Печать, их связывает печать и по ней может перетекать не только сила. Как он мог забыть – он ведь и сам как-то сплавлял через неё свой голод, но никогда не думал, что возможно обратное. Нектар… Всё дело в нём…

Горячий язык нежно управлялся меж пальцев. Вдруг замерев, руки его с силой отбросили, заставляя завалиться на спину – половицы довольно жестко приняли его в свои объятья. Скосив глаза, он видел, как тот всего лишь поддев пальцем рвёт тонкую ткань, освобождая тело. Титра сковало изнутри в ожидании худшего и он обречённо прикрыл глаза. Ему оставалось уповать, что это лишь кошмар, всего лишь кошмар и на утро он проснётся как ни в чём не бывало, оттирётся холодным полотенцем и прогонит призрак…

Чужие сильные пальцы ловко раздевали его обессиленное тело: ремень, шальвары, рубаха… Он сильнее сжал зубы. Это не сон. Лица коснулись шелковистые волосы и…поцелуй. Сначала нежно, потом требовательно и жадно. Нет сил сопротивляться. Отравлен. Чужая щетина ранила губы. Он готов был выть от противоречивых чувств. Это неправильно. Слышал об этом, думал, что это всего лишь плод воспалённой фантазии нерадивых писцов, что такого просто не может быть, чтобы мужчина с мужчиной и на одном ложе… Как такое может вообще кому-то нравиться?

Широкая ладонь, длинные пальцы – ничего общего с изящной женской ручкой, но теперь становилось ясно откуда она так умело управлялась с его членом. Разум сковала смута – под неспешным напором тело сдавалось. Он никогда не кому не признается, что хрипел и стонал в объятьях другого мужчины.

- Прости, умоляю, прошу… Я не хотела, я не знала… Прости… Я не могу… - голос чудился знакомым, но лишь мгновение и стал чужим, низким и опьяняюще хриплым.

Твёрдые горячие губы рисовали влажный узор, жалили языком, спускаясь по шее вниз. Бедром он чувствовал короткие плотные кучеряшки, а под ними…полные яйца. Они елозили вслед за своим хозяином вдоль его тела, и то и дело упираясь твёрдым членом в горячую кожу, оставляя горячие тягучие капли смазки с головки, что через мгновение обжигали морозом. Всё это было на столько омерзительно, что от этого собственная разгорающаяся похоть воспринималась невыносимо остро.

Короткое затишье. Он не успел. Он слаб. Он проиграл… Его член медленно погружался сквозь туго сжатое кольцо в мокрые и горячие слюни. Длинные волосы щекотали живот и норовились прилипнуть. Титр не хотел думать, что световолосый делает второй рукой, но слишком неистово его ласкали чужие губы. Он не хотел и чувствовал, как плотные кудри ритмично шлепают по ноге, прилипая. Он не хотел слышать шумного сопения и как хлюпает внизу. И это…слишком приятно. Невыносимо сладко и остро, раздираемый изнутри противоречиями и утопающий в беснующихся волнах мурашек и электрических разрядах. Каждый раз, как он выгибался навстречу ласкам, он слышал удовлетворенную усмешку и получал порцию еще более невыносимых ласк. Крик. Крик застрял в горле. Ему хватило сил на то, чтобы подтянуть руку и закрыть рот…но чужая рука властно откинула ее обратно на пол.

- Пусть весь мир слышит как тебе хорошо, - и смачно лизнув его от ключицы до мочки уха, довольно улыбнулся, погладил по щеке, провел большим пальцем по губам и, слегка надавив, провел по дёснам. Солоноватая и липкая… Ведь этой же рукой златовласый…

Его будто прошибло от макушки до пят. Вместо рвотного позыва, его член упругими толчками заливает белесой тягучей жидкостью ему грудь, живот, брызгает через плечо. Какой позор. И как сладко. Ещё…его яйца были выжаты до капли, но тело все еще содрогалось и выгибалось под тяжестью эйфории.

Хрип, похожий на рёв. В лицо прилетели длинные волосы и прилипли. Чужие губы искали его. Впились. Жадный торопливый поцелуй. Острая боль саднила губы. Снова хрип и воздух слишком густой, чтобы его можно было вдохнуть. Шумное сбивчивое дыхание. Чужое плечо до боли упёрлось ему в бок. Архаба трясло, он шипел будто от невыносимой боли, сипел и стонал фальцетом, переходя на рык. Титр чувствовал его сжатый кулак у своего бедра, рваные толчки… Сквозь пальцы брызнула на бок и медленно сползала горячая, тягучая… В нос ударил терпкий запах. Архаб размяк и рухнул на его плечо с облегченным стоном. Он шумно дышал и отплевывался от своих же волос. Немного переведя дух, откатился от Титра и лежал рядом, уставившись в потолок.

- Прости, - всё ещё неспокойное дыхание, но голос ровный, бархатный, вкрадчивый…мужской голос. - Я никогда никому не…и никогда не хотела показывать…его. Прости. Хотя, наверное, это уже слишком…

Молодой мужчина приподнялся, сел и вполоборота смотрел на него, заправив длинные волосы столь знакомым дежурным движением за ухо. Неверный лунный свет освещал комнату. Архаб склонился над ним, обеспокоенно ища его взгляда. Титр отрешённо скользил взглядом по рельефу мышц, под которыми чувствовалась гибкость и сила, - на поле боя этот златовласый мог бы стать опасным противником… О, всевышние, о чем он только сейчас думает?

- Подожди немного. Я сейчас, - длинные волосы качнулись в призрачном свете, блеснув золотыми всполохами, и он встал, прошел в дальний угол и, принеся оттуда простынь, встав на колени и, смиренно потупив глаза, начал отирать тело Титра.

- Оставь. Я сам, - прохрипел он и отвел глаза, чтобы не видеть виноватый взгляд, высокие скулы и квадратный подбородок.

- Хорошо, - встал, подобрав разорванную ткань, что прежде была ночнушкой, наспех обернул вокруг своих бёдер и отошел к окну.

Способность двигаться медленно, но все же возвращалась к Титру. Он, крехтя, повернулся на бок и, прикладывая невероятные усилия, все же смог схватить простынь и оттереть сперму, что успела кое-где присохнуть. Поняв, что большего ему не добиться от этого куска ткани, скомкал и в исступлении бросил в угол. Сел, закрыв лицо руками. Они все еще были липкие и хранили запах. Их запах.

- Значит, это твой дом? - отстраненно и как ни в чем не бывало спросили откуда-то из-за спины.

- Да, мой дом, - обреченно ответил Титр, вставая и ища глазами куда улетели его шальвары.

- Хорошо тут. Спокойно. Много слуг? – стараясь говорить как можно более отвлечённо, тем не менее голос слегка дрогнул.

- Только привратник и его жена. Они живут в отдельном доме…

Воспоминания о том, что только что случилось, накрыли его, он покачнулся, устоял, и сипло выдавил:

- А ты сейчас не мог…не можешь обратно…в девушку?

Кажется, человек, что сидел на подоконнике с ногами, откинувшись на раму, усмехнулся.

- Сейчас не могу. И ты это прекрасно знаешь.

- Нет, не знаю, - раздосадовано ответил Титр, натянув шальвары поверх липкой кожи в белесых разводах; на мгновение засомневавшись, он все же подошёл и сел на подоконник рядом. - Я ничего не знаю и не понимаю.

- Если тебя это сколько-нибудь утешит, то у меня это тоже в первый раз…с мужчиной в этом теле, - и невольно смущённо хищно улыбнувшись, поймав недоумевающий взгляд, добавил. – Неожиданно приятно.

Титр поперхнулся и вспыхнул.

- Я тебя сейчас в окно выкину. И не пожалею, - сдавленно выдавил он.

- Увы, не получится, - и постучал тонкими длинными пальцами по воздуху за окном с глухим звуком, будто по стене. - Мы заперты.

Слабый прохладный ветерок ворвался с улицы, принеся горький пряный запах ночи. Близкий лес, притаившись, дышал, лениво шелестя листвой.

- Я сбит с толку. Мне тяжело воспринимать тебя…как тебя, - глубоко вздохнув и, взъерошив короткие волосы, впился пальцами в голову. – Прости.

- Тогда воспринимай меня как незнакомого парня, с которым вы очень сильно перебрали и не помните что случилось ночью, - и равнодушно поведя плечом, Архаб встал. – Устроит?

- Возможно…

- Ну тогда сейчас, наверное, самое время представиться. Позволь мне быть первым, не возражаешь?

Титр сосредоточенно кивнул.

- Я Архаб, известный так же по прозвищу Ночное солнце, гроза всех дамских сердец в округе южной столицы. Говорят, что хорош как в стрельбе, так и в сражении на мечах и даже однажды на спор поднялся по отвесной городской стене и стащил у стражника шлем, чем наделал немало шуму.