И вновь сирена.
Диктор трижды повторил свое послание. Тома тем временем качалась на рюкзаке, глядя вдаль через открытое окно. Рюкзак был собран и ждал дороги.
Прошел час. Второй. Тома тупо уставилась в окно. Ногу судорогой свело. Не происходило ровным счетом ничего необычного. «Уже упало бы что-нибудь в конце концов, и то веселее», – кротко предложила Тома. Но ничего не упало.
Между тем поселок честно вымер. С каким-то пионерским единодушием. Подволакивая ногу, Тома подползла к окну и свесилась с подоконника, и везде, насколько хватало глаз, видела одно. Необитаемые лавки, необитаемые переулки, закрытые ставни домов и магазин под замком. Она отвалилась от окна и сумрачно шаталась по узкому бараку от стены до стены. Без дела. Внезапно все ее дела кончились без ее участия. Не читалось. Не спалось. Душу скребла пустынная пестрая птица.
«И что теперь, неясно».
Мытье полов – верное средство в любой ситуации. Для этой цели у Томы был разработан особый ритуал. Проще всего, конечно, дождаться простой стандартной дезактивации. После ночного шторма специально оборудованные оранжевые грузовики муниципальной службы уже начали объезжать поселок. С раннего утра издали доносились их отрывистые настойчивые сигналы. Но прозвучало «космическое» предупреждение, и все смолкло, как по волшебству. В таком безмолвии обнажился и ожил неизбывный тихий вой Кытгымского ветра.
«Довольно».
Тома принесла большое ведро колодезной воды, всыпала в него поровну мела и реагента, перемешала и оставила смесь растворяться. В луче света ведро брызгалось, будто вода едва заметно кипела. Шла реакция.
Собственная Томина экипировка также требовала подготовки. Полностью одетая для процедуры, она выглядела следующим образом. Охотничьи сапоги Павла цвета хаки сорок четвертого размера доставали до середины бедра. Руки по локоть облачены в перчатки от костюма химзащиты. На лице респиратор. Итого пять предметов. Остальная одежда была снята и аккуратно сложена под защиту полиэтилена со штампами продуктового магазина.
Стороннему наблюдателю проще всего было предположить, что рассудок Томы претерпел некие фатальные изменения. Сама же она придерживалась иного мнения на этот счет. Чтобы не пачкать одежду и не отдавать ее потом на дезактивацию, Тома мыла дом голой. Во-первых, потому что костюма химзащиты дома не оказалось. И вечером Павла ждет пренеприятный вопрос на эту тему. Во-вторых, честно сказать, не стоило пачкать костюм. Утром Тома купалась без дезактиватора, а после песчаной бури это все равно что не купалась. Удовольствие того стоило. Но сейчас ее собственное тело оставалось, пусть и слабым, источником химического загрязнения.
«Себя оставим на попозже».
Тома недаром избегала процедуры муниципальной дезактивации. Часто после нее вещи теряли первоначальный цвет, взамен приобретая ничем не выводимый запах. На нюх и вовсе казалось, что они токсичнее после дезактивации, чем до нее.
Дезактивирующий раствор для живых организмов был в доме в достаточном количестве. Павел нередко пользовался им, когда работал дома. Специальный реагент для животных, к коим относится и человек, требовался в низких дозах в отличие от очистки «накапливающих» вещей, одежды и некоторых бытовых предметов, которые подлежали регулярной муниципальной дезактивации.
Так, Тома относила себя к немногим хозяйкам Кытгыма, способным дезактивировать себя и собственное жилье без посторонней помощи. Кстати, добавлять в раствор мел было ее собственным изобретением. Мел оставлял на поверхностях пятна, подтверждающие проведенную дезактивацию. Если в пятнах были прорехи, значит, некто мухлевал и мыл плохо. «Дырявая» дезактивация не зачитывалась.
4
К делу. Тома встала на защищенные брезентом сапог колени и приступила к обработке. Она успела первый раз выжать тряпку, когда услышала за спиной хлопок двери и веселый женский голос:
– Павел Вла… – разглядев Тому в полутьме под столом, вошедшая закончила настороженно: – …димирович…
Голос ее упал до шепота.
– Черт, дверь забыла закрыть, – ответила Тома вместо приветствия, и все же добавила: – Привет, Марин.
Марина, следуя логике беседы, этикетом тоже не блеснула. Она молча попятилась обратно к двери и подперла ее спиной, продолжая пожирать Томин респиратор испуганными глазами. В своем отступлении она достоверно имитировала княжну Тараканову в темнице среди кругом плывущих крыс.
Тома поднялась с колен. В длинном однокомнатном бараке спрятаться с целью соблюдения приличий было решительно негде.
– Если тебя смущает мой туалет, ты смело можешь отвернуться, – пробубнила Тома в колбу респиратора. – Как назло, ни одного фигового листа под рукой.
Марина молниеносно последовала ее совету. Почти упершись носом в дверь, она забормотала:
– Я… Пожалуйста, извините… Я думала, вы в поле…
И в ужасе прикусила губу.
– А я, пожалуйста, извини, осталась дома. Павел обещал тебя подбросить до лаборатории?
Этот невинный, на первый взгляд, вопрос вверг Марину в ту степень смятения, которая даром речи не комплектовалась.
– Я…
Повисла пауза.
– Он сейчас страшно рассеян, – попыталась смягчить ситуацию Тома. Она стянула перчатки, респиратор, и торопливо одевалась, разорив один из предохранительных пакетов.
Бросая взгляды на беззащитную Маринину спину, она непритворно восхищалась. «Здесь – и такая прическа. И еще такая юбка. И туфли, о господи… в них можно ездить исключительно в машине с водителем или ходить по паркету».
– Чаю попьем? – предложила хозяйка.
Наскоро натянутое платье сидело криво и резало левую подмышку, волосы растрепались.
– Нет-нет! Мне в лабораторию… – Марина все никак не могла справиться с дверью.
Тома не стала ей помогать.
– Да не пугайся ты так. Успеешь. Я тебя подброшу. У нас Славкина тачка после вчерашнего сабантуя. А Павлу скажи, пусть следующий раз будет внимательней.
Марина обреченно вздохнула и начала разуваться.
«Боже, она сейчас порвет колготки!»
– Прекрати это сейчас же, – торопливо воскликнула Тома. – Видишь, все равно мою…
– Это запрещено, – робко ответила Марина, но разуваться перестала. – Необходима дезактивация…
– У Павла спроси, что такое эта дезактивация. Пусть он тебя тоже научит… Ладно, речь не о том.
Тома зажгла огонь под чайником, и теперь густо намыливала руки мылом с каплей реагента.
– Давай, будь как дома. В холодильнике шпроты рижские, достанешь?..
Марина будто не слышала. Ее лоб хмурила невысказанная мысль, не дающая покоя.
Она села на край табуретки и выпрямилась. Тома разглядывала ее в упор.
– Ты похожа на актрису. Скорее даже на балерину…
Тут Марина вышла из оцепенения, вдохнула, и задержала дыхание, как перед прыжком в воду.
– А вы, наверное, подумали?.. – закончить фразу Марина не решилась.
– Ну, что-то я наверняка подумала. Например, откуда ты знаешь, что я должна быть в поле? Никто не знает, даже Павел.
Марине этот вопрос не понравился, но все же он прозвучал безопаснее, чем можно было ожидать.
– Павел Владимирович…
– Я очень прошу тебя не портить ситуацию заявлением типа «Павел Владимирович здесь ни при чем».
Марина покраснела и порывисто встала. Тома торопливо добавила:
– И еще, пожалуйста, не убегай прямо сейчас. Мы тут вдвоем, никто нас не слышит, можем вытворять все, что угодно. Я давно об этом думаю, хотела с тобой поговорить, но случая не представлялось.
– Не понимаю, о чем вы.
Тома тщательно вытерла руки и села.
– Конечно. Садись, не торчи. Короче, я знаю о твоем отношении к Павлу.
– С чего вы взяли?
– Подожди, я еще ничего не сказала. Не я одна, все знают.
Марина впервые расслабилась, ее высокий лоб разгладился, губы сложились в спокойную холодную улыбку.
– Откуда?
Тома неопределенно пожала плечом.
– Вы хотите сказать, – продолжала Марина, – что обсуждаете меня у себя на кухне во время так называемого сабантуя?
