После прорыва обороны 15-й дивизии 13-й армии, наступавшая на юго-запад в направлении станции Мармыжи 9-я немецкая танковая дивизия с её 144 танками создала угрозу окружения частей 40-й армии, находящихся на передовой. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы советская 14-я танковая бригада двигалась к позиции 121-й стрелковой дивизии. Вместо этого, командующий 40-й армией Парсегов приказал по радиосвязи комбригу–14 полковнику Семенникову до вечера задержать продвижение танков противника с северо-запада.

В 14-й бригаде имелось только 38 танков – 20 «Валентайнов, 16 БТ-7 и 2 БТ–5, поэтому лобовой удар по 9-я немецкой танковой дивизии был бесполезен, даже несмотря на то, что теперь танки противника наступали расходящимися группами, расстояние между которыми было более 5 километров. Единственным шансом остановить их было нанесение двух ударов из засад по флангам танковой дивизии.

Группу, которая должна была у села Средний Расховец атаковать северный фланг 9-й дивизии, полковник Семенников решил возглавить сам. В эту группу были включены 530-й танковый батальон майора Фомичева и моторизованный стрелково–пулемётный батальон. По южному флангу немецкой танковой дивизии должен был нанести удар у Мармыжей 531-й батальон капитана Богатюка.

Засада у дороги, идущей с запада через Средний Расховец, была устроена по всем правилам. 10 «Валентайнов» 530-го батальона были скрыты в роще перед селом, позади разместились батареи МСПБ, а две группы по четыре БТ заняли позиции по флангам. Вражеские танки, появись они на дороге, оказались бы под кинжальным огнём с трёх сторон.

БТ-7 сержанта Олиференко, в экипаже которого имелся новобранец, был поставлен комбатом майором Фомичёвым на самую безопасную, по его словам, позицию – крайним слева, дальше всех от дороги. Однако механику–водителю этого танка Ивану Савкину позиция безопасной не показалась. Если бы он был вправе высказывать мнение о командирских решениях, он бы сказал комбату, что немцы могли двигаться и не по дороге, а по окружающим её лесопосадкам – тогда они объехали бы засаду и оказались на фланге танкового батальона.

–Повезло тебе – считай, прямо в бой попал, – сказал Ивану сержант Олиференко, очевидно, так желая его подбодрить. – Ты, солдат, следи за командами, и всё будет хорошо! Первый бой – дело непростое.

Почему-то в этот момент Иван вспомнил об Эльзе – о том, как она при расставании внимательно смотрела на него своими красивыми глазами. И тряхнул головой, прогоняя видение.

Было около шести вечера 28 июня, когда комбат по радиосвязи сообщил, что слышен гул приближающихся с запада танков.

–Стоять и ждать команды! – приказал майор Фомичёв. – Кто выдаст засаду – своими руками удавлю! Когда скомандую наступать, действуйте умно – складки местности, кусты используйте как укрытие. Главное не красоваться, а противника уничтожать!

–Хороший нам комбат попался, – уважительно произнёс заряжающий Степанков.

–Да, деловой, – ответил Олиференки.

Не прошло и десяти минут, как вдалеке из лесополосы у дороги показались два немецких лёгких танка. Они двигались медленно, то и дело прячась за естественными укрытиями, точно так же, как недавно своим танкистам советовал комбат.

–Немецкая разведка! Не стрелять! – снова раздался в шлемофонах голос Фомичёва.

Позади Ивана щелкнул затвор орудия. Он бросил взгляд назад и заметил, как мелко дрожит на спуске рука Олиференко.

–Сейчас появится группа, я знаю! – сказал Иван, сам не понимая, почему эта мысть пришла вдруг ему в голову. – Из рощи слева, до которой триста метров.

Олиференко ничего не успел ответить, потому что из ближней рощи, на которую указывал Иван, бортами к засаде начали выползать движущиеся на юго-восток танки. Их было много, десятки; впереди колонны ехали три тридцатьчетвёрки.

–Стреляй! – закричал Иван, увидев, как башня переднего танка начала поворачиваться.

Рука Олиференко дернулась, раздался орудийный выстрел, и борт «тридцатьчетвёрки» охватило пламя.

–Кто подбил своего, косорукие?

На этот раз это был сам командир 14-й танковой бригады полковник Семенников.

–Кресты немецкие на них! – быстро произнёс Олиференко. – Они наши танки приспособили…

Договорить ему не дали. Теперь уже все советские танки, артбатарея, зенитчики, расчёты ПТР, лежащие в неглубоких окопчиках, открыли бешеный огонь по вражеской колонне.

И сразу же Иван Савкин словно нырнул в этот бой, став частью своего танка. Автоматически повинуясь приказам Олиференко, он начал делал резкие маневры, уводя машину из-под вражеских выстрелов; потом он вдруг увидел перед собой немецкий грузовик, повалил его набок и тут же погнал танк дальше. Враги разбегались перед БТ и падали под пулемётными очередями Олиференко, а Савкин сбивал и давил тех немцев, которых не доставали пули, и очень жалел, что не может догнать каждого врага.

Пришёл в себя он так же резко – просто снова вдруг обретя волю над собой. Растягивая губы в улыбке, Иван молча кивал в ответ на похвалы Олиференко и Степанкова, а они на его молчание не обижались; наоборот, его сдержанность только усиливала симпатию к нему товарищей.

Потом по радиосвязи голос полковника Семенникова сообщил, что потерь в советской группе нет, а немецкий отряд отброшен, потеряв 9 танков, 3 автомашины, 7 мотоциклов и около роты пехоты. И похвалил танкистов, мотострелков, артиллеристов и зенитчиков, благодаря которым теперь войска северного фланга 9-я немецкой танковой дивизии остановятся для приведения подразделений в порядок.

Комбриг пообещал награды всем отличившимся, первым отметив экипаж танка сержанта Олиференко, вовремя среагировавший на обходной маневр противника. Затем Семеников упомянул командира отделения ПТР замполитрука Сахно, который поджёг немецкий средний танк, и похвалил автоматчиков Павлова и Овсянникова, застреливших по десятку фашистов.

Только после этого, комбриг сообщил, что теперь, согласно приказу, полученному по радиосвязи от командарма Парсегова, бригада начинает отход.

Около восьми вечера 530-й танковый батальон и моторизованный стрелково–пулемётный батальон двинулись к переправе через реку Кшень, которую, согласно приказу командующего 40-й армии, 14-й бригаде теперь предстояло оборонять.

А у Мармыжей ещё продолжался бой 531-го танкового батальона с южной частью 9-й немецкой танковой дивизии – её 33–м полком. Бой начался с того, что, подпустив немецкие танки на 100 метров, батальон, по команде комбата капитана Богатюка, кинжальным огнём уничтожил 13 вражеских танков. При этом в перестрелке были подбиты два «Валентайна» 531-го батальона.

Старший техник–лейтенант Михаил Вакуленко на тягаче сумел под огнём противника быстро вытащить один подбитый танк с поля боя; затем, вытаскивая на буксире второй, он был тяжело ранен осколком и, доставив танк к своим, умер на руках санитаров.

Благодаря тому, что 14-я бригада задержала 9-ю немецкую танковую дивизию у Среднего Расховца и у Мармыжей, к вечеру к переправам у реки Кшень успели пройти части отступавшей 121-й стрелковой дивизии, а также разрозненные подразделения других дивизий 40-й армии и большое количество беженцев. Поэтому комбриг Семенников по радиосвязи отдал приказ на отход и 531-му батальону.

К этому времени поддерживающий батальон бронепоезд «Южноуральский железнодорожник» уже не мог вести бой. Все его орудия и средства ПВО были уничтожены в результате танковых обстрелов и авианалётов. Увезти бронепоезд было нельзя, так как на перепаханной взрывами станции Мармыжи не осталось ни одного целого рельса. Поэтому командир бронепоезда старший лейтенант Орлов и комиссар Горкушенко приняли решение взорвать бронепоезд. Когда его команда присоединилась к колонне 531-го танкового батальона, сапёры заминировали паровоз и все орудийные площадки. И вскоре после того, как колонна 531-го батальона ушла со станции, мощные взрывы превратили бронепоезд в груду искорёженного железа.