— Мог ли ты когда-нибудь подумать, что Джинни будет танцевать на балу с Люциусом Малфоем? — спросила Гермиона, когда заиграла музыка.

— Никогда в жизни! — Гарри положил руку ей на талию. — Ровно также, как и то, что ты когда-нибудь станешь его женой.

Гермиона засмеялась, уткнувшись Гарри в плечо.

— Рон с Лавандой разводятся, — добавил он.

— О, Мерлин! — выдохнула Гермиона. — Но этого стоило ожидать.

— Да, думаю, это даже к лучшему… Я знаю, что они встретили вас в театре в сентябре, и что Лаванда опять устроила сцену.

— Это Рон так сказал? — Гермиона нахмурилась. — Всё было не совсем так…

— А ещё он сказал, что ты была пьяна и липла к Люциусу у всех на виду.

— Что ещё он сказал? — усмехнулась она.

— Что ты была вульгарно одета и вела себя также, и что ему было противно на тебя смотреть.

— Что ж, признаю — всё было именно так! — Гермиона закатила глаза. — Я встретила Лаванду день спустя, между прочим. Она была ужасно расстроена.

— Так значит, ты видела её? Рон сказал, что её двое суток не было дома, а потом она просто собрала вещи и ушла, забрав Хьюго с собой.

— Молодец, — прошептала Гермиона.

— Рон сказал, что этот брак был ошибкой. Он пьёт уже две недели. Джордж запретил ему являться в магазин в таком виде. Молли пыталась его образумить, но он и слышать ничего не хочет. Говорит, что его жизнь сломана.

— И винит в этом, конечно же, меня? — ядовито заметила Гермиона.

— Да… Просто в толк никак не возьму, как мы до этого дошли? Молли говорит, что у него дома вся стена увешана вашими с Люциусом фотографиями из газет. Это становится похоже на опасную манию. Джинни настаивает на том, чтобы она обратилась в больницу Святого Мунго за помощью, но Молли боится, что они его заберут…

— О, Мерлин, Гарри! — Гермиона даже отстранилась от него на этот раз. — Какие страшные вещи ты мне рассказываешь!

— Прости, что испортил тебе настроение. Я просто хотел, чтобы ты была в курсе… — сказал он. — Я поставил на него «Маяк» — специальное заклятие, с помощью которого мы отслеживаем местоположение преступников. Это не очень законно с моей стороны. Я имею права ставить его только на подозреваемых, но хочу быть уверен, что ты в безопасности.

— Я благодарна тебе! — Гермиона крепко сжала руку Гарри. — Но тебе не стоило нарушать устав! Рядом с Люциусом мне ничего не угрожает. Мы почти всегда вместе…

— Не сомневаюсь, но всё-таки, тебе лучше поостеречься выходить сейчас куда-нибудь одной.

Танец закончился. Раскрасневшаяся от волнения Джинни вернулась к Гарри, а Люциус с Гермионой направились к сцене, где начался приём заявок на участие в конкурсе пар.

— Забавная, всё-таки девчонка эта Джинни, — сказал Люциус. — Давно я не ощущал, такого неподдельного страха от женщины, с которой мне довелось танцевать. Думал, она того и гляди грохнется в обморок. Неужели я такой ужасный?

— Нет, конечно, — Гермиона слабо улыбнулась, новость о Роне навеяла на неё тревогу. — Просто она ещё не до конца привыкла, что ты уже не тот, кого она знала.

— Ты какая-то грустная, — заметил он.

— Гарри сказал, что Рон с Лавандой разводятся.

— Думаю, такой исход был очевиден.

— Да, но… — Гермиона не успела договорить. Подошла их очередь на подачу заявки и Люциус начал заполнять бланк. Потом им пришлось позировать для фотографий, и Гермиона решила, что отложит все подробности её с Гарри разговора до их с Люциусом возвращения домой.

Когда они подали заявку и снова пошли танцевать, чья-то рука схватила Гремиону за плечо. Она обернулась. Это была дочь Кингсли, Эостера, с которой год назад они очень тепло общались некоторое время, пока Гермионе не пришлось разорвать общение с ней и братьями Фоули.

— Прости, что отвлекаю, — произнесла она. — Но я хотела с тобой поговорить.

Гермиона посмотрела на Люциуса. Тот лишь пожал плечами и сказал, что будет ждать её у столов с закусками. Со сцены раздался голос ведущего, который начал объявлять список претендентов на звание «лучшей пары вечера» и открыл голосование.

Эостера хотела побеседовать с Гермионой наедине, поэтому они покинули бальный зал и направились в небольшую оранжерею, где в прошлом декабре Гермиона осознала, что ей не нужен никто другой, кроме Люциуса.

— Я возвращаюсь в Америку, — произнесла Эостера, когда они сели на каменную скамью под сенью большой африканской пальмы. — Я знаю, мы долго с тобой не общались, но почему-то я захотела тебе об этом сказать.

— Одна? А как же Салливан? — опешила Гермиона.

— Мы едем вместе, конечно же, — кивнула та.

— Но как же ваши планы купить свой дом в Лондоне?

— Всем этим планам уже не суждено сбыться, — произнесла она. — Я, знаешь, так и не смогла прижиться в Англии. Мне чужды здешние нравы. Вы все такие скованные. Не готовы сознаться в своих чувствах, трясётесь, что вас уличат в чём-то нехорошем. Я знаю, ты всегда считала меня поверхностной…

— Нет, ну что ты! — вспыхнула Гермиона, понимая, что не до конца честна с Эостерой.

— Ну вот! — воскликнула та. — Об этом я и говорю! Я росла в Америке. Там всё было как-то проще. Я не ощущала от людей того осуждения, которое чувствую здесь… Будто я виновата в том, что отец посчитал лучшим для меня пережить военные годы заграницей.

— Никто тебя не осуждает, — покачала головой Гермиона. — Просто ты скучаешь по дому…

— Вероятно, — согласила она. — Но в том то и дело: Англия так и не стала мне домом, и я не вижу смысла мучить себя и дальше.

— Но как же бизнес Салливана? Как же «Королевский Дракон»?

— О! — воскликнула Эостера. — Нет у Салливана больше никакого бизнеса! Его отец ещё в конце лета полностью отстранил Салливана от семейных дел. Он лишил его наследства и отписал «Дракона» Юстасу, запретив тому нанимать брата даже в качестве управляющего!

— Что? — у Гермионы в груди всё похолодело. — Но почему?

— Я не знаю, как это случилось, — покачала головой Эостера. — Салливан наотрез отказывается рассказывать мне подробности. Юстас сказал, что он вроде как нагрубил кому-то из важных клиентов отца, вероятно, даже, кому-то из министерства, но мне с трудом в это вериться. Это ведь Салливан! Он вообще никому никогда не грубил на моей памяти…

— О, Мерлин, — руки у Гермионы покрылись дрожью.

Она вдруг поняла, что отец отстранил Салливана от семейного бизнеса из-за той их стычки после встречи с японцами. Очевидно, Люциус всё-таки сообщил ему об этом, даже несмотря на то, что она просила его не делать этого. Кровь ударила Гермионе в виски.

— Мне жаль, что всё так вышло, — прошептала она. — Жаль, что я тогда так грубо оборвала с вами связь. Я не должна была… Вы отнеслись ко мне по-доброму, приняли в свой круг…

— Ну, что ты Гермиона, — Эостера приобняла её за плечи. — Я совсем не держу на тебя зла за это. Я с самого начала понимала, что ты не задержишься в нашей компании, и что с Джастином у вас ничего не выйдет. Он кстати с нами тоже уже не общается, погряз в долгах, поругался с кем-то из начальства и его понизили. В общем, беззаботные дни наши ушли в прошлое. Зато вы с Люциусом хорошая пара!

— Да, — выдохнула Гермиона и слабо улыбнувшись, добавила: — Я пойду, найду его…

Эостера улыбнулась ей в ответ, и Гермиона, поднявшись со своего места, на ватных ногах побрела в бальный зал. Люциус всё ещё находился там же, где она его и оставила. Он пил шампанское, беззаботно смеясь над сальной шуткой, которую ему только что рассказал мистер Гамп.

— Нам нужно поговорить, — сказала Гермиона, стараясь выглядеть как можно более спокойной, хотя её трясло от переполняющих эмоций.