Люциус смотрел ей в глаза, в очередной раз поражаясь тому, какой удивительной, какой необычной она была и, что он совершенно не знал, о творящихся сейчас в её голове мыслях и том, чем мог закончится для них обоих сегодняшний день.

Сейчас он очень боялся её спугнуть. Рассматривая Гермиону теперь, Люциус думал только о том, не хватил ли он лишку прошлым вечером с давлением на неё в момент её глубокой эмоциональной уязвимости, и не сочла ли она его безобидное желание оставить за собой право решающего голоса, намеренным посягательством на свободу её личности? Какая опасная и в тоже время интересная это была игра…

Так, они лежали, неотрывно глядя друг другу в глаза несколько минут, пока Люциус не протянул руку к её прекрасному, обрамлённому непослушными, спутанными кудрями лицу. Ладонь коснулась щеки, пальцы проникли в волосы, задевая её очаровательное ушко. Он медленно провёл ими по краю его раковины. Гермиона вздохнула, и, повернув голову, оставила на его ладони поцелуй. Губы Люциуса сами собой изогнулись в улыбке, всё нутро его исполнилось покоем и радостью, и он настойчиво притянул её к себе.

— Покорная, значит? — прошептал он ей на ухо, когда она была совсем рядом. Когда её горячее тело прижалось к нему, распаляя внутри нестерпимый огонь.

Гермиона ничего не ответила. Она только прильнула к нему, покрывая влажными поцелуями его шею и плечо.

— Моя радость, — он лёг на неё сверху, наваливаясь всем своим весом, раздвигая её ноги и вонзаясь в неё.

Сдавленная в подушках, — лицо прижато к его груди, — она могла только судорожно вздыхать, ловя вожделенно приоткрытым ртом крупицы попадающего к ней воздуха. Руки её, отчаянно цеплявшиеся за его спину, дрожали от неудобной позы. Мог ли он когда-нибудь представить себе женщину безупречнее неё?

В следующее мгновение он выскользнул из неё, отползая назад и, схватив за ноги, вытащил Гермиону на середину кровати, позволяя ей, наконец, свободно вздохнуть, раскинуть руки, с благоговением глядя, как вздымается её грудь, как изгибается её тонкий стан и проступают под нежной кожей рёбра. Стопы её изогнулись, икры напряглись, и она развела коленки в стороны, шире, открывая его взору самую свою, сочащуюся любовью к нему суть.

Люциус навис над ней, упершись одной рукой в матрас рядом с её ухом, а другой обхватил свою изнемогающую плоть, с наслаждением глядя, как со сладких губ её сорвался стон, стоило ему вновь ворваться в неё, растворяясь, испепеляясь в ней без остатка.

***

— Что ж, очевидно, нам больше не стоит рассчитывать на греческие деньги, — вздохнув, сказал Люциус уже за завтраком, читая газету, когда Гермиона, завершив свой утренний туалет, тоже вошла в столовую.

Выглядела она как никогда прекрасно. На ней было надето домашнее платье фиалкового цвета с глубоким, притягательным декольте; волосы забраны наверх, в ушах серьги с аметистами.

— Ты сегодня изумительна, — сказал Люциус, не в силах оторвать от неё восхищённый взгляд. Она улыбнулась ему и тоже села за стол. — Вот только молчалива…

— Я просто слушаю тебя, дорогой, — сказала Гермиона.

Люциус сощурил глаза и поджал губы, после чего медленно спросил:

— Всё в порядке?

— Конечно. Что может быть не так? — взмахнула она рукой.

— Ну, я полагал… после вчерашнего… — нервно облизнув губы, Люциус сделал неопределенный жест рукой.

— Ах, ты про это, — улыбнулась она. — Не беспокойся. Я решила, что не стоит зацикливаться на пустяках. В конце концов, прошлое на то и прошлое, чтобы оставить его там, где ему и место. Вот, пусть и вчерашний день останется всего лишь вчерашним днём…

На мгновение в комнате воцарилось молчание.

— Что ж, — протянул Люциус, всё ещё не сводя с неё пристального взгляда. — Это действительно так… Так значит, ты решила «не зацикливаться»?

— Да, — кивнула Гермиона, улыбнувшись ещё шире.

— И ты… не злишься на меня?

— Почему это я должна на тебя злиться? — она округлила свои глаза.

— И у тебя нет никаких вопросов… которые тебе бы хотелось задать мне в свете всего произошедшего?

Гермиона продолжила смотреть на него с непониманием.

— Подойди ко мне, — сказал Люциус.

Она покорно встала со своего места.

— Что-то не так, Люциус? — спросила она, остановившись рядом с ним.

Он вздохнул. После чего, медленно, взяв её за подбородок, притянул к себе и поцеловал. Гермиона чувственно прикрыла глаза.

— Я поиграю в эту игру вместе с тобой, — прошептал он.

— В какую игру? — снова удивилась она.

— Ну, хорошо, — заключил Люциус, вновь обращаясь к газете, в которой была большая статья о прошедшем благотворительном ужине.

Гермиона не двинулась. Она осталась стоять рядом с ним, покорно сложив руки. Люциус посмотрел на неё с недоумением.

— Можешь сесть, — сказал он, добавив, с некоторым волнением: — И позавтракать…

Кивнув, Гермиона проследовала на своё место.

***

После завтрака Люциус удалился по делам. Вчерашний благотворительный вечер позволил неплохо пополнить запасы Фонда, однако, очевидный срыв планов относительно денег Калогеропулоса, вынуждал его пересмотреть будущие проекты.

Домой он вернулся уже поздно вечером. Мистер Бэгз суетился с ужином, а Гермиона сидела в большом зале, играя с Розой. Когда Люциус вошёл туда, на лице её заиграла счастливая улыбка. Она оставила дочь среди игрушек и подошла к нему, заботливо помогая ему снять пиджак.

— Как твои дела, муж мой? — спросила она, всё также лучезарно улыбаясь.

— Гермиона, ты всё ещё продолжаешь? — Люциус взглянул на неё с изумлением.

— Продолжаю что?

— Прекрати, — прошипел он.

— Прекратить что? — удивилась она и беспокойно спросила: — Тебе что-то не нравится, любимый? Я делаю что-то не так?

— Ах, — Люциус только беспомощно махнул рукой, отчеканив: — Ну что ты, дорогая, всё прекрасно!

Лицо Гермионы вновь озарилось этой наигранно радостной улыбкой.

— Была сегодня в лаборатории? — поинтересовался он, отчаянно пытаясь вывести её на нормальный диалог.

— Конечно, нет! — картинно возмутилась она. — Что же бы я там делала?

— Варила зелье для Рона, например, — подавляя, зарождающееся в нём раздражение, сказал Люциус.

— Ну что ты, у меня совсем нет времени на такие глупости! — Гермиона рассмеялась, будто он сказал сущую нелепицу.

— Чем же ты занималась весь день, позволь спросить?

— Ждала тебя, конечно! — улыбка её стала кровожадной.

Люциус бросил вилку на тарелку. В комнате повисла пауза, после чего, взяв себя в руки, он кивнул и, вновь взглянув на Гермиону, произнёс:

— Я не против, если ты будешь «ждать меня» днём… в лаборатории. Поэтому… поезжай завтра туда и вари там зелья.

— Как скажешь, любимый, — отчеканила она.

— Вот и прекрасно, — выдохнул он, после чего трапеза их продолжалась в молчании.

Уже после ужина, когда Роза была уложена, и Люциус, приняв душ, вошёл в их с Гермионой спальню, она предстала перед ним на кровати в умопомрачительном новом белье, из чёрного кружева и атласных лент. Картина эта была настолько прекрасна, что Люциус даже невольно облизнулся, медленно подходя к ней.