— Зачем?
Она посмотрела на него, но ничего не сказала. Вместо ответа она посмотрела за спину шатена, он инстинктивно повернулся. И замер.
Его очам предстал красный солнечный лик, окружённый всеми цветами неба. Он умирал, и медленно опускался всё ниже и ниже, оставляя за собой киноварь зарева. Это прекрасное зрелище, особенно когда почти на одном уровне с солнцем, и смотришь на всё его глазами. Глаза солнца… Вот что оно видит в предсмертный час. Он застыл, не смея моргать, хотя уже накатывались слёзы, от света. Это прекрасно. Это волшебно. Дадзай хотел было достать блокнот и карандаш из кармана штанов, но его остановила холодная рука девушки.
Н е с т о и т
Холод и ветер ушли на второй план и теперь был только непонятный трепет в груди и… Жалость? Но к чему? Скорее всего к умирающему солнцу. А девушка? Он повернулся к ней, и вновь замер. Лучи закатного солнца переливались в её волосах, создавая пламя, схоже с расплавленным золотом, или киноварью, или…
Оставлю дальнейшее на вашей фантазии.
Она посмотрела на него, и когда заметила его взгляд отвернулась и молвила:
— Пойдём. Он уже умер
Он недоумённо посмотрел на неё, она обречённо вздохнула и снова посмотрела на горизонт, где уже не было солнца, а только красная полоса.
— Кто, он? - спросил юноша
— Как кто? - она улыбнулась, и всё ещё смотрела на горизонт. Её волосы больше не переливались в свете - Старик-солнце.
Он посмотрел туда же куда и она, но потом снова на неё, и осознал. Он влюбился.
Она казалось ему дочкой умершего солнца. Такая светлая, и яркая, но обжигающе далёкая, и ему просто повезло с ней подружиться. Её синие очи…
В них можно смотреть бесконечно, и на сколько он знает, чародеи не умирают от старости, такой глупой и некрасивой смертью. Она всегда останется молодой и красивой, если её не поймают инквизиторы. А они её не поймают, он позаботится об этом, и пусть ничего не получит взамен. Бархат кожи схож с первым снегом. Она прекрасна, и кажется, даже пышные платья не испортят её. Он ещё немного полюбовался её, а потом задал вопрос, мучавший его так долго:
— Как зовут вас, радость моя?
Ветер всё ещё играл в её волосах. Он так же смотрел на неё не смея двигаться.
Она повернулась к нему, и ответила с улыбкой
— Накахара Чуя
========== Гений ==========
Видал ли ты мой хладный друг?
Из-за полей своей зимней земли
Глаза в чьём омуте я утонул?
Я разум пленил по воле своей
Лишь не оставь одного.
Я подарю тебе всё стань ж моей
Не рви души полотно
Киноварь во власах пресмыкается
Голос твой — манящий яд.
Смерть же красы не касается
Тебя обнимает закат
Останься такой до скончания столетия
Подари прошу мне своё.
Коль уйдёшь — я вкушу горечь трагедии
Пусть горит тогда всё огнём
***
Он снова сидел в стенках своего мирка-комнаты. Шатен только что влез через окно, и сейчас смотрел в пол, глупо улыбаясь собственным шнуркам. Подумать только! Он всё-таки её встретил, девушку мечты! Только не было ни участившегося дыхания или сердца, ни глупого поведения. Был только некий ступор, и он несомненно из-за её красоты.
Рядом с ним, облокотившись о его ногу, сидело одиночество, которое терпеливо ждало его с вылазки. Оно всё такое же чёрное и липкое.
Затруднял только тот факт, что она ведьма. Что делать? Угораздило же…
Сейчас к нему снова приедет Фёдор, обсудить дела насущные. Будет что ему рассказать, интересно, как отреагирует? Без 《идиот, или полоумного》 не обойдётся, это уж точно. Шатен выглянул в окно, улыбаясь. Вот она — карета, с чёрными лошадьми. Фёдора.
Он выбежал, на ходу пристёгивая жабо на зелёную брошь, чуть задев дворецкого, пока нёсся. Ничего, жить будет. Дадзай остановился у гобелена и принялся ждать, когда карета заедет, обдумывая разные темы для разговора. Первая, несомненно была чародейка Чуя. Второй, из приличия, будет вопрос о его делах. А дальше как пойдёт разговор. Если он пожелает, разумеется.
Топот копыт предвещает о скором заходе Фёдора сначала в дом, потом в сад, на чай. Вот швейцар открывает двери дома, и как только они распахнулись, впуская дыхание сада, гость неспешно зашёл в дом.
— Господин Достоевский прибыл! - огласил всё тот же швейцар.
Гость не обернулся на свою фамилию, будто она его не интересовала, хотя так и есть. Его почти никогда ничего не интересует, а если и интересует, то не надолго, от того, что он добьётся этого “интересуемого”, и оно перестанет быть интересуемым. Этим “интересуемым” могло быть что угодно: вопросы, проблемы, соревнования в стрельбе. Помимо “интересного” в словаре брюнета есть “занятно” и/или “заманчиво”. Это совсем другие слова, похожие на двух клоунов — чёрного с красным колпаком и белого с жёлтыми штанами . Позже узнаете, почему. Не почему у одного колпак, а у другого штаны, а почему именно клоунов.
— Приветствую господин Достоевский, - молвил Дадзай, поправляя ворот рубашки.
— Позвольте проводить вас в сад, на чашечку чая.
Они оба ухмыльнулись, зная что не на “чашечку”, и даже не на две. На два чайника и блюдце с бисквитом, минимум.
— Взаимно, мсье Дадзай. - он смотрел своими серебряными глазами в лицо собеседника, попутно обдумывая темы для разговора
— Буду весьма признателен.
Шатен двинулся вперёд к парадному выходу, где швейцар уже взялся за ручку, и потянул на себя. Осаму шагнул в открытое пространство, как в большой и просторный рот внутрь улицы. Брюнет шёл чуть позади, на пару шагов, из приличия. А так он знал, где сад Дадзая наизусть.
Они прошли белую калитку и направились к столику, где уже стоял чайник и две чашки. Фёдор занял своё излюбленное место возле розового куста, Дадзай же то, что ближе к выходу. Сад Дадзая незачем описывать обильными словами. Пожалуй, первое что можно про него сказать, так это то, что Осаму в него никогда не заходит, если только не приехал Фёдор. Второе. Сад зелёный.
Диалог решил начать шатен. Он отпил из своей чашки, и поставив её на блюдце, молвил:
— Фёдор, я влюбился! - и стал ждать реакции собеседника, жадно пожирая его лицо глазами. Они голодные, и карие.
Брюнет недоверчиво посмотрел, чуть щурясь. Он взял кусочек бисквита с кремом и откусил, запивая. Проглотив, спросил:
— Ну и кто эта несчастная?
— Почему несчастная-то?
— Потому, что ты не сможешь взять её в жёны, если это какая-нибудь простолюдинка, а это простолюдинка, я не сомневаюсь. Она обязательно влюбится в тебя, если уже не влюбилась, а ты не сможешь дать ей то, чего хотите вы оба. - он сказал это так, словно рассказывает сказку надоевшему ребёнку, и будто его заставили.
Осаму опешил, немного не рассчитав реакции друга на свой вопрос. Но кое-где и он прогадал, и сейчас он узнает где именно. Он взял чашку, и рассматривая чаинки в жидкости, ответил:
— Она не влюбилась, а только подружилась со мной.
— От чего ты так уверен?
— От того, что вряд ли влюблённая девушка угрожала бы моей жизни охотничьим ножом.
Тут очередь Фёдора опешить от такого ответа. Сначала в его голове возник вопрос: 《Как, чёрт подери, простолюдинка могла погрозить аристократу?》. И тут же на него нашёлся ответ, который прозвучал в виде вопроса:
— Ты опять выходил в город “неофициально”?
“Неофициально” значило на их языке, как “вышел в окно, пёс знает куда, и шатался ночью по улицам как умалишённый”. Обращено оно было всегда к Осаму, потому что Фёдор “не дегенерат”.
Звучало скорее как утверждение, нежели как вопрос, на который шатен улыбался.
— Ага. Не выйди я вчера на улицу, не встретил бы её, такую прекрасную.
— Кто она?
— Ведьма.
Тут уж у брюнета совсем глаза от удивления вылупились. Он спешно опустил, ранее поднятую чашку, и стал думать над ответом. Ведьма? Он совсем отбитый? Да если узнают мало её сожгут, его могут также приплести. Как она вообще выжила при вечернем патруле? Так, это уже звучит, будто он против этих отношений, хоть и не совсем за. Бесспорно он поддержит друга, и в какой-то степени рад видеть его горящие глаза, но… Это слишком даже для него. Ведьмы, насколько известно Фёдору, обладают бессмертием и манящей красотой. У каждой есть свой уникальный дар, но есть и те которым может обучиться каждая. Откуда он это знает? Его секретная библиотека с запретной литературой. Как она образовалась у такого порядочного аристократа, как он? В шестнадцать, когда умер отец, он всерьёз решил узнать, была ли мать колдуньей? Она была красива, но брюнетка, что странно для ведьм. В итоге у него собралось больше сотни книг, с содержимым про чародеев.
