– Извинявай, свободна ли тази седалка? – прилетевший откуда-то сверху вопрос выдернул ее обратно в барную реальность.

Она подняла глаза – на нее с гримасой вежливого ожидания (полуулыбка в уголках губ, брови вопросительно приподняты, извините, но на самом деле – нет) смотрел темноволосый молодой человек.

– Sorry, come again? – Аля моментально переключилась на другой язык, подумав, уже слыша свой голос, произносящий английскую фразу, что здесь могут и не понять.

– Простите… можно мне тут сесть? – молодой человек ответил на довольно уверенном английском с сильным балканским акцентом и, не дожидаясь ее ответа, опустился на стул напротив Али.

– Эхм… ну, вы как-то сами решили, что вам можно. До того, как я успела вам ответить, – буркнула она себе под нос.

– Можете сказать еще раз? Погромче? Я не расслышал, – молодой человек отпил из большого бокала пива и выжидательно посмотрел на Алю.

– Да нет, неважно.

– Посмотрите сами, вокруг нет ни одного свободного столика. Я вижу, что вам не очень-то нравится, что я тут сижу, но я просто допью пиво и уйду.

Аля не знала, что на это ответить. Раздражало то, что он моментально понял, что ей было некомфортно – вывел на чистую воду. Хотя Аля ужасно не любила «маленькие разговоры», как это называют англичане, с незнакомцами, она всегда держала лицо и была предельно вежлива, надеясь, что собеседник не уловит ее внутреннего отторжения. А этот вот уловил. Молчание затягивалось, ей становилось все более неловко.

– Вы из Англии? – Она была почти благодарна, что он заговорил первым.

– Нет, но я там часто бываю.

– Вы не любите новые знакомства, – это был не вопрос, молодой человек произнес это с безапелляционностью диагноза.

– Так очевидно?

– Вы вся сжались, когда я присел, – он сделал паузу, чтобы подобрать правильное слово для «сжались», но в итоге в его исполнении получилось «сморщились», и Аля невольно улыбнулась.

– А сейчас я вас рассмешил, и вы расслабились. Какое-то неправильное слово сказал, да?

– Да. Но это неважно, по смыслу все понятно было, – Аля скрестила под столом ноги. Прямолинейность собеседника начала раздражать ее еще больше.

– Так откуда вы приехали?

– Из России, – Аля положила в рот очередной кусочек мяса.

Молодой человек внезапно потянулся к ее тарелке, взял два наггетса и закинул их себе в рот. Аля обалдела от такой наглости и уже готова была выразить вслух свое возмущение, когда болгарин, проглотив украденную курицу, расплылся в широкой улыбке.

– О-о-о-о, так вы любите водку!

– Серьезно? Первое, что пришло в голову, да?

– Что же еще? – молодой человек лукаво посмотрел на нее исподлобья и указал пальцем на ее бокал с пивом. – Или вы любите делать «иорш»? Мешать все вместе?

– Откуда ты про ерш-то знаешь? «Йорш» произносится.

– Йорш! Хорошо звучит. От папы знаю – он в Москве в институте учился на химика. Много мне про йорш рассказывал, столько историй! Ты, например, знаешь, что существует крио-йорш?

– Это как? – Аля на секунду забыла, насколько ее раздражает молодой человек, и включилась в разговор.

– Смотри, тут все дело в технологии. Шаг первый – получаешь мороженую водку. В… такие пластиковые коробочки, куда кладешь лед…

– Форма для льда?

– Да! Наливаешь туда водку, а потом наверх льешь жидкий азот.

– И где брать жидкий азот?

– Ну, так это если ты студент-химик, у тебя есть жидкий азот. Потом водка затвердеет, превратится в кубики. А кубики кидаешь в пиво!

– А почему нельзя просто в морозилке водку заморозить?

– Ну не получится крио тогда. Как это? «Херня» получится, – «херню» он сказал по-русски и радостно улыбнулся, вспомнив правильное ругательство. – А если азотом слишком заморозить, то может весь стакан пива замерзнуть.

– То есть весь кайф в пропорциях?

– Весь кайф в точности.

– Ты тоже химик, да? – Аля потянулась за последним кусочком курицы, но захватила пальцами пустую тарелку.

Молодой человек тем временем подозвал официантку и сделал какой-то заказ.

– Не волнуйся, – заверил ее болгарин. – Через десять минут все принесут – много всякой еды. Я у них все время бываю, знаю, что тут лучше всего. И да, я тоже химик. Как догадалась?

– У тебя была такая безуминка в глазах, когда ты об азоте говорил. Всегда видно, когда человек говорит о том, что любит.

– Тебя как зовут?

– Аля.

– Это Алина?

– Нет, это Александра. Но мне не нравится «Саша», поэтому я Аля.

Официантка принесла огромную тарелку, занявшую все пространство стола между ними, и еще два бокала пива. На тарелке лежали всех мыслимых форм и видов колбасы, колбаски, сосиски и прочие мясные штучки, для которых у Али совсем не нашлось названия.

– Только не говори, что ты веган, – молодой человек подхватил на вилку длинную колбаску и откусил половину.

– На вегана можно и обидеться, – Аля поймала кусок местной салями и отправила его прямиком в рот. Остро, но вкусно.

– Ты так и не спросишь, как меня зовут?

Аля с преувеличенным интересом уставилась в тарелку, выбирая, что бы попробовать следом.

– Сашко, – представился Алин собеседник, не дожидаясь вопроса. – Мы… это… не помню слово. Одинаковые!

– Тезки.

– Тезки!

Сашко поднял в воздух бокал с пивом, и Але пришлось чокнуться. Она начала второй бокал. Пиво было таким холодным, что от стакана сводило пальцы.

– Cheers!

– Cheers!

– Секса у нас не будет, да? – голос Сашко из-за двери.

Испугала мальчика.

– Ты как вообще? Все нормально? Можно я зайду?

– Подожди снаружи! Все ОК. У тебя йод есть? Или какой-нибудь спирт?

– Открой зеркало – там за зеркалом шкафчик, на второй полке снизу афтершейв. Нашла?

– Да, спасибо.

– Ты точно ОК?

– Ага.

Аля посмотрела на свое всклокоченное отражение. Окей-окей. Вдох-выдох. Спокойно. Губы распухли – конечно, целовались в такси всю дорогу, продолжили уже на кровати, продолжили, правда, не очень удачно. Левый Алин сосок покраснел и, кажется, почти начал кровоточить.

Вообще, идея проколоть сосок была совершенно спонтанной. Более того, любые телесные модификации воспринимались Алей без особого восторга – конечно, кроме с детства проколотых двух дырок в ушах, – тут у нее вопросов не возникало. У нее никогда не было желания сделать тату – она боялась, что выберет какую-нибудь ерунду, которая через пару лет ей надоест, и придется долго, болезненно, да и не факт, что успешно, сводить картинку.

Когда-то на послешкольном кружке по танцам в ее группе была девочка – красивая, тонкая блондинка, дочка кого-то ужасно богатого – яростный, полыхающий изнутри трудный (а бывают они вообще легкими?) подросток.

Она совершенно упоительно хамила преподавателям, уборщице танцевальной студии, трамвайным контролерам – в общем, всем взрослым, пытавшимся хоть как-то упорядочить ее буйное существование. Аля, никогда с ней близко не общавшаяся, тихо ей завидовала – у нее была кишка тонка так себя вести, хотя, конечно, ужасно хотелось.

Однажды эта Алина или Алиса (она точно не помнила) появилась с выражением такого чистого триумфа на лице, что ее тут же, безо всякого дополнительного приглашения, окружили девчонки. Алиса (пусть будет Алиса) открыла рот, и все замерли. Им было по четырнадцать, они все еще ходили в школу со здоровыми рюкзаками, а не с сумочками, только начинали краситься блесками для губ и уже год как гордо носили лифчики.

Содержимое Алисиного рта они видели только на разворотах Cool Girl. Это была здоровенная серебристая штанга с двумя шариками на концах, продырявившая язык прямо по центру. Алиса шепелявила, штанга болела, язык кровил, родители не знали ничего. Статус Алисы в танцевальной группе был после этого недосягаем и непоколебим. Стоило кому-то в нем усомниться, как она довольно отвратительным движением высовывала наружу один кончик штанги и медленно проводила им между обсыпанных розовыми блестками помады губ. Вопросов ни у кого больше не возникало.