— Что ж, — протянул Люциус, лицо которого оставалось всё это время беспристрастным. — Всё это очень мило, но вечер наш к несчастью подходит к концу, так что, с вашего позволения, я должен взять на себя последнее слово и поблагодарить собравшихся за участие в сегодняшнем мероприятии.
С этими словами он поднялся со своего стула и пошёл выполнять озвученное.
***
По возвращении домой Гермиона была молчалива. Прошедший вечер немало утомил её, и она хотела теперь только одного: прийти в комнату Розы и обнять свою дочь. Роза, однако, уже спала, уложенная мистером Бэгзем — эльфом-домовиком, который вот уже более двух лет служил в их поместье. Тревожить ангельской сон дочери, Гермиона, конечно, не стала. Она просто стояла над её кроваткой, опершись о перегородку, и смотрела, смотрела на её лицо, впитывая глазами каждую её черту.
— Гермиона, ты здесь? — Люциус вошёл в комнату. Он уже принял душ и переоделся в свой богато украшенный вышивкой тёмно-зелёный домашний халат.
— Да, — кивнула она. — Не могу налюбоваться ею. Как она невинна. Как чиста… и не подозревает ещё об ужасах этого мира…
Слабо улыбнувшись, Люциус подошёл к Гермионе и дотронулся, едва касаясь, до её спины. Она взглянула на него своим усталым взглядом и, вздохнув, уткнулась ему в плечо.
— Как ужасно порой распоряжается жизнь, Люциус… Как эгоистичны люди, родители, которые ставят свои интересы и чьи-то безумные идеи выше интересов своих детей, жертвуя их невинностью…
— История Миреллы, очевидно, произвела на тебя неизгладимое впечатление, — констатировал тот.
— А на тебя нет? — она вскинула на него глаза.
— Я знаю эту историю уже очень много лет.
— И именно поэтому ты позволил себе пойти за ней в туалет и, очевидно, пытался вытрясти из неё признание, не так ли? — Гермиона нахмурила брови. — Я видела след у неё на руке. И я очень хорошо знаю, как получаются такие следы…
Она потёрла собственные запястья. Люциус поморщился.
— Что ж, в отличие от тебя я и женщину эту знаю не один год. И в отличие от тебя же меня не так-то просто разжалобить слезливой историей о несчастном детстве. У меня тоже есть похожая история: мать, погибшая, когда мне не было ещё и пяти, жестокий отец… У кого из нас нет такой истории? Но не стоит делать ей из-за этого скидку.
— Я не делаю ей скидки, Люциус, — вздохнула Гермиона. — Мне просто жаль её, хотя я и знаю, что она врёт. Во всяком случае, о том, что касается их с Керберосом знакомства…
— И он потворствует ей, — мрачно добавил Люциус. — Не знаю, с какой только целью. Быть может ему просто весело участвовать в её играх или же у них есть совместный план… Однако врут они оба и это самое отвратительное.
Ноздри Люциуса раздулись от негодования.
— Что же нам делать? — Гермиона обратила на него обеспокоенный взгляд. — Мы же не можем просто так их отослать назад, сказав, что передумали?
— А почему бы собственно и нет? — хмыкнул Люциус. — Завтра же объявлю этому старому авантюристу, что мы не нуждаемся ни в его присутствии здесь, ни в его деньгах…
— Но, Люциус! Ты столько месяцев работал над тем, чтобы всё это случилось! Вернуться теперь к исходной позиции, пытаться найти нового спонсора, способного покрыть все расходы было бы слишком опрометчиво!
— Наша ситуация не столь критична. У нас есть несколько постоянных спонсоров и инвесторов, за счёт которых мы продержимся какое-то время. Мы можем также частично приостановить сейчас благотворительную деятельность и сконцентрироваться на развитии коммерческих подразделений…
— Но тогда теряется весь смысл Фонда! — щёки Гермионы вспыхнули от волнения. — Мы просто не можем поступать в ущерб нашим благотворительным проектам!
— Что ж, — сказал тот с нажимом. — Тогда, очевидно, мы не можем так просто избавиться от Кербероса. До тех пор, во всяком случае, пока мне не удастся стрясти с него необходимое нам количество денег.
— В конце концов, всё почти решено, не так ли? — Гермиона провела рукой по его груди, поглаживая пальцами пару искусно вышитых на лацкане халата змей. — Нам нужно потерпеть всего каких-то два месяца! Что они с Миреллой могут сделать нам за это время? Да и мы с тобой не так просты, как может показаться… Я уже попросила Гарри раздобыть всю возможную информацию об этом греке и о перемещениях Миреллы за последние несколько лет. Если они и затевают что-то неладное, то мы раскусим их гораздо раньше, чем они сумеют опомниться!
— Меня впечатляет твой оптимизм, — приподнял бровь Люциус.
— А ещё я подумала, что нам стоит написать о приезде Миреллы Северусу. В конце концов, они с Ральфом были друзьями в школе…
— Это я уже сделал, — кивнул Люциус. — Северус будет на ужине в эту субботу в качестве эксперта по зельеварению. Он расскажет Керберосу о сложности создания противокошмарных зелий, а заодно и с Миреллой поговорит…
— И ещё, Люциус, я хотела тебя кое о чём попросить, — Гермиона стала вдруг очень серьёзной. — Пожалуйста, не угрожай ей больше…
— Я и не угрожал ей, — он возвел глаза к потолку. — Мы просто поболтали по старой памяти.
— Интенсивность её синяка, говорит об обратном, — спокойно заметила Гермиона. — И если ты будешь продолжать в том же духе — даже если у неё и нет никаких злых намерений, они смогут у неё появиться. Как минимум, она способна повлиять на решение этого старика в отношении нашего Фонда, и мы попросту потратим на него наше время зря.
— Мне ещё надо постараться сдержать себя в руках в следующий раз, когда он снова назовёт меня своим «юным другом», — выплюнул Люциус.
Гермиона тихо рассмеялась, прижимаясь к его груди.
***
Этой ночью Люциус не мог сомкнуть глаз. Всматриваясь в призрачные блики на потолке их с Гермионой спальни, он вспоминал время, пришедшееся на самый пик его молодости, когда он уже, казалось, остепенился, но скука, доставляемая ему этой самой степенностью, ещё была до крайности невыносима.
Люциусу тогда было тридцать два года. К тому времени он был уже более шести лет женат и имел сына. Безумные выходки его юности остались позади и он, признаться, немало тосковал по ним, хотя и понимал, что новый уклад, наступивший после падения Тёмного Лорда, уже не позволял ему быть столь же безрассудным и дерзким. Пытки магглов теперь жестко карались и могли грозить Азкабаном, которого он и так избежал практически чудом, а иных развлечений, способных сравниться с этим занятием по доставляемому ему азарту, он будто бы и не знал вовсе.
Так, лениво и размеренно текла его жизнь. Нарцисса целыми днями занималась Драко, а сам он посещал закрытые загородные клубы чистокровных волшебников, где коротал дни за бокалом огневиски, игрой в воздушное поло, для которой выбирал себе только породистых этонских пегасов, и одноразовыми встречами с приглянувшимися ему дамами, происхождение которых, в отличие от крылатых коней, заботило его несильно. Временами, когда Нарцисса забирала сына на выходные к своим родителям, Люциус устраивал в Малфой-мэноре «Званые вечера», на которые приглашал своих друзей, тех из них, кто также как и он избежал заключения. Вечера эти проходили под лозунгом вседозволенности и разврата, когда приглашённые, да и сам хозяин дома, могли наконец скинуть с себя надоевшие им маски благообразности и высвободить старательно сдерживаемый душевный пыл.
На одном из таких вечеров и появилась она. Люциус уже плохо помнил, кто именно её привёл. Ему только сказали, что это сестра Ральфа Мальсибера — глупого мальчишки, который толком-то и не блеснул ничем за свою короткую карьеру Пожирателя, кроме, разве что, мастерского умения накладывать Империо. На него зато удалось скинуть несколько серьёзных преступлений, за что он, вместе со своим отцом и сидел вот уже шесть лет в Азкабане. Так вот сестра его, Мирелла, произвела на Люциуса тогда впечатление весьма жалкое. Вся она была какая-то неряшливая и растрёпанная, будто давно не встречалась ни с зеркалом, ни с расчёской. Поведение её тоже не отличалось, подобающим её благородной фамилии аристократизмом: смеялась и пила будто плебейка. Люциуса брало отвращение всякий раз, когда он задерживал на ней взгляд. Единственным её плюсом, пожалуй, было только то, что она оказалась абсолютно безотказной, что конечно не могло не радовать гостей.
