— Убирайся из Британии, — прошипел Люциус. — Исчезни… Испарись.

— Тебе нравится это, не так ли? — с придыханием спросила она. — Держать вот так меня за руку? Сжимать её, причинять мне боль и знать, что я её чувствую, но терплю. Тебе всегда нравилось причинять боль… Ты не из тех романтиков, готовых довольствоваться нежными поцелуями и объятьями. Ты любишь властвовать! Ты любишь, чтобы тебе подчинялись, раболепствовали перед тобой!

Челюсти Люциуса скрипнули, и он грубо разжал кулак, так, что Мирелла отшатнулась в сторону.

— Что тебе надо от меня? — спросил он. — Какой у тебя план?

— Никакого, Люциус! — рассмеялась она, держась за своё красное запястье. — Мне и, правда, не нужно от тебя абсолютно ничего! Ни от тебя, ни от твоей маленькой грязнокровки! Всё это лишь нелепое стечение обстоятельств и только! Мне и самой не верится… Но, признаюсь, очень забавно видеть этот неподдельный страх в твоих глазах…

— Я тебя не боюсь, Мирелла. Ты себя переоцениваешь! Однако если я пойму, что ты намерена сделать что-то, что может навредить мне или же моей семье…

— Ты покажешь себя во всей красе, я это уже поняла, — закончила она. — А теперь, если позволишь, я должна вернуться к Керберосу. Скоро подадут десерт, а ему нельзя сладкое, — и, поправив выбившуюся из причёски прядь, она добавила: — В отличие от всех остальных, мне важны не только его деньги.

***

Когда Люциус и Мирелла вернулись в зал и заняли свои места за столом, где рядом с Керберосом всё ещё сидел Гарри, Гермиона не подала виду, что их совместное отсутствие каким-либо образом встревожило её. Хотя она не смогла не заметить, появившийся на запястье Миреллы, весьма красноречивый красный след, и то, как у Люциуса нервно подрагивала верхняя губа всякий раз, когда женщина принималась что-нибудь говорить.

— Так вы, значит, стали мракоборцем, мистер Поттер, — сказала Мирелла, когда они с Гарри наконец-то были представлены друг другу. — Что ж, нельзя сказать, что это неожиданность…

— Скажите, мисс Мальсибер, когда новость о смерти вашего брата настигла вас, где вы были в тот момент? — без тени смущения спросил Гарри.

Мирелла уставилась на него несколько удивлённым взглядом, она даже прекратила жевать.

— Прошу прощения? — переспросила она.

— Мне просто стало интересно, — пожал он плечами. — Что вы почувствовали, узнав, что ваш самый близкий родственник, и одновременно человек из-за которого, по сути, вы и покинули Британию, наконец, умер?

Рот у Миреллы приоткрылся.

— Гарри, — Гермиона тронула его за руку. — Ну что за вопросы такие к нашей дорогой гостье? Простите его, у Гарри это профессиональное.

— А, да, — протянул Гарри, будто бы только сейчас осознав, что задавать подобные вопросы было невежливо. — Да, это было бестактно с моей стороны, конечно! Простите! Вы вправе не отвечать на мои вопросы.

— Ах, ну, нет, ничего страшного, — дёрнула головой Мирелла, машинально потирая своё красное запястье. — В тот момент… Дайте-ка вспомнить. Я только прибыла на Балканы, кажется… Да, именно! После этой новости-то я и отправилась на Крит.

— Где и познакомились, очевидно, с господином Калогеропулосом? — кивнул Гарри.

— Именно так, — улыбнулась Мирелла.

— Простите, — сказала Гермиона, смущённо улыбаясь. — Но господин Калогеропулос сказал, что вы знакомы с ним уже три года, а ваш брат умер — поправьте меня, если я не права — только два года назад?

— Действительно, — кивнул грек. — Я так сказал. Три года назад умерла моя жена, а с дорогушей я, конечно, встретился несколько позже. В июле, кажется…

— В конце июня, если быть точной, — кивнула Мирелла.

— Ах, простите мою настойчивость, — Гермиона снова изобразила крайнее смущение. — Но вы также сказали нам вначале вечера, что пробыли на Балканах почти два года, прежде чем добрались до Крита…

— Ну, что ж, быть может, я и преувеличила немного! — всплеснула руками Мирелла, в её голосе послышалось недовольство. — Что, впрочем, не удивительно. Когда ты одинок и находишься в весьма отчаянном положении, может казаться, что время тянется гораздо дольше, чем есть на самом деле…

— Да, действительно, — согласилась Гермиона. — Такое и правда бывает.

— Так, что вы почувствовали? — настойчиво уточнил Гарри, не отрывая своего пристального взгляда от лица женщины.

— Когда я узнала, что мой брат погиб? — уточнила она, уже не скрывая раздражения в голосе. Гермиона заметила, как грудь её начала вздыматься чаще. — А что, позвольте спросить, чувствовали вы, когда умирали ваши близкие люди?

— Часть из них уже были мертвы до того, как я стал способен осознавать смерть, — спокойно сказал Гарри. — Однако те люди, чью смерть я пережил уже позже, всё же не принуждали меня становиться Пожирателем.

— Так что вы хотите от меня услышать? Что я была рада? Или испытала некое облегчение?.. Он всё-таки был мой брат. Единственная моя близкая родня. Я слышала, что вы, мистер Поттер, провели детство среди магглов. Жили у родственников, которые не понимали и не принимали вас таким, какой вы есть. Наверное, вы мечтали избавиться от них. Хотели, чтобы эти мучения, наконец, закончились. Но желали ли вы им смерти? Обрадовались бы, узнай, что кто-то из них умер, да ещё и в тюрьме?

— Нет, этого я не желал, — мотнул он головой. — Я понимал, что они просто другие. Что они не могут жить по-иному и не могут изменить своего мышления.

— Вот и мои родственники не были способны принять другой уклад, они не понимали, как можно не следовать семейным традициям. Моё детство, мистер Поттер, было тоже не самым обычным. До одиннадцати лет я жила с родителями, конечно. Мой отец был открытым Пожирателем Смерти, но я в силу возраста не до конца понимала происходящего. Когда же мой брат, учась на старших курсах школы, тоже примкнул к Волдеморту, я гордилась им. Я любила своего брата и была счастлива, что тот пошёл по стопам отца. Мы были очень близки… Ральф был для меня всем миром, если хотите, который в одночасье рухнул для меня, после того мгновения, когда Волдеморт пал, совершив свою неудачную попытку вашего убийства, и их вместе с отцом, посадили в Азкабан. Это был мой первый год обучения в Хогвартсе. Стоит ли говорить, какими были мои последующие годы?.. Мать пила. Она оказалась слабой, не вынесла удара и моим воспитанием не занималась. Я жила сама по себе терпя нападки и унижения со стороны окружающих меня сверстников, потому что они не были детьми Пожирателей, а я была. Потому что у них был кто-то, кто мог их защитить, а у меня не было никого!.. Хогвартс стал для меня адом, который длился семь лет; родной дом, был клоакой депрессии и тлена. Поэтому я не знаю, что ответить вам на ваш вопрос, мистер Поттер. Я не знаю, что я чувствовала, когда мой брат, в конце концов, умер. Потому как на самом деле он умер для меня ещё тогда, когда в первый раз попал в Азкабан, променяв меня, свою собственную сестру, на Тёмного Лорда.

За столом воцарилась тишина. Керберос, молча, взял Миреллу за руку, и она благодарно её пожала.

— Простите, что вынудили вас вспомнить всё это, — тихо сказала Гермиона. — Я хочу выразить вам благодарность за то, что вы поделились, хотя и не были обязаны… Этот допрос и правда был весьма бестактным с нашей стороны. Быть может, вы и не поверите в это, но все мы здесь сидящие можем понять, через что вы прошли. В конце концов, война принесла немало потерь нам всем…

— Я ни сколько не в обиде на вас, миссис Малфой, — примирительно улыбнулась та. — Вы с мистером Поттером герои этой войны. Вы одни из тех, кому все мы, так или иначе, обязаны воцарившимся миром, и я понимаю вашу предосторожность, конечно…

— Спасибо, — выдохнула Гермиона.