Мир стремительно терял свои привычные черты и Синха в растерянности сполз по двери на пол. Чем дальше, тем запутаннее. Голова раскалывается.
Отец уступил танец, но Титр обращался к ней «моя королева». И знал ли отец о том, что Барха мужик? А ведь Барху притащили к нему на смотрины и вдруг случилось так, что он бы согласился…отвратительно!
Вскочил, от входа по диагонали, остервенело распинывая встречающиеся вещи и нервно прикусывая заусенец на пальце; на кушетку у окна не успел толком сесть, как снова встал, запнулся об подушку в темноте, выругался, и, всё так же мусоля надоедливый кусочек кожи до металлического привкуса, в итоге затих посредине комнаты.
Его разыгрывают, обманывают, потешаются! Почему так? Почему он вечно в дураках? Сколько можно! Они точно знают и он снова не в курсе, снова! Почему? Что не так с этим миром?..
И глухой раскат башенных часов отдавался эхом в опустошенной внезапными догадками голове.
========== Молитвы и проклятья ==========
- Скажи, что с тобой?
Её опочивальня и этого более чем достаточно. Кружится балдахин, но как же чертовски приятно, когда она вот так вот лежит сверху на его груди и дует губы.
Прелестно…
- …ей, не думай, что ты так уйдёшь от вопроса! – возмущённо воскликнула она, когда их губы наконец разъединились.
- А? Ты что-то спрашивала? – он хотел раствориться в этих ощущениях, этой лёгкости, что утягивала его в неведомые дали.
- Что с тобой? – нарочито медленно повторила она, растягивая слова.
А его руки соскользнули с её узких хрупких плеч, цепанули край корсета и с наслаждением угадывали пленительные изгибы под широкой шуршащей юбкой. Трепещущая бабочка под когтистой лапой.
- Со мной всё в полном порядке и никогда я не чувствовал себя лучше, - одно движение рук и их укрыло Печатью ото всех; и он притянул повыше, чтобы почувствовать губами бархатистый запах. Резкий глоток воздуха и волна мурашек.
- И всё же, – она продолжала упорствовать. – Хоть, конечно, и с Синхой, но ты полез в драку… Это так на тебя не похоже…
- Кто знает что похоже на меня, а что нет? – пальцы ловко ухватили её за подбородок, но она недовольно отпрянула. – Даже я не знаю кто я.
- Ммм… - вяло запротестовала она, когда он осторожно прикусил ей губу. – Первый советник короля Срединных земель? – насмешливо предположила Барха.
- Был, - золотые волосы скользили сквозь пальцы и мучительной сладостью в нём отзывалось желание…желание сжать и притянуть к себе, чтобы не смогла отвертеться… - Был до сегодняшнего дня.
- А сейчас…?
Она сопротивлялась, но янтарный свет её глаз заволакивала опьяняющая тьма. Хотелось утянуть её дальше, в самую пучину, а не отвечать на глупые вопросы и не вдаваться во все эти пространные тягучие объяснения того, что ему стало ясно сегодня днём, того, что случилось позже, явных и смутных догадок и умозаключений… Когда есть…запах… Её запах…лёгкий и потрясающий, неуловимый, пряный и у самой кожи волнительно горячий. Он вдыхал, слегка касаясь губами тонкой шейки и к ушку, чтобы укусить, предвкушая, что в ответ она собьёт эту приторную сладость своими острыми коготками.
- Стой…я так больше не могу…подожди…платье…
Быстрое движение, завершившееся сухим щелчком пальцев, - теперь он мог себе позволить без оглядки такую вольность – и платье осыпалось звёздочками васильков на белые простыни. Вена. Бьющаяся синяя венка под тонкой нежной кожей на запястье. Подняться поцелуями от самых кончиков пальцев до плеч. Небольшая упругая грудь вздымается так часто. Кость…на бедре и плавно вниз до колен и наверх по внутренней стороне, как бы невзначай ощутить пальцами её влагу и размазать по пока ещё совсем плоскому животику… Прижать. Сгрести в охапку, вобрать её весеннее ровное тепло и…маленькие ладони, жадно и неловко шарящие под тканью и в нетерпении стягивающие с него рубаху. Щекочет выбившая прядь и манит ложбинка над ключицей. Знобит и утопать в сиропе, соприкоснувшись обнажённой кожей к коже…
- Титр!.. – хриплым эхом раздалось и отразилось эхом от потолка и стен.
Вздрогнув в унисон, они озирались, ища. Но Печать цела и рядом ни души…
- Титр!.. Титраништар! – взволнованный гулкий голос звал через натужный кашель сквозь сами стены, угасая звоном.
Недовольные янтарные глаза смотрели на него с укором. Вздохнув и с сожалением улыбнувшись, Титр укрыл её одеялом.
- Титр…штар! Прошу! Кх! Помоги! Умоляю…
Слишком мало тех, кто знал его полное имя, и ещё меньше тех, кто мог его так позвать. Наспех оправив одежду, на прощание коснулся губами лба любимой и, прошептав «Прости, я скоро», шагнул сквозь стены прямиком к тому, кто так отчаянно молил прийти его.
- …иштар!
Главная зала, напряжённая тишина. Пожар заката уж остыл на горизонте. Нервный свет свечей.
Явившись из ниоткуда у самого трона Титр заставил толпу придворных в смятении отпрянуть. Чувствовать их пристальные взгляды спиной. Испуг, страх, любопытство сливались в воздухе пегой взвесью, доставляя неудовольствие внутреннему зверю и его тонкому обонянию.
Ненависть – слишком крепкое и горькое чувство, но, похоже, именно её он испытывал сейчас к миру, что посмел нарушить его планы.
Леон. Леон лежал, скрючившись на ковре помоста. Судорожно хватал воздух, вцепившись в одежду на груди обеими руками и со свистом хрипел его имя.
Он знал. Он всё знал, что так случится, что так будет. Жалость? Скорее досада, что он оказался прав в своих догадках. Снова.
- Все прочь! – властный голос Титра оглушал, заставляя всех инстинктивно жаться к стенам вопреки гложущему любопытству.
Преклонив колено, он легко подхватил короля на руки.
- Ты…пришёл… Слава Всевышним… - выдавил из себя тот, с облегчением закрыл глаза и обмяк.
- Лекарей к королевской спальне. Быстро! – всё тем же не терпящим возражений тоном приказал Титр.
Люд вокруг резко отмер и вот уже то там, то здесь уже вовсю раздавались крики «Лекарей к королевской спальне!», суета нарастала, грозя захлебнуться в панике, но мгновение и Титр уже бережно опускал короля на ложе в его покоях.
По мановению руки явилась лохань у кровати. Запереть двери и наложить Печать Уединения. Сосредоточиться. Быстро, но без лишней спешки – неверный шаг и все будет поздно. Раскинув руки, начертить незавершённый круг – змей, что стремится поглотить себя. Ухватить изворотливого призрачного гада за хвост – и вот он сжался до размера пиявки. Сквозь воспалённые веки снизу взирает растерянно король и все годы, накопленные им, проступают отчётливо как никогда… Впавшие иссушенные уста и хрип «давай» сквозь сковывающую вечностью дрёму. Титр спустил серебристую змейку в рот и зажал ладонью. Тут же черты лица Леона заострились, тело выгнуло судорогой, запрокинув голову назад. Нет, он не кричал, но с треском рвалась, сгребаемая пальцами ткань. Редкое дыхание, глубокое. Ломанный ритм и попытка зацепиться за воздух – лишь бы не упасть в пучину…
День умер.
Звенящая тишина оглушала
Ещё немного, да… и можно отпустить.
Так, аккуратно повернуть набок, чтоб не захлебнулся. Придерживать за плечо, пока в лохань льётся вино и с ним всё минувшее. Натужный и глухой кашель – совсем нехорошо. Располосовав свободную ладонь об звериный клык и напоил своей кровью – должно помочь…
Так быстро сумерки пожрала ночь.
В дверь нерешительно постучали.
Он бы предпочёл оставаться в неведенье, но, Всевышние..! Знание, это знание невыносимо. До одури. Даже опосредованно прикоснувшись, его сознание словно за ниточку вытягивало и выстраивало всю картину событий. Он всё видел, всё знал, но не понимал…
Гнусно и мерзко.
Ногой наотмашь сквозь лохань, заставив её рассыпаться в серую дымку.
Может хоть для него это не столь очевидно? Хотя кого он обманывает? Если даже его опыта хватает учуять это желание…и даже его опыта, чтобы знать как спасти. Скрестить руки и выпустить когти. Боль. Боль приковывает его к этому времени, не давая скатываться ни в прошлое, не в иные возможности… Когда память полна тысячи тысяч иных способов более изящно провернуть подобное, не оставляя подобных топорных следов…и ещё больше способов расквитаться с посягнувшим. Невыносимо. Сердце предательски ухнуло и по телу сладкая волна - зверь утробно заурчал, желая кровь. Горячая кровь неверного…тёмно-алая и пахнет мерзкой гнильцой. Неверный не достоин клинка – слишком просто. Да… И Титр знает как можно…