Найдя зону ожидания, Аля присела на пластиковое сиденье и снова открыла «Карты». Ее план действий заканчивался на Бургасе, и куда, собственно, отсюда ехать дальше, было пока неясно.

Названия ничего не говорили – о на слышала про Пловдив – крупный город прямо в центре Болгарии, но ехать сразу в середину было как-то неинтересно – все равно что перемотать фильм с десятой минуту на сороковую.

Аля переключилась на поисковик и вбила «10 лучших туристических мест Болгарии». Открыв навскидку несколько статей, она погрузилась в изучение, периодически сверяясь с картой. Если отсечь остальные приморские города – оставаться на побережье она не хотела, – ближайшим любопытным местом казался Казанлык – город роз. В идее города роз было что-то незнайкинское – такой топоним мог вполне оказаться где-то рядом с Цветочным или Зеленым городом, и поехать туда, где каждый человечек ростом с небольшой огурец, не могло быть плохой идеей.

После пятиминутного диалога на смеси русского и английского – кассирша толком не знала ни того, ни другого – Але удалось понять, что в Казанлык она может уехать с другого – Западного – вокзала, добраться до которого можно было городским автобусом, отправляющимся прямо отсюда.

До следующего рейса оставалось несколько минут, и Аля вышла на парковку. Отсюда моря было не видать, но сильный ветер бил в лицо так, что соленые брызги почти ощущались на губах. Здесь был другой воздух – наполненный запахами порта, машинного масла и водорослей, налипших на металлические борта кораблей. Аля подняла глаза вверх и увидела указатель, на котором большими буквами значилось «ПРИСТАНИЩЕ».

Позже она узнает, что это слово означает «порт», а болгарское «щ» и вовсе читается как «щт», а пока Аля восприняла это как хороший знак – пока что все, включая случайные сигареты, козырное место у окна и вынырнувшего в почтовом ящике галериста, складывалось как нельзя лучше.

Всю дорогу до Казанлыка Аля проспала – на Западном вокзале в Бургасе пришлось ждать нужного рейса целых три часа, и к тому моменту, как автобус тронулся со стоянки, Аля выпала из реальности в странный, родившийся из духоты вокзала сон, в котором она бесконечно залезала на шаткую табуретку, чтобы достать что-то с верхней полки Гошиного кухонного шкафа. Ножки у табуретки дрожали, и Аля дергалась от панического чувства неизбежного падения, которое часто накатывало на нее во сне.

Она открыла глаза, когда автобус причалил к обшарпанной станции с сереющими за ней невнятными блочными домами. Этот вид вызвал у нее зудящее воспоминание о спальном районе на востоке Москвы, где она выросла. Потом она переехала ближе к центру, жила в нескольких добротных, идущих квадратом сталинских домах с огромными дворами-садами внутри и успела отвыкнуть от страшноватых панелек, которые легко можно было встретить, отъехав на 6–7 станций от кольца. Она старалась не отъезжать.

Аля быстро кинула плеер и бутылку воды в сумку, выпрыгнула из автобуса и приняла чемодан из рук вылезшего помочь с разгрузкой водителя. Автобус шел дальше, и в Казанлыке, как оказалось, выходила только Аля и средних лет расплывшаяся женщина в плотных, несмотря на жару, черных лосинах. Женщина быстро удалилась куда-то в сторону блочных панелек, автобус уехал, а Аля осталась стоять, зевая, на пустынной станции.

Она зашла в здание автовокзала, нашла советских еще времен туалет с мутно-розовым кафелем, пописала, умылась, посмотрела на себя в зеркало. Вчерашнее вино, видимо, решило не покидать ее так просто и осталось мешками под глазами. Нос начинал облезать, губы потрескались. Надо было приходить в себя.

На выходе из туалета обнаружилось, что телефон опять почти разрядился, но его тусклого сияния в экономном режиме как раз хватило на то, чтобы сориентироваться в окружающем ландшафте и примерно понять, в какую сторону двигаться к центру.

С пространственной ориентацией дела у Али обстояли неважно – она могла с легкостью потеряться где угодно. Когда-то в Нью-Йорке она оценила бездушные номерные названия манхэттенских улиц – они были сделаны для таких, как она. Ее хватало на то, чтобы понять, что за 66 идет 67 стрит, и, соответственно, в другую сторону будет 65. Во всех других случаях спасал телефон или, если повезет, лежащие в гостиницах обычные бумажные карты городов с мультяшными изображениями главных достопримечательностей. Даже в родной Москве она умудрялась теряться в самом центре, нарезая круги до какого-нибудь нового бара, пока ее друзья, теряя терпение, орали в телефонную трубку, что они уже заказали салаты и будут начинать без нее.

Выйдя из здания вокзала – телефон к этому моменту умер окончательно, – она посмотрела по сторонам и решила шагать направо. Слева виднелись какие-то бесконечные заправки, возможно, это значило, что в ту сторону намечается область.

Аля покатила чемодан по неровному асфальту, сплошь покрытому трещинами. Пока что город роз был безумно похож на родную провинцию – правда, без обаяния все еще оставшихся где-нибудь в районе Золотого кольца грязных улиц с деревянными особнячками двухвековой давности.

«Ничего, – подбодрила себя Аля, – мы пока не в центре. Будут мне еще особнячки».

Народу на улицах, несмотря на спадающую к вечеру жару, почти не было. Аля катила чемодан мимо трех-четырехэтажных домов, маленьких и редко раскиданных забегаловок и шиномонтажей, пока, наконец, не приблизилась к огромному красному кубу знакомого по Москве гипермаркета. Она обрадовалась – гипермаркет сулил близость цивилизации, и действительно, прямо за ним обнаружилась эстакада, поднявшись на которую, Аля оказалась на бульваре Розовая Долина. Розовой долиной там, конечно, и не пахло, но улица выглядела довольно оживленной, мимо проезжали машины, а вдали белели неблочного вида дома с магазинами – где-то за ними, по расчетам Али, должен был быть центр.

Через пятнадцать минут Аля докатила свой чемодан до местного туристического центра – тот, конечно, был уже закрыт, но само его наличие предполагало, что центрее ей уже не оказаться. На улице совсем стемнело, и Аля вдруг поняла, что она очень устала. Сегодняшнее утро с ленивым созопольским завтраком казалось невозможным – оно могло, конечно, произойти с ней в какой-то далекой системе координат, но не имело ни малейшего отношения к текущей версии Али.

Она присела на бортик тротуара, мимо проходили парочки, выползшие из душных квартир на вечерний забег по барам. У Али кололо в лопатке и совсем затекло плечо. Надо было просто найти какой-нибудь отель, но на такой серьезный квест у нее попросту не было сил.

Аля пришла в себя в ближайшем баре, когда официантка со слишком очевидным декольте поставила перед ней большой бокал пива и то, во что она наугад тыкнула пальцем в полностью болгарском меню. «Пилешки хапки», слава богу, оказались всего лишь местной версией куриных наггетсов. Заглатывая кусочки мяса почти не жуя, Аля думала, что этот день прошел практически зря – она ела, и пила, и глядела на мир из окна автобуса, но не сделала решительно ничего полезного.

Она ухмыльнулась собственным мыслям – пара встреч с московским психологом, в общем-то, бесполезных (на подходе к третьей она молча сбежала, так и не заставив себя позвонить психологу и сказать прямо, что она от него уходит), все-таки научили ее ловить себя на глубоком, берущем корни откуда-то из мутного позабытого детства чувстве вины за ничегонеделание. Аля в целом совершенно не умела расслабляться – хотя, конечно, до этого осознания за две часовых сессии она не добралась.

Со своим вечным, идущим по кругу чувством вины перед собой и окружающим миром (за безделье, за недостаточные усилия, которые она прилагала в достижении чего она точно и не знала сама, за мнимую слабость и за все то, что казалось ей непростительным, а на деле было всего лишь простым свидетельством того, что она – живой человек) Аля напоминала собачку, прыгающую через обруч под лихое «Алле-оп!» дрессировщика. С той только разницей, что если раньше ей казалось, что она делает трюк потому, что искренне любит ощущение полета в прыжке, то теперь она начала замечать в левой руке у дрессировщика тоненький хлыст, а в правой – вкусный кусочек мяса.