Улыбаясь, он прикоснулся к этим невинным завиткам пальцами. Они были мягкие и приятно будоражили его, после чего он медленно склонился, обхватив её бедра руками, и прикоснулся языком к её влажному клитору. Гермиона сладко вздохнула и легла на стол.
— Мистер Малфой, — снова выдохнула она, когда его язык проник в неё.
Его имя из её уст сегодня звучало для Люциуса подобно музыке.
— Что, моя девочка? — с придыханием спросил он, приподняв голову и вводя в неё пальцы.
— Это не правильно.
— Но тебе же приятно?
Ответом ему был её всхлип. Эйфория, охватила Люциуса с такой силой, что он, уже едва ли способный сдерживать себя дальше, нетерпеливо прикоснулся рукой к собственной взмокшей ширинке.
— Дай сюда, свою руку, — прошептал он. — Расстегни, хочу, чтобы ты сама его достала.
Дрожа, Гермиона подалась вперёд. Люциус помог ей расстегнуть брюки и с облегчением вздохнул, когда член его наконец оказался на свободе. Гермиона замерла на мгновение, в нерешительности.
— Не бойся, — с усмешкой прошептал Люциус. — Потрогай его, ну же.
Пальцы её робко коснулись его головки и Люциус застонал.
— Вот так, да, смелее.
Он подался к ней ближе, желая войти в неё, но коленки Гермионы дрогнули — она попыталась закрыться.
— Ну-ну, — Люциус настойчиво надавил на них. — Не бойся. Он не причинит тебе боль. Будет приятно.
Взяв её за бёдра, Люциус сдвинул её на край стола, после чего, наконец, скользнул в неё. Очередной стон сам собой вырвался из его рта. В глазах на мгновение всё даже потемнело, он стал мягко двигаться, вперёд и назад.
— Мистер Малфой, — вздыхала она. — Что вы делаете со мной? Что вы делаете…
Оглушённый и почти ослеплённый счастьем, которое приносили ему эти сладкие движения и её голос, он мог только блаженно улыбаться и стонать, сжимая руками её бёдра.
— Моя сладкая, моя любимая, — дрожащими губами шептал он. — Как я люблю тебя. Как же я тебя люблю… Ты родилась для меня. Для меня одного… для меня…
Позволив себе кончить в неё, он навис над ней, отчаянно сжимая руками её плечи. Он обнимал её, прижимал Гермиону к себе, понимая, что не хотел и не мог жить так, как жил все последние дни. Без неё.
В следующий момент, когда туман, охвативший его сознание, наконец начал рассеиваться, Люциус вдруг осознал, что Гермиона не обнимала его в ответ. Она просто сидела в его объятьях, но больше не отвечала на них. Отстранившись, Люциус взглянул ей в глаза с беспокойством, обнаружив, что она смотрела на него теперь отчего-то очень холодно и даже безучастно.
— Гермиона? — тихо обратился он к ней.
Она вздохнула. Губы её приоткрылись и в следующий момент с них медленно и очень бесстрастно стали срываться слова:
— Надеюсь, вы наконец вдоволь развлеклись с грязнокровкой, мистер Малфой?
Люциусу сперва показалось, что он ослышался, он с удивлением выпустил её из своих рук и она, быстро соскользнув с измятой и запачканной книги, подняла с пола мантию и хлопковые трусы.
— Что?.. — только и смог выдохнуть Люциус. У него, даже задвоилось в глазах, и он тяжело опёрся рукой о стол. — Гермиона…
Не бросив на него больше и единого взгляда, она оправила свою юбку, запахнула блузку и направилась прочь из библиотеки.
— Гермиона! — воскликнул Люциус, в отчаянной попытке осознать, что между ними только что произошло.
Он хотел последовать за ней, но не мог. Он просто не мог. Ноги будто бы не слушались его больше. Они стали ватными, и он только сел на стул, в ужасе обхватив свою голову руками.
========== Глава 13. Сын ==========
Люциус не знал, что так бывает. Ещё никогда в своей жизни он не чувствовал ничего подобного и так, кажется, и не осознал до конца того, что же произошло между ним и Гермионой прошлым вечером. Он помнил только оглушающее всепоглощающее счастье, которое в какой-то странный, слишком стремительный момент рассыпалось прямо в его руках на осколки.
Он тогда ещё не сразу смог подняться со стула, на котором сидел один в библиотеке, со спущенными брюками и покрывшимся испариной лицом, перед книгой по трансфигурации металлов с запачканными, измятыми и надорванными страницами. Голый Меркурий на гравюре вместе со своими жезлами и змеями в ужасе забился в угол листа.
С ним никто и никогда ещё так не поступал.
Кроме неё. Она уже так сделала однажды, три с половиной года назад, придя в его кабинет в Хогвартсе после бала на Хэллоуин в своём белом платье. Она поступила с ним тогда подобным образом, влюбив в себя окончательно, после чего он и сделал вывод, что хотел бы видеть её рядом с собой в качестве жены. Но если в тот раз он воспринял это как разжигающую в нём только ещё больший интерес дерзость, то нынешний её поступок, полностью втоптал его эго в лакированные половицы библиотеки, что в то же время странным образом восхитило его.
Мог ли Люциус когда-нибудь представить себе хотя бы в самом страшном бреду, что его милая Гермиона — ангел, сошедший к нему с небес, окажется таким мстительным и жестоким созданием?..
Люциус вдруг подумал, что он должно быть и вправду очень сильно обидел её за последнее время, раз она поступила с ним столь изощрённым способом. Следующим утром он даже отменил все свои дела и встречи, устроив себе незапланированный выходной, и остался дома потому как мысли его были слишком смешаны.
— Мистер Бэгз, — позвал он домовика уже днём, когда время клонилось к обеду.
Люциус сидел сейчас в саду своего поместья на скамье в тени большого раскидистого клёна. Роза играла рядом в цветочных клумбах, наблюдая за копошащимися в траве жуками.
— Да, сэр, — возник эльф.
— Принеси мне зеркало и покажи, чем занимается миссис Малфой.
— Конечно, сэр, — кивнул тот.
Спустя несколько минут, Люциус уже держал перед собой большое ручное зеркало, в котором Гермиона, как ни в чём не бывало, варила зелье в лаборатории. При виде неё руки его невольно затряслись. Он понял, что должен был сделать всё от него зависящее, дабы вернуть расположение этой женщины — единственной, кто настолько, по-настоящему, всецело соответствовал ему…
Откуда ни возьмись подле неё, правда, опять возник Алонзо. Люциусу от этого стало уже даже смешно. Алонзо бегал вокруг, подавая ей какие-то ингредиенты и нескончаемо тарахтя, очевидно, свои глупые шутки, как он это умел. Люциус закатил глаза.
Гермиона, впрочем, не смеялась. Уголок её губ дрогнул только пару раз и то, скорее уж от раздражения. Люциусу, во всяком случае, хотелось, чтобы это было именно так. В конце концов, ему надоело смотреть на это довольно однообразное зрелище и он, поморщившись, вернул зеркало мистеру Бэгзу.
— Папа, смотри! — воскликнула Роза, она подбежала к нему, держа в ручках большую пушистую гусеницу.