– Я тоже.

– Что – ты тоже?

– Тоже не могу. У меня пачка посланий для него, причём три – от Кубика-Рубика. Они, оказывается, о чём-то договорились, но Бич несколько дней назад исчез.

– Исчез? – Егор озадаченно посмотрел на белку. – А я-то думал, от почтовых белок в лесу спрятаться невозможно.

– Обычным людям – да. – кивнула девчонка. – А которые Лес чувствуют – те могут от нас закрыться. Друиды, к примеру, или аватарки. Некоторые из Пау-Вау тоже.

– И егеря?

Кивок – после крошечной паузы.

– Хочешь сказать, он нарочно от тебя закрылся?

Яська считалась доверенной почтовой белкой сообщества егерей. А уж доставлять послания Бичу и вовсе считала своей исключительной привилегией.

– Вот и я о чём! – голос её прозвучал неожиданно зло. – От меня закрылся! Понимаешь? От меня!

– А раньше такого не случалось?

– Было пару раз. – неохотно признала девчонка. – Давно ещё, когда мы только-только познакомились. Он тогда получил какой-то важнющий заказ, и нарочно не хотел выходить ни с кем на связь – боялся сорвать дело.

– Слушай… – Егор помялся. – Я понимаю, это ваши, беличьи секреты, но… вы в любом месте Леса можете разыскать адресата? Всегда?

Яська помедлила.

– На Ковре не можем. Ещё под землёй.

– Так может, он там сейчас?

Она пожала плечами.

– Может. А что у тебя за дело такое суперсрочное, не секрет?

– Да какой там секрет? Завелась, понимаешь, в ГЗ компашка молодых психов…

Выслушав рассказ о пропавшей дочке замкадного профессора, Яська задумалась.

– Вроде, наши девчонки о чём-то таком упоминали. Я-то мимо ушей пропустила – зачем? Но, если хочешь, могу уточнить.

– Конечно, хочу! – оживился Егор. Почтовые белки – свидетели серьёзные; мало что в Лесу ускользает от их внимания. Правда, делиться своими наблюдениями они обычно не спешат.

– Десять желудей! – хитро сощурилась Яська. – Нет, даже шестнадцать. И половину вперёд.

Разговор о привычных материях явно возвращал ей самообладание.

– А не жирно будет?

– В самый раз. Мне из-за тебя от других заказов придётся отказываться.

Егор крякнул и полез за пазуху.

Яська рассмеялась – звонко, серебристо, как в былые, безмятежные времена:

– Да пошутила я, пошутила! Так и быть, бесплатно разузнаю. А вообще-то, Студент, стыдно тебе жадничать. Ты что, Вислогуз?

Она вскочила – белый кончик пышного, рыжего хвоста мазнул собеседника по лицу – и растаяла в кроне акации.

– Знаю я этого вашего Рара. – сказал Шапиро. – Года четыре назад я выбрался за МКАД, на одну научную конференцию – там и познакомились. Отличный специалист и как человек, вполне приличный. Хорошо, что ты взялся ему помочь. Да и девчонку жаль, пропадёт…

– Если уже не пропала. – согласился Егор. – Больше двух недель прошло, а о ней ни слуху, ни духу. Она ж не совсем новичок, вызвала бы почтовую белку, дала бы о себе знать. Даже если ногу сломала – беличьи колокольцы повсюду, найти их не проблема.

– Значит, всё-таки погибла?

– Всё за то, Яков Израилевич. Неприятно так говорить, но других вариантов я попросту не вижу. Район Краснопресненской набережной – не самые глухие места: с одной стороны река, с другой – пути МЦК. Подождать часа три-четыре, максимум, полсуток – и мимо обязательно проедет дрезина.

– Или лодка проплывёт.

– Или лодка. Или до Кутузовского дошла бы, если на другой стороне реки шлёпнулась. Там, конечно, бурелом, зато недалеко, всего метров триста. А уж на Кутузовском широкая тропа и челноки туда-сюда шастают.

– Могло отнести к Экспоцентру. – покачал головой завлаб. – Серёжа рассказывал: там сам чёрт ногу сломит, до самого Пресненского болота.

Егор наклонился к карте. На этот раз карта была правильная – схема погибшего мегаполиса, на которую не один год аккуратно наносили сотни и сотни пометок, отражающие изменения, случившиеся после Зелёного Прилива. Яков Израилевич дорожил картой не меньше, чем оригиналом своего «Определителя фауны Московского Леса».

– Если она упала в этом районе, – его палец очертил круг с центром в районе Краснопресненского парка, – то, скорее всего, даже на землю спуститься не сумела. Деревья там под сотню метров, в кронах – ни просвета. Если даже добралась до ствола, не свалилась, не разбилась, то в первую же ночь её сожрали бы пауки-птицееды. В третьем-четвёртом ярусах их полно, недаром белки избегают туда забираться…

Егор кивнул. Вертикальное пространство Леса традиционно делили на пять «ярусов». К первому относился подлесок, где царствовали кустарники и вьющаяся растительность, вроде лиан и плюща. Он распространялся не выше третьего этажа типовой панельной многоэтажки. Вторым считались кроны обычных деревьев, редко вытягивавшихся выше седьмого-восьмого этажей. На этой же высоте росли уже нижние ветви деревьев-гигантов; они образовывали третий ярус, от восьмого этажа до примерно двадцатого, и четвёртый, тянущийся ещё метров на тридцать вверх. Далее следовал пятый, верхний ярус – верхушки крон лесных титанов, самые высокие из которых бросали порой вызов «сталинским» высоткам.

Яков Израилевич пролистал «Определитель».

– На Краснопресненской набережной – центр ареала обитания гуттаперчевых пауков. На редкость мерзкие создания. Мне о них егеря рассказывали, даже как-то подстреленную тварь в ГЗ приволокли.

На развороте альбома была изображена толстая ветка, с которой свешивалась тварь. Приплюснутая башка с круглой усаженной острыми зубами, пастью; десяток конечностей, из которых шесть были вывернуты вверх – она висела на них, зацепившись за ветку длинными изогнутыми шипами. Четыре других заканчивались парой длиннейших коленчатых пальцев с крючковатыми когтями.

– Экая пакость! – Егора передёрнуло. – Это насекомое или ящер какой-то?

– Представьте себе, дальняя родня осьминога. У них тоже костяка нет, а зубы и шипы с когтями – ороговевшая кожа.

Отсюда, кстати, и название, «гуттаперчевый паук». Помните рассказ Чехова? У них тоже конечности под любыми углами выворачиваются. И мимикрируют не хуже хамелеонов: в ветвях с двух шагов не разглядишь, а он тебе крюком в темечко – бац!

– Ладно, Лес с ними, если понадобится – как-нибудь справимся. – Егор захлопнул «Определитель». – А вот без студентов из Майкиного клуба, нам не обойтись. Это я о тех, что за ней по воде следили-следили, да так и не уследили.

– Они тусуются в общаге, в корпусе «Г», то ли на пятом, то ли на шестом этаже. – вставила Татьяна, до сих пор не принимавшая участия в беседе. – Там полно пустых помещений.

– Кстати, где-то там и ваши дружки, «партизаны» – добавил завлаб и ткнул пальцем в угол, в обшарпанный баллон с краном и трубкой, снабжённой жестяным раструбом. – Сдали вот инвентарь и побежали….

– А что это? – Егор потыкал баллон носком ботинка. – Похоже на какой-то распылитель.

– Он и есть. Заправлен моей новой разработкой – спорами, разъедающими хитин. «партизаны» шарили в гостинице «Украина» и нарвались там на ракопауков. На них и опробовали.

– Успешно?

– Не сказали. Заявились позавчера под самый вечер, баллон бросили – и в общагу, квасить со студентами. А мне тут сиди, как на иголках: не дай Лес, учинят какое-нибудь безобразие, Адашьян меня без соли сожрёт. Заявит, подлец, что опять микологи отличились: «мол, мало им Мартина, так ещё и новых дебоширов притащили….»

– А что не так с Мартином? – встрепенулся Егор. Он тоже симпатизировал плешивому алкоголику.

Шапиро махнул рукой.

– Потом, всё потом! Завтра с утра заходите, а сейчас и без вас забот – вагон и маленькая тележка…

– Только без резких движений. – прошипел кремлёвец. – И руки подальше от стволов – сразу бросится…

Собака замерла в пяти шагах от них. Громадная, больше метра в холке, покрытые густой не шерстью даже, а словно попоной из туго скрученных веревок, свисающих почти до земли. Сквозь эту завесу поблёскивали круглые, чёрные, словно маслины глаза. Нижняя губа едва прикрывала клыки, такого размера, что при их виде саблезубая рысь-баюн немедленно сдохла бы от зависти.