***

Мраморный дворец, построенный во времена Фридриха Вильгельма II, которому дворцы его дядюшки – «Старого Фрица» представлялись слишком помпезными, к своему окончательному виду был приведен во времена царствования деда нынешнего кайзера. При Вильгельме I были достроены и окончательно отделаны боковые флигели, придавшие всему зданию в плане вид буквы «П», с закрытым с трех сторон внутренним двором. Посреди него бил небольшой, но многоструйный фонтан, в душный летний день дарящий живительную прохладу.

Сегодня его свежее, влажное дыхание, а иногда и холодные брызги, были как нельзя кстати. Жара стояла целый месяц, не знавшие кондиционеров дворцовые покои изрядно прокалились, и поэтому столы для торжественной трапезы были накрыты прямо здесь, во внутреннем дворе, под обширными полотняными тентами в «бранденбургскую» красно-белую полоску. И под их сенью прибытия гостей терпеливо ожидала прекрасная половина собранного по повелению кайзера общества, находящаяся в очевидном меньшинстве по отношению к обладателям шпор, усов и аксельбантов.

Кроме статс-дам, фрейлин и прочих обладательниц сияющих коллекций брильянтов, рубинов и аметистов - благоверных и дочерей сановников и генералитета, - завершения «мужской обязательной программы» терпеливо ожидала Императрица Августа Виктория с любимой дочерью Викторией Луизой. Рядом с ними устроилась сестра русской царицы, жена принца Генриха Ирена. А ближе к фонтану - невеста престолонаследника красавица Цецилия и ее вдовая мать, Анастасия Михайловна. Сын ее, Великий герцог Мекленбург-Шверинский Фридрих Франц IV, являлся племянником небезызвестной тетки Михени, Великой княгини Марии Павловны. При этом сама Анастасия Михайловна приходилась старшей сестрой адмиралу Романову. И потому возле нее, грациозно поигрывая веером, расположилась Великая княгиня Ксения Александровна, жена Александра Михайловича и младшая сестрица российского императора…

Гогенцоллерны, Романовы, Гольштейн-Готторпы. Сегодня им предстояло скромное семейное торжество. Германо-российское? Или чисто немецкое? Ну, что тут скажешь…

Конечно, если смотреть по букве генетики, нравится это кому-то или нет, но на троне Российской империи полтора столетия сидели практически чистокровные немцы. Как к этому относиться? Можно по-разному. Ведь русских на германских престолах отродясь не бывало. Но главное - озадачиться сперва вопросом: разве под их дланью русская Держава не шла от победы к победе, а иногда случавшиеся поражения никогда не приводили ее к катастрофе, лишь подчеркивая, как исключения правило, общий положительный тренд?

Да, подлинным несчастьем для страны и народа стало царствование Николая II в нашей с Вами, уважаемый читатель, истории. Но не злонамеренность лежала в корне всех его роковых просчетов и ошибок! На долю последнего российского императора выпало воистину страшное, переломное время: период неотвратимо назревших коренных реформ внутри страны и эпоха передела мира вовне ее, с неизбежным вовлечением России, как великой Державы. Справиться с бременем нарастающих словно снежный ком проблем, посильным лишь личностям титанического масштаба, он оказался не способен.

Не зря говорят: со стороны виднее. Германский канцлер Бюлов однажды высказался о Николае в том ключе, что он мог стать выдающимся Государем при конституционной монархии, но для самодержавного правления не подходил категорически. Всевышний не наделил его ни пылкой одержимостью, ни железобетонной уверенностью в собственной правоте, как, например, Ивана Грозного или Петра Великого. Не одарил он его и талантом окружать себя верными и сильными соратниками, присущим как этим двум выдающимся правителям России, так и в еще большей степени Екатерине Великой, первой немке на российском престоле.

Будучи по характеру человеком не резким в порывах и решениях, совестливым и глубоко набожным, а потому склонным в критических обстоятельствах больше полагаться на волю божественного Провидения, чем на свою собственную, Николай Александрович оказался фатально слаб для вставших перед ним и страной вызовов. Как, к сожалению, и для своевременного решения передать Державу и Скипетр в более сильные руки. Только оставались ли тогда такие среди Романовых при введенном Павлом I салическом законе о престолонаследии? Вот в чем вопрос. И знать бы еще, сколько сил у Государя отнимала роковая болезнь единственного сына и ворох связанных с этой бедой проблем…

Так что, если судьбой Вам будет суждено править Россией, я не стану Вам желать не рождаться немцем. Я пожелаю Вам не появиться на свет в день Иова Многострадального.

Глава 5. Долгий вечер в Потсдаме

Потсдам. 26-27 июля 1905-го года

Представление новоприбывших Императрице и дамам не затянулось, и при рассадке за столы, благодаря тактичному диктату кайзеровского церемонимейстера, как-то «само собой» получилось, что оба Балка оказались под плотной, дружеской опекой молодых генштабистов. Той самой, уже знакомой нам троицы: Зекта, Гофмана и Бауера. Пытаться что-либо изменить в данном раскладе, было бы и глупо, и просто невежливо, поэтому Василий с готовностью принял их общество и «крапленые карты», которыми немцы, судя по всему, намеревались предстоящую «партию» играть.

С учетом присоединившегося к ним вскорости Людендорфа, локальное численное преимущество тевтонов выглядело внушительно, если не сказать - подавляюще. Как и у серебряных вазонов с утопленными в кубики льда бутылками, построившихся «свиньей» на спрятанных в теньке галерей тележках. Кроме того, у «шлиффеновцев» имелся резерв - запасные игроки, сидевшие чуть поодаль от Василия, но активно выражавшие к русским кавалерам «Голубого Макса», и к нему в особенности, чувства неподдельной симпатии.

А дальше… понеслось-поехало. Тосты, тосты, тосты…

Вильгельм неплохо выговорился еще во время награждения. И поэтому, открывая их череду, он был по-военному краток и лаконичен, провозгласив здравицу в честь царя и его доблестных моряков. После чего с наслаждением вкусил полный бокал спасительного ледяного шампанского: во время торжественного действа внутри дворцовых покоев его участники изрядно «пропеклись».

Равняясь на хозяина мероприятия, следующие за ним тостующие также не сильно «растекались мыслью по древу». Но при этом Василий неожиданно открыл для себя один весьма примечательный момент, характеризующий германскую военную этику. В отличие от русских коллег, или от тех же французов, немецкие офицеры не поднимали бокалов в «во славу германского оружия», в честь былых побед. Не провозглашали они и здравиц в честь старших по чину и должности. Вообще ни разу! Даже в честь своего императора.

Позже Зект подсказал ему, в чем тут «собака порылась». Тосты и поднятие бокалов в честь кого-либо из нижестоящих по иерархической лестнице, воспринимались здесь как знаки благоволения и вознаграждения со стороны командиров своим подчиненным. Но аналогичные проявления эмоций «снизу-вверх» считались у германцев недопустимыми и оскорбительными в отношении высоких особ или памятных событий. Понятно ведь, что ни сам кайзер, ни старшие офицеры, отнюдь не нуждались в каком-либо одобрении со стороны лиц нижестоящих. Иначе и до обсуждения приказов можно докатиться…

Вскоре все общество разбилось на занятые своими темами разговоров кампании. Центральными фигурами в усердно окучивавшей Балка банде генштабистов, безусловно, являлись Зект и Бауер с их рассказами о событиях войны на Дальнем Востоке, которые первому довелось увидеть из русских окопов, а второму - с позиций японской полевой артиллерии. Оба были дважды легко ранены. Оба не раз с оружием в руках участвовали в жарком деле. Формально, - лишь защищая свои жизни нейтральных наблюдателей. Так что обоим было что вспомнить, и было, о чем порассказать. Много интересного о работе штаба генерала Куроки поведал Макс Гофман, чей тонкий и чуточку ядовитый юмор, собравшиеся оценили не меньше, чем уровень его познаний в военном деле.