Андресу горько от осознания того, что она права. Став всенародными героями, имея запас денег, который может обеспечить безбедную жизнь потомкам на несколько поколения вперед, они будут вынуждены прятаться, словно крысы.
Ударив кулаком по столу так, что по деревянному покрытию проходит вибрация, он встает и уходит. Серхио завороженно смотрит на разложенные по столу бумаги, а Эстер мягко опускается на стул и закуривает, довольная своей победой.
— Я тебе помогу, — говорит она мягко, привлекая внимание Серхио. — Согласись, внутри Монетного двора я не нужна, ты приехал за мной, потому что он так захотел, — Эстер равнодушно кивает на дверь, из которой пару минут назад вышел Андрес. — Потому что он захотел снова разрушить мою жизнь, — она крепко затягивается, чувствуя, как в легкие въедается дым. — Я ему не позволю.
— Эстер…
— Не надо, Серхио. Не защищай его. Давай поговорим о твоем творении, — Эстер тепло улыбается, чувствуя внутри искреннее желание помочь. — Технически план идеален, но ему не хватает шарма. Вам нужен символ. То, что в итоге объединит людей за пределами Монетного двора.
— Что это может быть?
— Не знаю, может, какой-то предмет? Рупор, молоток… Или, может, часть гардероба? — она улыбается и вспоминает свое первое крупное дело. Они с Андресом посетили бал-маскарад в Париже и вынесли оттуда столько денег, сколько Эстер не заработала за всю свою карьеру на тот момент. И Яйцо Фаберже. Оно до сих пор стоит у ее мамы в спальне. Бал-маскарад… — Маски. Твоей команде нужны стильные маски.
Серхио улыбается, когда видит искренний огонек в ее глазах, Эстер кружит над планом, как пчелка, ему нужен был этот свежий взгляд, маленькие коррективы, делающие план не просто идеальным, делающие его завершенным. В три часа ночи, когда на улице почти начинает светать, Серхио накрывает ладонь Эстер своей ладонью.
— Он болен, Эстер.
Она говорила что-то о заложниках, но резко замолчала, губы ее остались чуть приоткрытыми. Глаза Серхио были грустными, и она мгновенно поняла, что все серьезно.
— Простыл или… — она глупо усмехается, нелепо пытаясь побороть страх, сковавший ее. — Может, с головой проблемы. У него и правда с головой проблемы, да ведь, Серхио…
— Миопатия Гельмера. Ему осталось недолго, — он крепче сжимает ее руку, чтобы привести Эстер в чувство. — Мне жаль.
Ее глаза наполняются слезами, она закусывает нижнюю губу до боли, кивает несколько раз, пытаясь уложить в голове слова Серхио, но в сознании эхом отдается лишь: «он болен, Эстер».
— Давно он знает? — спрашивает Эстер, хотя и понимает — как минимум с того момента, когда не вернулся за ней после тюрьмы.
Андрес изучил ее досконально: она любила его слишком сильно, она бы не смогла его отпустить, Эстер бы сгнила заживо, легла с ним в могилу. Он не мог позволить себе окончательно сгубить ее. Поэтому позволил себя ненавидеть, так, как он считал, для нее было лучше.
Но эту слабость он себе позволил — больше всего на свете Андрес хотел провести последнее ограбление в своей жизни вместе с ней.
— Достаточно давно.
— Прости, мне надо… — она даже не договаривает, стирает мокрые дорожки от слез с лица и оставляет Серхио одного.
— Конечно, — говорит Серхио в пустоту, и взгляд его снова падает на бесконечные чертежи.
Эстер находит его на небольшом балкончике на втором этаже и резко останавливается, не решаясь подойти. Несколько секунд она молча смотрит точно ему в спину, изучая взглядом каждый сантиметр его тела. Сердце Эстер готово разорваться от тоски, и ей трудно дышать, хочется закричать, умолять какие угодно силы помочь ему…
Она не раз теряла его, но сейчас была к этому совершенно не готова.
Собрав все силы в кулак, Эстер выходит на балкон, чувствуя, как прохладный воздух обжигает ее кожу. Он оборачивается, но не успевает ничего сказать, Эстер поднимается на цыпочки и целует его со всей страстью. Он чувствует губами привкус отчаяния, соленых слез и удушающей нежности.
Андрес ловко прижимает ее к стене, горячими ладонями исследуя ее красивое тело, скользя по шелку платья вниз, затем снова поднимаясь вверх. Она вдыхает его запах и не может надышаться, ноги дрожат от волнения, сердце едва не выпрыгивает из груди, и мозг напрочь отключается.
— Стой, — его шепот приводит в сознание, когда они уже в ее спальне, где все еще лежат осколки от вазы. — Тшш, — его палец касается ее приоткрытых губ, и Эстер замирает.
Он наклоняется к ней, прижимаясь лбом к ее лбу, Эстер знает: он борется сам с собой. Андрес тяжело дышит, прикрывает глаза на секунду, а затем отстраняется, вновь надевая на лицо непроницаемую маску.
— Он тебе рассказал, — Эстер не отвечает, мужчина усмехается и вздыхает. — Секс из жалости? Я не паду так низко.
Хочет ее оттолкнуть, снова закрывается, прячется. Нет, она больше не играет по его правилам. Эстер улыбается уголками губ, а затем начинает медленно обходить его вокруг, касаясь подушечкой пальца его груди, ведет дальше.
— Если бы мне оставалось жить недолго, — начинает она, останавливается сзади и вновь привстает на цыпочки, чтобы достать до его уха. — Я бы брала от жизни все, — горячий шепот заставляет его вздрогнуть, и он резко оборачивается к ней лицом, вновь захватывая ее губы своими.
Андрес слегка сдавливает ее тонкую шею рукой, но не перекрывает доступ к кислороду, он в отчаянии, он теряет контроль, он не доверяет сам себе, он обещал не давать ей повода снова утонуть в нем, но все вновь летит к чертям. С ней всегда так. Никогда не знаешь, что будет завтра.
Дрожащими пальцами она развязывает бабочку на его шее, царапает кожу ногтями, оставляя багровые следы. Андрес поворачивает ее к себе спиной и ловко справляется с длинной молнией платья, оголяя спину, и целует, целует ее, не в силах остановиться.
— Что ты чувствуешь? — спрашивает она, усадив его на кровать, ловко забирается к нему на колени. — Это больно?
— Нет, — он качает головой. — Но иногда страшно, — он знает: возможно, это их последний шанс откровенно поговорить, а еще он знает, что Эстер это заслужила. Андрес целует ее, проникая языком в ее рот, сжимает бедра, впиваясь в них пальцами, чуть прикусывает ее губу.
Эстер прерывает поцелуй и, надавив на его грудь, заставляет его лечь на лопатки, она нависает над ним сверху, ее губы прямо около его губ, но она не дает себя поцеловать:
— Твоя бывшая жена справилась с поддержкой лучше меня, да? — Эстер щурится, а Андрес вдруг неожиданно для себя понимает, что не помнит лица Татьяны, не помнит ее голоса, в то время как каждый миллиметр тела Эстер, каждый взмах ее длинных ресниц навсегда отпечатался в его памяти.
— Ты не поверишь, если я скажу, что хотел тебя уберечь.
— Когда-то ты сказал, что никогда мне не врешь, — она улыбается, склоняя голову набок, он усмехается. — Мне придется снова тебе поверить.
Он ловко приподнимается и, не разрывая поцелуя, подминает ее под себя, оказываясь сверху. Андрес избавляет ее от последней детали одежды, пройдясь губами вдоль всего ее стройного тела, и Эстер выкрикивает его имя, подавшись к нему навстречу, и глаза ее закрываются от удовольствия.
— Никогда не любил этот город. До этого утра, — шепчет Андрес, целуя ее в висок. Эстер бросает короткий взгляд в окно: солнце уже поднялось над горизонтом, утро и правда наступило. — Немцы такие чопорные.
— Куда им до твоего испанского темперамента, — она хихикает, не переставая рисовать на его груди узоры, понятные только ей. Они не говорят о болезни, о смерти, даже об ограблении — все это перестало иметь значение.
— Эстер? — она отвлекается и смотрит ему в глаза. — Я люблю тебя, — Андрес уверен: это его последний шанс признаться. В ответ она улыбается и коротко целует его в губы, она хочет сказать то же самое в ответ, но Андрес не дает ей этого сделать. — Я, правда, хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Какой по счету? — она закатывает глаза. — Шестой?
— Последней, — уверенно говорит он, и улыбка спадает с ее лица. — Я завещаю тебе свой капитал, он, по прогнозам моего брата, скоро увеличится в разы, — он, наоборот, улыбается.
