– Обними меня. – И снова уткнулся ему в шею.

Чарльз, чувствуя подступающие слезы, поднял руки, которые словно были закованы в кандалы, и положил их на плечи Леншерру.

– Не делайте этого, – задыхаясь, жалобно прошептал Чарльз, – не надо, пожалуйста.

Но Эрик не слушал; он не бил Чарльза, не душил, не растрахивал без подготовки, но эта мимолетная нежность и тихая ласка были для Ксавьера хуже привычной грубости и насилия. Леншерр по-прежнему был жаден лишь до собственного удовольствия. Вытащил пальцы, медленно вставил член и начал двигаться внутри, продолжая покрывать лицо Ксавьера рваными поцелуями.

– Скажи, что тебе хорошо со мной, – сбивая дыхание, прохрипел Эрик, – скажи, что любишь меня. Скажи!

– Я… я люблю тебя. Люблю. – Рыдая, послушно повторял Чарльз, леденея от отвращения и презрения к самому себе. Эрик продолжал судорожно двигаться, жадно, по-звериному слизывая соленые дорожки, бегущие по щекам Ксавьера.

После той ночи поведение Леншерра изменилось. На то время, пока он работал с бумагами или занимался делами партии, Эрик разрешал Чарльзу пересекать ограждение и проводить время с другими заключенными, помогать им, лечить, делать все, о чем так мечтал Чарльз. Запретил надсмотрщикам трогать Ксавьера и мешать ему передвигаться по территории лагеря. А вечерами, когда Леншерр читал газеты или книги, или просто сидел у камина, погружаясь в раздумья, он усаживал Чарльза рядом с собой, изредка поглаживая его руку или волосы.

Англичанин не верил коменданту. Не понимал, чем вызвана такая перемена в поведении и настроении, поэтому постоянно был начеку, весь обратился в напряженный, оголенный нерв. Заставлял себя смиренно сидеть рядом, терпеть прикосновения, но вместе с тем и набирался сил.

А потом попытался бежать. Воспользовавшись тем, что ему более-менее свободно позволено перемещаться по территории лагеря и контактировать с узниками, а надсмотрщики практически не обращают на него никакого внимания, он подговорил еще четверых заключенных на побег. Спустя время, заново обдумывая провальный план, Чарльз понимал, сколько недочетов в нем было, но тогда им казалось, что шансы на успех довольно велики.

Их поймали практически сразу, они не успели убежать и на километр от лагеря. По ним не стреляли, как потом выяснилось по той причине, что Эрик приказал не делать этого, узнав, что среди беглецов находится и его личный врач. Солдаты догнали их на машинах, окружили, но Чарльз успел ранить хирургическим скальпелем двоих, пока его обезоружили и скрутили. После вернули на территорию лагеря, отвели в дом коменданта и заперли в его кабинете, оставив дожидаться Леншерра.

Чарльз не был напуган, он был зол. Он так хотел вырваться из этой клетки, вернуть себе свободу, но все его мечты и планы срубили на корню. Ксавьер метался по кабинету, а когда услышал звук поворачивающегося ключа в замке, схватил со стола пепельницу и метнул в Эрика, который, впрочем, ожидал чего-то подобного и ловко увернулся от тяжелого предмета, летящего ему в голову. Прикрыл за собой дверь, и молча прошел в кабинет, остановившись напротив неудачливого беглеца. Эрик, в свою очередь, не был рассержен, он был скорее обескуражен случившимся, а еще огорчен.

– Тебе что, плохо со мной, Чарльз? Чего тебе не хватает? – произнес он, наконец, серьезно глядя на Ксавьера.

Взбешенный англичанин не выдерживает и кидается на него с кулаками. Не ожидавший такого, Эрик под весом чужого тела летит на пол. Чарльз бьет не глядя, куда придется. Они катаются по полу, сшибая стулья и небольшой столик, с которого на пол летят бутылки с алкоголем, разбиваясь и наполняя комнату терпким запахом. В конце концов, Чарльзу удается оседлать бедра Эрика, он бьет его по лицу, разбивая губу. Леншерр не бьет в ответ, только прикрывается и старается перехватить руки Ксавьера, зная, что тот скоро выдохнется, устанет. Чарльз и правда останавливается, но только для того, чтобы выхватить Вальтер из кобуры, которую Эрик никогда не снимает.

Тяжесть оружия непривычно оттягивает руку, англичанин тяжело дышит и пистолет ходит ходуном в трясущихся руках, когда он наставляет его на лоб Леншерра. Немец под ним замирает и вскидывает руки, показывая, что безоружен.

– Ну, чего ты ждешь, Чарльз? Давай, жми на курок.

Ксавьер сверлит Эрика яростным, горящим взглядом, держит его еще какое-то время на прицеле, но уже знает, что не выстрелит, не решится. Знает это и Эрик, поэтому так спокойно и смиренно лежит под Чарльзом, позволяя тому показать характер, потешить себя пустыми надеждами.

Чарльз отбрасывает от себя пистолет, вскакивает на ноги, напоследок пнув Эрика по икре, и, по-прежнему взвинченный, отворачивается к окну. Леншерр переворачивается на живот, поднимается следом и стряхивает с кителя осколки стекла. Опускается устало в кресло и закуривает, сверлит взглядом затылок своего врача. Тот не выдерживает, разворачивается и цедит сквозь сжатые зубы:

– Что?!

– Ты так и не ответил, – комендант напротив спокоен и сдержан. Чарльз подсознательно отмечает, что это не показное, Эрик и правда не злится. И это приводит англичанина в смятение. – Тебе плохо со мной?

– Конечно! Конечно, мне плохо! – орет Ксавьер, отпуская себя и позволяя накопившемуся гневу и обиде вырваться наружу. – Ты держишь меня тут насильно! Меня и всех этих людей! Ты мучаешь меня, издеваешься надо мной! И я не понимаю, чего ты добиваешься всем этим: этими посиделками по вечерам, поцелуями и прикосновениями! Для чего эта напускная нежность и забота?! Для чего, Эрик? Что ты задумал?

Чарльз замолкает, поджимает губы и отводит взгляд, которым все это время метал молнии в Леншерра. Эрик недоуменно спрашивает:

– С чего ты взял, что я что-то задумал?

– Действительно, чего это я?! – издевательски тянет Ксавьер, всплеснув руками, – то ты насилуешь меня, рвешь мне зад каждую ночь, а то вдруг зацеловываешь и ласкаешь всего, как я должен к этому относиться?

– Я просто думал, что тебе так будет хорошо. Если я буду нежным, – торопливо добавляет Леншерр, видя, как вытягивается лицо англичанина.

– Ты не умеешь быть нежным, Леншерр. Ты по-прежнему думаешь только о собственном удовольствии, а не о том, хорошо мне или нет. Так мне не хорошо, так мне не нравится, – бормочет под нос последние слова Чарльз, складывая руки на груди, закрываясь от Эрика.

Тот сидит молча какое-то время, обдумывая все сказанное Чарльзом в сердцах, поднимается и подходит к притихшему англичанину. Спрашивает мирно:

– А как нравится?

Леншерр с оттяжкой трахает скулящего Ксавьера. Тот пытается сдержать стоны и крики, сжимается вокруг Эрика. Леншерр кладет ладони на ягодицы Чарльза, раздвигает их и смотрит, как его член входит в натертую, покрасневшую дырку. Замедляет движения, выходит из тугой, горячей, влажной, восхитительной задницы и трется членом о промежность Ксавьера. Прижимается близко-близко, наклоняется и нежно целует лопатки своего пленника. Тот охает от такой неожиданной ласки, вздрагивает и замирает. Эрик проводит членом по сжатому входу, медленно вставляет наполовину и вдруг останавливается.

– Тебе не нравится, Чарльз? Наверное, мне и правда лучше перестать. Я же мучаю тебя, – у самого Леншерра дрожат руки, ему хочется вытрахать все упрямство из англичанина, чтобы тот стал покорным, послушным, льнул к Эрику, но он сдерживает себя, потому что хочет видеть, что Чарльзу может быть хорошо с ним, что Чарльзу нравится, что он – Эрик – действительно может причинять не только боль.

– Скажи мне остановиться, Чарльз. Только скажи и я остановлюсь.

Ксавьер оборачивается через плечо: расширенные зрачки практически полностью закрыли собой небесную синеву глаз, волосы прилипли ко лбу, покрытому испариной, а из уголка лихорадочно-алых губ по подбородку тянется ниточка слюны. Он смотрит на Леншерра мутными глазами, дышит прерывисто, поверхностно, а потом вдруг опускается грудью на постель, стискивает простынь в кулаки, прогибается в пояснице, и начинает неловко, неумело насаживаться на член Эрика.