— Пожалуйста… Еще! Ну же! Еще!
Всем телом упрашивала, снова цепляя ногтями его плечи и раздирая ему спину, выгибаясь от восхитительного движения внутри. Но Рен словно не слышал ничего, замирая на несколько неимоверно долгих секунд очень глубоко в ней, продолжая возносить ее на небеса. Но и он потихоньку спускал с себя цепи, понемногу, совсем чуточку ускоряясь и скользя все размашистее. Второй взрыв в голове Элиста пережила с невероятным трудом, задыхаясь и стонами вымаливая передышку. Проваливаясь в пустоту без звуков и запахов, но с яркими пятнами под веками, она уловила исчезновение тяжеленного веса. И отлично ощущала сверхосторожное выскальзывание из нее.
Беспокойную пустоту внутри сразу сгладили бережные поглаживания по мокрой от пота и поцелуев коже по всему телу.
— Знаешь, о чем я думал, прижимая к себе на том балу? О том, что ты самое совершенное существо, которое только могла создать вселенная. И я держал твои руки, потому что сам боялся. Боялся, что только я отпущу тебя, ты исчезнешь, испаришься, как воздух. Боялся, что сорвусь. Я смотрел на тебя и боролся сам с собой. Ты дышала мной, а я только стоял и думал, как быстро смогу сорвать с тебя одежду. Все стоял и раздумывал, как быстро мои паладины выгонят прочь всю толпу, когда я подомну тебя под себя обнаженную. И я мог лишь мечтать услышать твои стоны и крики, когда я начал бы вылизывать тебе везде. Слышишь? Везде! Каждый изгиб твоего тела. Каждый кусочек твоего бесподобного тела. Я ведь почти наяву ощущал вкус твоих губ. Влажных, горячих, нежных губ между твоих божественных бедер. И я лишь мог держать тебя как можно ближе, представляя, как бы я трахал тебя как можно жестче. Чтобы ты выла подо мной, наполненная мной. Я сломал тебе руку, лишь на секунду представив твою злость и недоумение, как только бы я оставил тебя почти у края. Я бы не дал тебе кончить, моя сладкая. Оставил бы тебя лежать на полу, ошарашенную, неудовлетворенную. Ведь только тогда ты сама потом пришла ко мне. Сама бы нашла меня и заставила закончить начатое. Но ты… ты оказалась сильнее меня. Твой запах на поводке привел меня. Мечты о твоих поцелуях силком пригнали к тебе.
Горячечный шепот и неутомимые ласки кочегарили ее все сильнее. Пустеющая ото всех мыслей голова кружилась. Возникшие было вопросы о том, что она вообще-то не хотела бы стать его игрушкой на раз и уже горько желавшая, чтобы это блаженство близости с ним никогда не происходило, улетучились ненужной шелухой. И сейчас Элиста уже сомневалась в его словах, что она оказалась сильнее. В этот момент важными были только его шепот, его руки, он сам.
Она первой вгрызлась злым укусом в его губы.
Женщина под ним доводила до бешенства и ликования своими мурлычущими стонами, чутко откликаясь на каждую ласку и с каждой секундой теряя контроль, он цеплялся пальцами и ртом за каждую капельку пота, глотая каждый звук и лишаясь последних крох самообладания. Один единственный жадный собственнический поцелуй почти снес волю.
— Прости! Прости! Пожалуйста… Прости меня, — судорожно выпалил Кайло, подминая под себя тонкое тельце. На немой вопрос он хрипло выдохнул, — Прости… я больше не могу… Я…
— Ты не причинишь мне боли. Ты ведь обещал.
Тихий ответ сорвал все цепи.
Одним неуловимым движением монстр перевернул ее на живот, и крайне грязно, низменно вцепившись в тазовую косточку, приподнял ей попку. Монстр не стал больше ждать, одним махом вторгаясь в призывно изогнутое тело. Тонкий сладкий всхлип вырвал из него яростный рев, и он еще грубее надавил на ее талию, еще сильнее выгибая, еще глубже вдавливаясь пахом и всей скомкавшейся душой.
Но он сумел услышать выкрик.
Неумолимое «еще» разрешило чудовищу продолжать.
Больше не было поцелуев.
Не было нежности.
Был лишь страшный оскал и жутковатый хрип яростно вколачивающегося тела в безвольно вскрикивающую жертву, подбадривающую его резкие интенсивные толчки крупной дрожью. Были лишь до синих пятен стиснутые пальцы на прозрачной коже и звериный вой. Монстр довольно скалился перекосившийся улыбкой, с нескрываемым удовольствием созерцая бьющее под ним в агонии похоти тельце. И двигался, не давая ни малейшей передышки той, что снова и снова бесновалась под ним, ногтями срывая лоскуты плоти в бесполезных попытках оторвать от себя его руки.
Новые «еще» все-таки заставили монстра отпустить ее. Но на краткий миг.
В ту же секунду он уже рванул ее за плечи, поднимая на колени. Прижатые к груди острые лопатки укололи, а запрокинутая на его плечо голова удерживалась за горло жестким захватом.
— Моя! Моя! — неразборчиво хрипел Рен, снова цепляясь одной рукой за ее таз.
От вонзенных в беззащитное горло зубов Элиста невольно дернулась.
— Не сбежишь! — прокаркал принц, начиная снова неистово вбиваться.
У нее все смешалось в голове. Невообразимые волны дикого наслаждения переплетались с болью от его пальцев на бедре и саднящими укусами. Нехватка воздуха остро гармонировала с влажным языком, гуляющим по плечам и шее. Полузадушенная, Элиста все пыталась вдохнуть чуть побольше воздуха, но ее держали слишком плотно, слишком тесно. Запертой в клетке рук Элисте было позволено лишь царапать его каменные мышцы, на голом инстинкте пытаясь высвободиться. Растянутая изнутри, но сжатая в комок снаружи, она чувствовала себя огромным сгустком обнаженных нервов. Собственная кровь стекала по каплям из царапин и укусов, выжигала дорожки, размазываясь и смешиваясь с потом, но уже было все равно, что эти же бурые разводы украшают ее плечи, грудь и даже бедра. Смешиваясь с ее же соками. Было плевать, что белоснежная обивка диванчика безнадежно испачкана и его кровью тоже, набухающей крупными шариками из растерзанных предплечий. Мужчина в ней двигался очень грубо, размашисто показывая свое превосходство. Мужчина в ней почти насиловал, но задворками сознания Элиста хотела еще больше, еще сильнее.
Ей было мало.
В очередной раз утопая в колком удовольствии, она вдруг ощутила нечто очень странное.
Словно в ее голове присутствовал кто-то еще кроме нее.
И не просто обворачивал ее в кокон необузданного вожделения и похоти, но и стискивал со всех сторон безраздельной многотонной яростью и клеткой бесконечного, невыразимого счастья. Настоящего счастья, что никак нельзя было облечь в слова. Того счастья, что разрывало на части, высекая искры света, напрочь выжигало сознание.
Первый Рыцарь, беснуясь в своем безумии, сам не понял, что успел смешать два разума. Он был внутри нее не только физически, но и ментально, неосознанно сметая и разбивая в труху выставленные барьеры.
Элиста чувствовала себя же его ртом, его пальцами, его членом.
Одна цельная кожа на двоих.
Все сокрытое было выпяченным наружу.
Они стали одним целым.
Неделимым.
Ничто не могло их разделить, сломить. Ничто и никто в тот момент не смог бы заставить их распасться на отдельные половинки одного целого.
Она словно сама себя держала за горло, будто сама же и вылизывала свои укусы. Сама вталкивала в свой рот свой раскаленный язык и хозяйничала там, одновременно с тугой оттяжкой ввинчиваясь в себя же до болезненности, до умопомрачения чувствительным органом. На целую бесконечность спасительная теснота благословляла их до следующего движения общими бедрами и одного на двоих хрипа и стона. Элиста стала его зубами, его закатившимися глазами. Его мраком, перемешанным с безумием. Монстр самодовольно заурчал, обхватывая ее ментальные ноги своим хвостом. Откуда в их единении взялось это чудовище, она даже и задумываться не стала.
Если он здесь, с ними, в одном клубке, значит, здесь ему и место.
После никто из них не выл и не рычал.
Не стонал или безвольно плакал от счастья.
Две до страшной упругости натянутых пружины тел сосредоточились на общих эмоциях, двойных чувствах. Две на излом напряженные струны, слитые в одно целое, две души, переплетенные в неразбиваемый клубок, что забыли, как нужно дышать воздухом, но дышали друг другом, деля один жар единения целую вечность.