовалась, что заставила его помучиться в ожидании. Словно бы это было её маленькой местью за тот страх который она испытала, решив было, что её глупая реакция на слова Нарциссы оскорбила его.

— О, Люциус… Максимус, — простонала Гермиона, когда он уже набрал темп.

Это заставило его на секунда остановиться. Гермиона подняла свои бесстыжие глаза на его отражение. Люциус приподнял бровь и вошёл в неё в следующее мгновение рывком, глубоко. Изо рта Гермионы выкатился стон, и она прикусила нижнюю губу.

— Феликс, — выдохнула она.

Проникновение на этот раз было настолько глубоким, что она вскрикнула и прогнулась в спине.

— Замолчи, — сказал он, сияя улыбкой.

— Почему ты не любишь свои вторые имена? — спросила Гермиона, ощущая, как волны удовольствия растекаются по её телу.

— Может потому что они дурацкие? — предложил Люциус.

— А, по-моему, они прекрасно тебе подходят. Такие же претенциозные… вычурные… Малфойские! — пока она говорила это, Люциус врывался в неё с новой силой.

Руки его, меж тем, так сильно сжали её ягодицы, что кожа на них начала гореть, а всё, внутри неё начало пульсировать от близкого оргазма. Гермиона застонала громче.

— Может потому, я их и не люблю, — сказал Люциус.

— Я сделаю так, что ты их полюбишь, — Гермиона захлебнулась от удовольствия: — Я буду стонать их. Я буду кричать их!