Это была его любимая фраза. Голикова охватило раздражение. Он бы давно уже заменил командующего 40-й армии, но генерал-лейтенант артиллерии Парсегов после Финской войны был у Сталина на хорошем счету. Командуя тогда артиллерией 7-й армии, он, действительно, обеспечил прорыв «линии Маннергейма» за счёт массированного применения тяжёлых орудий, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. В 1941 назначенный командовать артиллерией Юго-Западного фронта, он также вполне справлялся со своими задачами. Однако его назначение в марте 1942 года командующим общевойсковой армией, Голиков втайне считал ошибкой Сталина. Эта должность требовала больших стратегических и тактических умений, которых у Парсегова не было.

–По поводу вашей 40-й армии, генерал-лейтенант Парсегов. Я считаю, что вам придётся очень постараться, чтобы устранить все очевидные проблемы. Две недели назад я снова указывал вам на них, но всё делается слишком медленно. Ваш штаб, наконец, отправил в войска план взаимодействия при обороне и наступлении, но командарм всё ещё как следует не отработал его с комдивами. Связь между дивизиями 40-й по-прежнему линейная, раций мало, задачи резервам и войскам 2-й линии ставятся без привязки к возможным действиям войск на передовой. Кроме того, в 40-й армии нет плана противотанковых маневренных действий, а план артподдержки рассчитан на то, что противник будет сразу остановлен и не сможет пройти к артбатареям с флангов.

Лицо Парсегова стало красным от гнева.

–Моя армия не пропустит врага! За эту неделю, мы горы свернём. Мы сумеем усилить оборону! Выроем дополнительные окопы, укрепим огневые точки, наблюдательные пункты, снарядов ещё подвезём. Боевой дух в войсках очень высокий!

–Боевой дух – это хорошо, – сказал Голиков, глядя в стол. – Но занимайтесь, занимайтесь усилением обороны! В полосе 40-й армии отчего-то инженерные сооружения не столь развиты, как в других армиях нашего фронта.

–Да, но у нас большая тактическая глубина обороны.

–Какова тактическая глубина обороны 13-й армии? – спокойно спросил Голиков, поворачиваясь к генералу Пухову.

–15 километров.

–А у вас, генерал-лейтенант Парсегов?

Голиков хотел закончить эти препирательства, но он обязан был заставить самонадеянного командарма лучше выполнять свои обязанности. Ведь именно на 40-й армии теперь лежала основная ответственность за исход предстоящих оборонительных боёв.

Взгляд Парсегова ещё более отяжелел.

–Мы-то справимся, – выдавил он. – А вот как с авиационным прикрытием?

–Вы, своё дело делайте! – не выдержал начальник штаба фронта Казаков.

По лицам остальных участников совещания было видно, что поведение Парсегова никто не одобрял.

–Сегодня из Генштаба во 2-ю Воздушную армию отправлен приказ немедленно усилить интенсивность разведывательных вылетов в районах Курск, Солнцево, Щигры, – спокойно ответил Голиков. – Начато перебазирование авиаполков ближе к Воронежу. Но, по моему опыту я могу сказать, что на подвоз к новым аэродромам боеприпаса, топлива и на переброску технических служб уйдёт не менее двух недель.

–А до этого держитесь, как хотите?

–Именно так, товарищ генерал-лейтенант!

Нет, не тягаться было простоватому Парсегову в перетяжках с бывшим начальником Главного разведывательного управления РККА. Резкий тон и жёсткий взгляд командующего фронтом был настолько непривычен для Парсегова, что с него тут же слетела спесь. Голиков же, чувствуя одобрение окружающих, снова принял спокойный вид. При этом он с удовлетворением заключил, что эта их стычка ещё более отвлекла остальных участников совещания от переживаний из-за скорого немецкого наступления.

И снова Голиков заговорил о необходимых мерах для организации оборонительной операции. Танковые бригады? Да, 13-я и 40-я армии могут использовать свои танковые бригады без оглядки на штаб фронта – если, конечно, от командующего фронтом не поступит иной приказ. На рубеже у реки Кшень немедленно выдвигается 16-й танковый корпус генерал-майора Павелкина – на передовых позициях там встанет его 15-я мотострелковая бригада. А на участок обороны у Касторного будет выдвинута 284-я стрелковая дивизия фронтового резерва. Недалеко от этого участка, уже, фактически, превращённого в противотанковый район, уже находятся 115-я и 116-я отдельные танковые бригады фронтового резерва.

По мере того, как командующий указывал каждому боевую задачу, его подчинённые становились всё более сосредоточенными, деловитыми. Видение общей ситуации помогло им избавиться от первоначального ощущения бессилия. Каждый теперь знал свою персональную цель и свой маневр – это давало людям точку опоры.

Правда, на один большой вопрос, связанный с предстоящим наступлением противника, Голиков ответа не знал. Он хотел было обойти эту тему, но генерал Павелкин сам спросил его, что будет, если танковые дивизии немцев прорвутся южнее 40-й армии – через позиции Юго-Западного фронта и двинутся не к реке Кшень, а глубоким охватом – сразу к Касторному?

–Ставка прорабатывает решение, – уверенным голосом ответил командующий. – Скорее всего, в этом случае туда будут оперативно переброшены подкрепления с других фронтов.

Участники совещания сразу всё поняли. Голиков ждал, что кто-нибудь, в первую очередь Сусайков, начнёт сокрушаться из-за этого изъяна в обороне фронта – не менее опасном, чем слабое авиационное прикрытие. Но подчинённые Голикова не стали тратить себя на пустые причитания, и это понравилось командующему.

Последним на совещании был поднят вопрос об обороне самого города Воронеж. Обсуждение его было довольно нервным.

Начальник Воронежского гарнизона полковник Глатоленков прямо заявил, что оборона города слаба.

–Подступы к донским переправам и к Воронежу защищает только 232-я стрелковая дивизия подполковника Улитина, – хмуро произнёс он. – Но там нужна, по меньшей мере, ещё дивизия, в качестве резерва на тот случай, если немцы переправятся через Дон в районе южных пригородов и начнут окружать город с востока.

–Начальник Генерального штаба уведомил меня, что сегодня же к Воронежу будет направлен недавно сформированный 18-й танковый корпус, – ответил Голиков. – Будут и ещё войска.

Глатоленков пожал плечами. Лицо его выражало явное недоверие.

–Да, страшное дело! – пробормотал корпусной комиссар Сусайков. – Говорим так, словно земли до самого Дона мы уже отдали фашистам.

Ему никто не ответил. А Глатоленков, сделав небольшую паузу, продолжил. Он сообщил, что в самом городе из армейских частей есть лишь подразделения ПВО, три батальона учебного центра командного состава Юго-Западного фронта и два учебных эскадрона 11-го запасного кавалерийского полка. А основу гарнизона составляют войска НКВД. Из них полностью укомплектован только 41-й стрелковый полк внутренних войск НКВД. Он изначально формировался как пограничный, и поэтому его бойцы хорошо обучены. Также тактически подготовлен 287-й полк внутренних войск НКВД, но он в городе имеет только два батальона. Бойцы же двух других неполных полков НКВД – 233-го и 125-го, могут быть сильны в ближнем бою, но тактике стрелковых подразделений не обучены. В 233–м полку 13-й дивизии Конвойных войск НКВД, имеется два батальона, а от 125-го полка НКВД по охране железнодорожных сооружений в городе один батальон.

–Вполне крепкие части, – сказал Голиков.

–Но подразделения НКВД мне не подчиняются! У них своё командование, которое может отозвать их в любой момент!

–Знаю. Я тоже не могу им приказывать, – ответил Голиков. – Обещаю, в случае прямой угрозы городу, поставить вопрос перед Ставкой о переподчинении этих полков начальнику воронежского гарнизона. Пока же нужно побеседовать с командирами этих частей по партийной линии – чтобы они сами не спешили уводить своих бойцов из такого важного города как Воронеж. А вы, полковник Глатоленков, готовьте новые части из ополчения!

–Уже делается. По просьбе подполковника Улитина, мы укрепляем подразделениями ополченцев позиции 232-й стрелковой дивизии у переправ.