— Вот уже неделю я думаю, что же с ним сделать, — сказал Люциус. — Уничтожить или оставить, как напоминание?

— Но ты же так хотел его получить! — Гермиона обратила на Люциуса удивлённый взгляд.

— В том то и дело, — кивнул он. — Я не должен был в тот вечер давить на тебя, требовать возвращаться в зал… Этот глупый приз, стал апофеозом моего тщеславия. Я бы хотел его уничтожить, в знак того, что я больше не позволю этому чувству одерживать надо мной верх. С другой стороны, быть может есть смысл оставить его, в качестве своеобразной памяти? В следующий раз, когда гордыня и высокомерие будут застилать мне глаза, я буду видеть его и вспоминать о низости этих чувств.

Гермиона провела пальцами по его щеке.

— Люциус, твоя проблема как раз в том, что ты очень много об этом думаешь, — сказала она. — Чем больше ты придаёшь значения такого рода символам, тем больше позволяешь всем перечисленным тобою качествам завладеть собой. Уничтожив или оставив этот приз как напоминание, ты не избавишься от них, а только больше подкормишь. И в том и в ином случае у тебя появится лишний повод гордиться собой, и всякий раз вспоминая о своём выборе, ты будешь думать, что таким образом возвысился над самим собой.

— Что же тогда делать с этим дурацким призом? — нервно усмехнулся он. — Быть может отправить в космос?

— Почти, — улыбнулась Гермиона. — Ты просто должен о нём забыть. В этом поместье так много старых заброшенных комнат, наполненных всяким хламом и весьма странными артефактами, историю которых я даже не хочу знать. Вероятно, некоторые из них также, как и этот кусок стекла для тебя, имели для твоих предков какое-то значение. Служили им напоминанием или средством, с помощью которого они могли доказать что-то себе и другим… Но теперь это просто старые, никому не нужные вещи. И ценность их заключается именно в том, что о них просто забыли. Их не пытались ритуально уничтожить или напротив, создать из них алтарь. Они просто лежат там и больше никому не нужны… Ведь это всего лишь вещи, Люциус, такие же пустые как этот куб. Есть он или нет его — в конечном счёте абсолютно неважно. Важно только то, что находится у тебя вот здесь, — Гермиона ткнула пальчиком ему в грудь. — Вот здесь находится твой маяк и только он в действительности определяет тебя как человека и позволяет бороться с такими разрушающими чувствами как гордыня, тщеславие, высокомерие, гнев и любыми иными, если они дают о себе знать.

Гермиона замолчала. Огонь в камине негромко потрескивал. На душе было тепло.

— Мой маяк это ты, — прошептал Люциус, целуя её в лоб.

Он отправил хрустальный куб обратно, на маленький столик в углу комнаты и, покрепче прижав Гермиону к себе, закрыл глаза.

========== Глава 7. Связь ==========

Гермиона шла по тёмному переулку. Ей было холодно, лицо и руки стыли, изо рта от учащённого дыхания, то и дело, вырывалось облачко пара. Было тихо. Где-то вдалеке горел свет. Свет этот манил её, и она шла на него, опираясь руками о холодные каменные стены домов. Внезапно дорогу ей преградила тёмная фигура.

— Ты сломала мне жизнь, — проговорил человек. — Растоптала меня. Полностью убила веру в себя.

Темнота немного рассеялась, и Гермиона увидела лицо Рона. Глаза его, стеклянные и безжизненные, как у трупа, смотрели сквозь неё.

— Рон, — прошептала Гермиона, протягивая руку к его лицу.

Пальцы коснулись его щеки, и Гермиона осознала, что он такой же холодный как стена. В следующий момент земля ушла у неё из-под ног, и она полетела вниз, на обледеневшие камни. Руки её уже были скованы, рот онемел, из глаз полились слёзы, а Рон всё ещё стоял над ней, взирая свысока своим пустым взглядом. Он медленно направил на неё палочку.

— Я должен совершить это, — сказал он. — Должен освободить тебя от твоего безумия!

Гермиона плакала, она думала о том, что уже переживала это когда-то. Где-то уже видела это, и в прошлый раз всё закончилось хорошо — появились Гарри и Люциус, но сейчас они почему-то не приходили. Она всё ждала звука трансгрессии, но его не было. Рон стоял над ней, направив палочку ей в лицо, и никто не мог его остановить.

— Обливиэйт максима! — воскликнул он.

Яркий белый луч ударил Гермионе в голову. После чего всё вокруг стало абсолютно чёрным. Всё пропало, и она больше не помнила кто она такая. Она исчезла из этого мира, и липкая холодная темнота колола её тело, изрывала душу, парализовала сердце.

Спустя вечность она открыла глаза и увидела, что находится в небольшой белой комнате, залитой ослепляющим солнечным светом. Кресло, в котором она сидела, было поблизости от окна, но подоконник был слишком высок, отчего она могла видеть через стекло только кусок ярко-голубого неба, глядя на которое не чувствовала абсолютно ничего, кроме странной тоски заполнившей собой всё пространство внутри неё. Кем она была? И что это было за место?

— Мистер Поттер, — раздался чей-то незнакомый голос позади неё. — Улучшений нет, она по-прежнему не сможет вас узнать…

Через минуту перед ней возник человек. У него был странный вид: растрёпанные волосы, щетина на подбородке и два круглых стёклышка в металлических рамках на глазах. Она не могла понять, сколько ему лет, разве что, он не был старым.

— Ну, как ты, Гермиона? — спросил человек, сев перед ней на стул.

Он взял её за руку, а она только медленно отвела от него взгляд, снова посмотрев на кусок неба в окне. Человек тяжело вздохнул.

— Альбус сегодня вернулся из Хогвартса, — сказал он. — Окончил первый курс. Научился делать много всяких вещей, как мы когда-то. Помнишь?

Дыхание его сбилось, и он издал странный сдавленный стон. Она перевела на него взгляд и увидела, что из-под стёкол у человека вытекли две прозрачные капли.

— Вода, — произнесла она.

— Что? — спросил он, сжав её руки, отчего в пальцах она ощутила покалывание.

— Вода течёт.

— Да, — закивал он, и рот его странно искривился, обнажая зубы. — Вода!

Он поднял руку, и стёр с лица капли.

— Джинни передавала тебе привет. Она обязательно заедет к тебе завтра. Она испекла для тебя лимонный торт.

— Торт, — эхом повторила она.

— Да, лимонный, — кивнул человек. — Помнишь, ты любила лимонный торт, когда-то…

Она прикрыла глаза и снова обратила их к небу.

— Прости меня, — человек снова сжал её руку. — Прости, что не успел тогда! О, Мерлин, Гермиона! Да вспомни же ты, наконец!

Она продолжала смотреть в окно, и ей было всё равно, какие звуки производит своим ртом этот странный человек, но из её глаз почему-то тоже потекла вода.

Дни в белой комнате тянулись не медленно и не быстро. Они просто шли, а она просто сидела, уткнувшись взглядом в кусок голубого неба. Иногда к ней приходили какие-то люди, и каждый раз они словно бы уже знали её, а она видела их впервые, и ей было абсолютно безразлично кто они. Ей вообще всё было безразлично.

— Мистер Малфой! Я же уже сказала вам, что это невозможно, — раздался в очередной раз чей-то голос за её спиной. — Мы уже испробовали многие методы! То о чём говорите вы — просто запрещено, понимаете?