Потом мужчина повернул голову и зацепился взором за два близ стоящих друг к другу у стены относительно новых дивана.
Я же за это время успела зацепиться собственным взглядом за его спину и… что пониже. Как говорится, дорвалась до сладкого. И, да, очень и очень сладкого.
Плечи у него действительно были весьма развитыми и спина под трикотажем демисезонной водолазки в особенности. Впрочем, как и все, что находилось ниже пояса, под тугой тканью чёрных и явно неновых джинсов. Не удивительно, почему меня так тянуло его ущипнуть. Я не просто закусила нижнюю губу, я начала её неосознанно жевать.
Через несколько секунд он развернулся ко мне не менее захватывающей стороной своей нехилой фигурки, невозмутимо глядя мне в лицо. Я тоже подняла к его глазам свой абсолютно ни к чему не причастный взгляд скромной пай-девочки.
Прочесть что-либо в этих чертовски притягательных ониксах с оттенком бурого гагата в темноте и крепкого золотого бурбона под ярким светом (чёрт, меня уже заносит!) было пока невозможно. Как будто их хозяин обладал завидным самообладанием видавшего виды пофигиста или же являлся каким-нибудь социопатом, большая часть чувств которого была атрофирована ещё при рождении. Хотя, я предпочитала склоняться к версии о врождённой атараксии (но можно и приобретённой – я нисколько этому не возражала). Он не дергался и не нервничал, он не боялся того, что с ним, возможно, здесь могут сделать. Он вообще был спокоен, как слон, в буквальном смысле этого слова. Чего не скажешь обо мне, поскольку мои неугомонные ручонки уже зудели и чесались, желая поскорее схватиться за камеру (да, да, ЗА-ФОТО-КА-МЕРУ! А не за то, о чём вы там себе подумали.)
– Очень даже ничего. – Дэн шутливо поджал губы и слегка расширил глаза.
А я чуть не прибалдела окончательно. Мне всё больше и больше нравилась его мимика, не переигранная и весьма завораживающая. Правда, если бы не черты его интереснейшего лица, хрена с два я бы что-то там разглядела.
– Пожалуй, я могу даже остаться, если… – вначале он как бы задумчиво почесал щеку возле носа, а потом показал этой же рукой в сторону стенки противоположной от диванов, – если меня не заставят здесь все убирать… Я не люблю уборки.
Груда старого, частично запылённого хлама (возможно не менее старого, чем сами здания колледжа) из расшатанных штативов, ни к чему непригодного осветительного оборудования, порванных экранов-рефлекторов и прочего давно вышедшего из строя фото-реквизита даже у меня вызывала далеко неприятную реакцию. Уже молчу о том, что меня саму частенько порывало выбросить большую часть этого мусора, не поместившегося в переполненные кладовки и подсобки фотомастерской. Эх, была б моя воля и будь эта студия моей…
– О, это не убиралось ещё с моего поступления на первый курс факультета художественной фотографии (молодец, Эл, покажи ему ещё свои зачётки). И, думаю, ещё не скоро покинет своего засиженного места. – не то, чтобы я хотела его успокоить, прекрасно понимая, что он всего лишь шутит. Но пугать сходу, даже не всерьёз, прилетевшего на свет моего фонарика мотылька пока ещё казалось опасным. А вдруг и вправду спугну?
Хотя каких-либо изначальных претензий я к нему ещё не испытывала. И он действительно очень мило шутил, и мне нравилось, как он это делал, без особых усилий и явного стремления произвести на меня приятное впечатление. А всё это его поведение, эдакого расслабленного, почти разомлевшего большого сытого ирбиса, на ленные движения коего можно смотреть бесконечно, как и на всё тело в целом…
Конечно он отличался от большинства местных студентов, как божий дар от яичницы. Сравнивать было бы просто грех. К тому же я никак не могла угадать его возраст, хотя раньше никогда подобной проблемой с другими парнями не озадачивалась. Двадцать пять? Тридцать? Больше? Может виною были его почти незаметные тёмные круги под глазами (наверное, единственное, что меня тогда в нём смутило, вызвав лёгкое подозрение) и которые я тут же списала на его здоровье. Сердце, почки или ещё что? – законченная оптимистка!
– Прекрасно! – он благодарно кивнул, тут же пряча ладонь в карман джинсов.
– А вы давно этим занимаетесь? – пришлось заставить себя сделать несколько подкрадывающихся шагов в его сторону, после того, как входные двери с привычным от них сопротивлением наконец-то были закрыты и вскоре забыты нами обоими. Мной уж точно.
Мужчина вдруг склонил голову и вопросительно нахмурился, посмотрев на меня с некоторым сомнением.
– Занимаюсь чем?
– Позированием. Вы ведь раньше занимались… подобным?
Его глаза потянулись в сторону и чуть вверх. Мне показалось или он вспомнил что-то не совсем приятное? Чёрт! Я напрочь забыла куда смотрят, когда включают память или воображение – вправо или влево?
Дэниэл повёл плечом и опять поджал губы, чуть качнув головой, то ли соглашаясь, то ли признаваясь и мне, и себе в столь банальном факте.
– Сколько себя помню. – и опять посмотрел на меня с прежним спокойствием и невозмутимостью пока ещё не заскучавшего слона.
– Я имею в виду… – не знаю, какого чёрта, но я принялась жестикулировать, подобно местным режиссёрам-постановщикам, будто обладала способностью выражать свои мысли столь экспрессивными действиями даже лучше, чем словами. Тоже мне Айседора Дункан недоделанная!
– Я понял. – Дэниэл широко улыбнулся, утешительно кивнув головой. А мне тут же захотелось надавать себе по рукам. – Боитесь, что я не оправдаю ваших надежд, если окажусь непрофессиональным натурщиком?
– Вообще-то… – я остановилась в трех футах перед мужчиной, наконец-то перестав заламывать руки и спрятав их за спину. – Я не боюсь трудностей. Все с чего-то начинают и делают что-то впервые в своей жизни. Нельзя чему-то научиться и приобрести нужный опыт, ни разу этого не попробовав.
– Смотря что делать и ЧТО пробовать. – оригинально! Ещё и подкрепил свои слова подчеркнуто пристальным взглядом, нацеленным прямо в мои глаза или туда, что я так старательно в себе за ними скрывала.
И что это было? Первые попытки прозондировать чужую почву?
Похоже, у меня вновь перехватило дыхание. Причём так сладко и неожиданно, словно щекочущей паутиной по сердцу и солнечному сплетению – немея, млея и разливаясь тягучей патокой не только внутри, но уже и по коже. Господи, если я на него уже сейчас так реагирую…
Не пора ли ущипнуть себя на самом деле, да посильнее?
– Вы пришли сюда из любопытства? Или же с какой-то иной, понятной лишь вам целью? – и по ходу прикусить язык.
– Я пришел по объявлению. И уж если говорить начистоту, я понятия не имею, что вы собираетесь со мной тут делать. И да, немалая доля любопытства присутствует, куда уж без этого? У меня ведь тоже может возникнуть встречный вопрос – насколько вы считаете себя профессиональным фотографом?
– Некоторые профессиональные фотографы могут создавать работы, далекие от понятия большинства потребителей как «профессиональные», предпочитая искать новые решения и новое виденье для своих идей. Поэтому признаюсь сразу, я не отношу себя к тем фотографам, которые привыкли пользоваться стандартными шаблонами в этой по своему специфической профессии. Хотя так же могу заверить, что я не собираюсь фотографировать вас в абстрактных позах, одевать в костюмы суперменов или подвешивать к потолку на стальные цепи.
И опять эта чуть сдержанная и конечно же одобрительная улыбка гладких и таких… выразительных губ. Создавалось ощущение, будто в эти мучительно сладкие минуты нашей первой встречи, мы одновременно и оценивали друг друга, и приглядывались один к другому со стороны. Осторожно, не спеша. Ещё не прикасаясь и выдерживая допустимую обоими дистанцию. Не знаю, на счёт Дэниэла, а вот мне уже не терпелось перейти на другой уровень далеко не поверхностного знакомства. А может даже и сразу на несколько.
Всего каких-то пять (максимум десять) минут визуального общения, а я уже хотела знать, кто же он такой на самом деле, откуда здесь взялся, что делал в это время на территории колледжа и почему его заинтересовало именно моё объявление (всё-таки надеюсь, это был не злостный розыгрыш от коварной интриганки Сэм, или, не дай бог, Митчелла)? Но мне почему-то казалось, что дальше своего имени он не зайдёт и ничего о себе так и не расскажет. Хотя… всем свойственно ошибаться. Да и кто сказал, что это наша последняя встреча?
