Обожаю эту его кривую ухмылку.
— И тебе привет, мелкая!
Он сверкает своей белозубой улыбкой, и на сердце тут же становится теплее оттого, что он тоже рад меня видеть. Последний раз мы встречались перед моими экзаменами в начале июня, и для меня это было как будто в прошлой жизни. Меня всегда раздражала эта его манера называть меня мелкой из-за моего роста; рядом с ним я действительно выглядела чуть ли не гномом — настолько он высокий. Но сегодня я прощаю ему всё, потому что рада, что он нашёл время увидеться со мной — даже если он действительно нарушает правила. Прислоняю велосипед к небольшому заборчику и несусь прямо в его раскрытые объятия; он весело смеётся, когда я практически запрыгиваю на него, но, кажется, не имеет ничего против такого проявления радости — у него никогда не было проблем с публичным проявлением чувств, пусть и дружеских.
Тем более что нас сейчас всё равно никто не видит.
— Надо навещать тебя почаще, а то ты совсем дикая становишься!
Хохочу, смотря прямо в его лицо — раньше для этого мне приходилось становиться на небольшой табурет — и хватаю его за щёки.
— Тогда забери меня к себе — вот тебе и решение проблемы!
— Ты прошла психолога? — приняв напускной строгий вид, интересуется. — Ты ведь была на приёме неделю назад, должна была уже закончить всё это.
— Откуда ты знаешь, когда я была в «Утопии»? — хмурюсь.
— Эй, я всё о тебе знаю, — поигрывает бровями, и я снова смеюсь. — Должен же я следить за своим аккомодантом.
— Это ещё неизвестно, — впервые озвучиваю свой самый большой страх. — Ты говорил об этом с отцом?
Вадим вздыхает и опускает меня на ноги; теперь мне приходится стоять практически на цыпочках, но этого не хватает, и я всё равно смотрю на него снизу вверх.
— Он настаивает на том, чтобы дождаться результатов тестов.
Внутри второй раз за день всё холодеет.
— Он хочет быть уверен, что я тебе подхожу…
А ведь тест может показать совершенно обратное.
— Конечно, ты мне подходишь! — с чувством уверяет. — Не напрягайся ты так, это простая формальность.
Я вижу, что он и сам верит в то, что говорит, но на душе всё равно скребут кошки.
Не сговариваясь, усаживаемся с ним на ступеньки, но даже при таком раскладе Вадим оказывается выше; я прислоняюсь виском к его плечу, а он играет с локоном моих волос, наматывая его на палец.
— А что, если результаты тестов покажут, что мы с тобой — самая отвратительная пара из возможных?
Мне не верится, что это просто формальность — по крайней мере, не для отца Вадима; если он хочет дождаться результатов, значит, может отказать в просьбе сыну, если его что-то не устроит, и я не думаю, что Вадим решится оспорить его решение. А даже если и решится, я не хочу, чтобы из-за меня у него были какие-либо проблемы с семьёй.
Но в этом случае моё будущее становится таким нестабильным, словно я стою на зыбучих песках.
— Не забивай себе этим голову, — утыкается Вадик лицом в мою макушку.
— Ну да, не тебе же потом мучиться пять лет в семье какого-нибудь самовлюблённого идиота, — ворчу в ответ и прячу лицо на груди друга.
Вадим обнимает меня за плечи, и несколько минут мы просто сидим молча; он так спокойно относится к будущему, словно на сто процентов уверен, что всё будет так, как мы задумали. Может, так на самом деле и есть, а я просто беспочвенно беспокоюсь?
— Если кто-то вздумает тебя обижать, я доходчиво объясню им, почему этого делать не стоит, — слышу его усмешку и обнимаю парня в ответ.
— На территории чужой семьи твоя власть закончится, — фыркаю в ответ.
Он тяжело вздыхает.
— Не понимаю, почему мы вообще всё это обсуждаем. Я никому тебя не отдам, так что закрыли тему.
От его слов становится так тепло и спокойно, что я действительно перестаю беспокоиться.
— Так почему ты здесь, а не на празднике?
— Я знал, что тебя там не будет — твоя мама сказала, что ты сегодня сдаёшь контрольные тесты и вряд ли захочешь кого-то видеть. А без тебя там было бы довольно скучно, так что…
— Тебя я всегда рада видеть.
— Естественно, — поддакивает Вадик, и я хлопаю его по плечу, отчего он начинает смеяться. — В любом случае, лучше быть здесь с тобой, чем там без тебя.
— Ты когда-нибудь думал о том, что будет с нами после? — внезапно спрашиваю.
Этот вопрос мучал меня довольно долго — с тех пор, как Вадим меня впервые обнял три года назад, а я поняла, что к мальчику можно чувствовать ещё кое-что помимо дружбы. Я старалась особо не заострять на этом внимания, но эти мысли то и дело появлялись в голове: возможно ли между нами что-то большее? Пока я раздумываю над этим, Вадим отстраняется от меня, и я начинаю мысленно ругать себя за свой язык: вдруг он вообще видит во мне только друга и подружку его невесты через несколько лет…
— Вообще-то, думал, — слышу неожиданный ответ и удивлённо смотрю в его глаза.
Он смотрит на меня так же внимательно, не добавляя больше никаких пояснений, и я пытаюсь понять, что происходит в его голове.
— И что надумал?
Ругаю себя за то, что подняла эту тему именно сейчас — ни раньше, ни позже; прижимаю колени к груди, словно щит, и обнимаю их руками, опустив взгляд к основанию ступенек. Теперь сидеть рядом с другом было немного неловко: одно дело, когда ты увлечена кем-то и молчишь, и совсем другое — когда этот кто-то тоже увлечён тобой, и ты знаешь об этом.
Если он увлечён, конечно.
— Я… не знаю, как ты к этому отнесёшься, — слышу неуверенный голос Вадима.
Пытаюсь вести себя как можно раскованнее и фыркаю.
— Меня устроит любой ответ — кроме того, где надо ловить букет невесты на твоей свадьбе.
— А если займёшь место самой невесты?
Собираюсь ответить, что это всё неожиданно, но не могу, потому что мне очень хотелось услышать от него что-то подобное; а учитывая, как при этом звучит его голос — смущённо и напряжённо одновременно, словно он уже сейчас ждёт отказа — я нисколько не сомневаюсь в искренности его вопроса.
Но именно это заставляет меня нервничать ещё сильнее.
Ей Богу, женская душа — потёмки, причём иногда даже для самой женщины.
— Думаешь, твоя семья позволила бы мне стать твоей женой?
— Мне всё равно, чего хотят они, — хмуро отвечает. — Главное здесь наши желания — моё и твоё.
Делаю глубокий вдох и понимаю, что мне хочется плакать; от радости стать его невестой или страха, что это невозможно — не знаю, но солёная влага требовала выхода наружу.
— Эй, в чём дело? — участливо спрашивает, приподнимая моё лицо к себе за подбородок. — Я не хотел тебя обидеть, честно!
— Знаю, — улыбаюсь сквозь слёзы. — Я плачу не поэтому.
Вадим фыркает и снова меня обнимает.
— Вы, девушки, чересчур близко всё принимаете к сердцу.
— Зато вы, парни, вообще ни о чём не волнуетесь!
— Ты не права, — снова зарывается в мои волосы. У меня глюки, или он только что коснулся их губами? — Лично меня кое-что всё же волнует.
Любопытная, как все девушки, я не удерживаюсь от вопроса.
— И что же?
Теперь он совершенно точно целует меня в макушку.
— Ты.
Я чувствую, как сердце спотыкается и гулко стучит о рёбра; к щекам приливает жар, словно я сижу у костра, а руки, обнимающие Вадима, деревенеют. Он снова отстраняет меня от себя — затем, чтобы взять моё лицо в ладони.
— Мы можем стать реальностью, если ты этого захочешь.
В его словах и взгляде столько эмоций, что я просто теряюсь; Вадим медленно наклоняется с конкретной целью, и моё сердце просто выносит рёбра от страха. От его взора начинает кружиться голова, так что я зажмуриваю глаза в ожидании своего первого в жизни поцелуя. Я уже чувствую дыхание Вадика на своих губах, и мои собственные слегка приоткрываются.
— Привет, Варя! — слышу чей-то тоненький голосок.
Меня словно обдаёт ледяной водой из ушата, и я практически отпрыгиваю от друга; глаза перемещаются к источнику приветствия, и я вижу Семёна — соседского мальчишку, которому, видимо, на всеобщем празднике стало скучно. Понимаю, что опасности нет, и снова сажусь рядом с Вадимом.
