– Мистер Леншерр… Эрик, пожалуйста.
И Чарльз не знает, о чем он просит Эрика: чтобы тот отпустил его, дал уйти, сбежать отсюда, не оглядываясь, или чтобы уже наконец-то сократил это смехотворное расстояние между ними, и поцеловал Чарльза.
Эрик усмехается прямо в губы глупого мальчишки, и шепчет своим глубоким хрипловатым голосом:
– Чарльз, Чарльз, Чарльз…
И от этого гортанного, раскатистого «р», у Ксавьера коленки подгибаются, и дышать совершенно невозможно.
– Беги отсюда, Чарльз. Беги, пока я тебя отпускаю. Потому что в следующий раз я не остановлюсь.
Эрик напоследок мягко проводит губами по скуле, и выпускает Ксавьера из своей хватки. Чарльз пару секунд стоит на месте, одурманенный Эриком. До него медленно доходит осознание происходящего, и он с коротким судорожным выдохом бросается прочь, не оглядываясь, как ему и говорил Леншерр.
Следующие два дня Чарльз ходит сомнамбулой, он по-прежнему не понимает, почему его с такой силой тянет к Эрику, как вообще все это произошло, и что теперь делать. Мать, заметив, что сын притих и не находит себе места, начинает было переживать, но Чарльз вовремя убеждает ее, что просто переутомился на учебе, и волноваться совершенно не о чем. Ей-то может и не о чем, а вот сам Ксавьер думать не может ни о чем и ни о ком, кроме совершенно определенного немца. Он ведь практически не знает Эрика. Не знает о нем ничего, кроме того, что тот безумно любит литературу и интересуется историей. Почему-то Чарльза начисто не беспокоит тот факт, что такой нездоровый интерес вызывает в нем не дочь их соседей, например. «Очень хорошая девочка. Вежливая и воспитанная. Фрау Мильх говорила, что ее дочка с отличием закончила школу». – Поведала Чарльзу мама как бы между прочим. Или даже не милая белокурая, хоть и не без странностей, Рейвен. Нет, Чарльза влечет высокий, опасный, загадочный немец, с полным суповым набором скелетов в шкафу. Ксавьер не знает, что думает о нем Эрик: просто играет ли он с Чарльзом или ставит какие-то свои опыты на наивном пареньке. Студент все глубже увязает в своих мыслях, сомнениях и страхах. Поэтому, когда приходит время встречи поэтического кружка, он и не думает опаздывать, а одним из первых оказывается у дверей той злосчастной аудитории. Генетик снова занимает место на последнем ряду, стараясь быть как можно незаметнее. Ребята относятся к этому с пониманием, поскольку, как позже объяснит ему Рейвен, в их кругу сложилось впечатление, что Чарльз довольно стеснительный и застенчивый. Ксавьера это нисколько не расстраивает, а скорее даже радует, потому что так он может смотреть на Эрика, как ему самому кажется, абсолютно незаметно. Леншерр, увидев среди собравшихся Чарльза, задерживает на нем взгляд, в котором пляшут черти, и едва заметно улыбается. Все, что остается делать Ксавьеру – это томиться в обветшалой аудитории, прожигать взглядом затылок Эрика и терпеливо ждать конца поэтического вечера. Он не знает, что произойдет потом, как себя вести, и что вообще делать. Чарльзу до нервного мандража хочется остаться с Эриком наедине, он уже даже и не пытается найти объяснение своему поведению, а только тянется к Леншерру с безумной силой. В конце вечера около Ксавьера останавливается Рейвен, и пытается выяснить понравились ли ему представленные сегодня произведения, Чарльз бормочет что-то невразумительное и на предложение девушки пойти домой вместе, ссылается на то, что ему еще нужно заглянуть на кафедру к отцу или нечто в этом духе. Рейвен отвечает усмешкой, едва заметно оглядывается куда-то через плечо, где двигает ряды стульев Эрик, и уходит. Дверь за ней закрывается, погружая театр в тишину. Чарльз оборачивается к сцене и видит, что Эрик стоит в проходе и с выжиданием смотрит на него. И вот он, глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, идет навстречу Леншерру, как в тот раз, когда они впервые встретились здесь. Тот тоже не стоит на месте, поэтому они опять встречаются на середине. Чарльза немного потряхивает, он не знает, куда девать руки, и куда смотреть, и что сказать, поэтому Леншерру, который выглядит совершенно спокойным, приходится начать.
– Я рад, что ты пришел, Чарльз. И даже не опоздал.
Ксавьер набирается храбрости, и смотрит на Эрика. Наверное, было бы неправильно сразу попросить Эрика, чтобы он поцеловал его уже, в конце-то концов. Поэтому Чарльз принимает правила игры и продолжает некое подобие светской беседы.
– Я был очень впечатлен сегодняшними стихами, – безбожно врет Ксавьер, потому что он не слышал никаких стихов, несмотря на то, что один за другим двенадцать студентов выходили на сцену. Все мысли Чарльза были заняты одним единственным человеком. И судя по хитрой улыбке последнего, ему это было прекрасно известно.
– Само собой, – Эрик пристально смотрит на генетика, слегка склоняясь над ним, нависая, снова пленяя Ксавьера. – И кто же произвел на вас наибольшее впечатление, если не секрет?
– Этот человек сегодня не выступал, поэтому, к сожалению, я не смог насладиться им в полной мере.
Чарльз сам не понимает, откуда в нем берется столько смелости, но он произносит эти слова с вызовом, глядя Эрику в глаза, давая понять, что пришел не просто так, что он весь вечер ждет ответного хода от Леншерра.
– Хм, – Эрик делает вид, что задумался, – возможно, вам все же удастся услышать пару стихов сегодня, если, конечно…
– О, Господи, Леншерр! Да заткнись ты уже и поцелуй меня!
Чарльз не намерен больше терпеть эти акульи игрища. Надо нырять в омут с головой, пока не передумал и не стушевался, решает он, и первым тянется к Эрику. Тот наконец-то затыкается, обхватывает Чарльза за затылок и – не может этого быть – накрывает губы Ксавьера своими. Поцелуй получается трепетным и неторопливым. Эрик никуда не спешит, целует Чарльза тягуче, ведет его за собой, направляет, а Чарльз цепляется за рубашку Эрика, закрывает глаза и теряется в ощущениях. Для Чарльза в тот момент существует лишь сильная рука Леншерра, ласково сжимающая волосы на затылке, и его теплые, слегка обветренные, едва пахнущие табаком губы. Ксавьер не хочет и не может оторваться от Эрика, поэтому, когда тот прекращает поцелуй, Чарльз вновь слепо тянется к нему.
– Так что там со стихами? – спрашивает Эрик между короткими и нежными поцелуями. – Прочитать тебе парочку стихов, м?
– Конечно, конечно прочитай, Эрик.
Чарльз обвивает шею Леншерра руками, льнет к нему всем своим существом, а Эрик расплывается в своей хищной, безумной улыбке, вот только Ксавьера теперь не пугает этот оскал, и бежать от него, куда подальше, он больше не собирается.
Комментарий к Глава 2
Примечания к главе:
1)Эпоха Реставрации – или же Реставрация Бурбонов. Восстановление власти монархов – представителей династии Бурбонов во Франции на период с 1814 по 1830 годы.
2)Dum spiro spero (лат.) – Пока дышу, надеюсь.
3)«Коричневая чума» – проще говоря – фашизм.
4)Политика «умиротворения» – политика, проводимая Великобританией по отношению к нацистской Германии в 1930х годах прошлого столетия. Если вкратце, то данная политика сводится к чему-то вроде «берите что хотите, делайте что хотите, но нас не трогайте». Не сработало.
5)Политика «изоляционизма» – политика, проводимая Соединенными Штатами по отношению к нацистской Германии (да и всей старушке Европе, в целом) в то же время, что и политика «умиротворения». Проще говоря, Америка решила не ввязываться в дела и проблемы Европы, а просто переждать и глянуть, что там, в итоге, у европейцев из всего этого получится.
6)Имеется в виду «Ад» из «Божественной комедии» Данте.
7)Вообще, согласно Данте, в первых пяти кругах страдают те грешники, которые предавались плотским порокам. Но они могут искупить свои грехи, отправиться в Чистилище, а после попасть в Рай. У грешников, которые находятся за пятым кругом, такой возможности нет, они вынуждены остаться в Аду навечно. Эрик говорит о том, что будь его воля, то он остался бы с Чарльзом на втором круге, а на втором круге наказаны за свои грехи сладострастники. Может, кто-то по-другому взглянет на эпиграф)
