Барнса как ледяной водой окатило. Он чувствовал вину и одновременно с этим злость. Этот бурлящий котёл, казалось бы, затихший, затаившийся ненадолго, вновь дал о себе знать, полыхнул с новой силой. По нервам, как плетью, стегануло злое веселье. Джеймс безотчётно повторил за Стивеном, превращаясь в Джеймса Бьюкенена Барнса: стиснул челюсти и сжал губы, а прорезавшаяся носогубная складка и взгляд из-подо лба придали лицу угрюмое выражение.

Он торопливо пробормотал какие-то извинения и, не слушая ответ, двинулся в сторону дома, разрезая толпу. Свет внутри был приглушён, мерцали какие-то лампочки. Джеймс, прищурившись, разглядывал людей. И вскинулся, как зверь, почуявший добычу, когда увидел знакомую спину, исчезающую за поворотом.

Стив чувствовал себя непроходимым дураком. И чувствовал себя виноватым за то, что так отреагировал. Не справился с собой, не совладал. Представить себе не мог, что ревность такая: неистовая и неукротимая, до дрожи и сбитого дыхания, до спазматически сжатого горла. Стив, гонимый этим незнакомым прежде вихрем, поторопился скрыться с глаз Джеймса. Побоялся, что Джеймс всё поймёт, раскусит его на раз-два.

Зашёл в дом, осмотрелся и торопливо направился в том направлении, где, предположительно, находилась уборная. Стив знал, что на подобных мероприятиях туалеты почти всегда заняты парочками, пожелавшими уединиться, но надеялся, что хоть тут удача ему улыбнётся, и он найдёт свободный угол. Ему нужно было побыть в одиночестве, привести мысли хотя бы в некое подобие порядка. И уже потом, взяв себя в руки, нацепив своё привычное невозмутимое выражение лица, можно было появиться перед Барнсом.

Стив не сдержал вздох облегчения, когда за очередной дверью оказалась уборная. Пустая уборная, куда Роджерс скользнул, захлопнув за собой дверь, второпях не подумав даже запереться. Подошёл к богато отделанной раковине и тяжело опёрся ладонями о каменные края, низко свесив голову. Музыка, до этого приглушённая, зазвучала громче. Стив вскинулся, услышал щелчок замка.

Джеймс стоял, подпирая спиной дверь. Прищурившись, пристально разглядывал Стива, очевидно о чём-то раздумывая.

– Я… – начал Стив. Ему казалось, что нужно что-то сказать, как-то объясниться.

Всё это выглядело глупо, как в дешёвой мыльной опере, так ожидаемо, что скулы сводило.

Барнс оттолкнулся от дверного косяка и неторопливо прошёл внутрь, держа руки в карманах джинсов. Остановился около Стива, почти вплотную подошёл, так, что подайся Стив немного назад, прижался бы к его груди. Совсем как… Стив стыдливо опустил глаза, когда отражение Барнса расплылось в широкой ухмылке.

– Стиви, Стиви, Стиви, – растягивая гласные, произнёс он. – Что же ты сбежал?

В груди всё кипело. Барнса разрывали два желания: хотелось скалиться и кусаться, вцепиться зубами, рычать, подмяв под себя, а ещё хотелось вымаливать у Стива прощение, просить пойти с ним, Джеймсом, вернуться домой.

Джеймс сжал и разжал кулаки, вдохнул глубоко. Необходимо было успокоиться, взять чувства под контроль. Чего он точно не хотел – причинить Стиву какой-либо вред, это обещание он не собирался нарушать. Он не мог находиться рядом со Стивом и не хотеть его. Хотелось прижать Роджерса к себе, извиняться не только словами, но и поцелуями, ласками, от которых Стив терял голову. Подобными мыслями Барнс распалял себя ещё больше. Он расправил плечи и сделал решительный шаг вперёд. Опёрся ладонями о края раковины, отрезая Стиву пути к отступлению.

Стив больше не смотрел в зеркало. Стоял, опустив голову, и тщетно пытался справиться с дыханием, усмирить бурю в душе, а ещё не поддаваться на игры Барнса.

– Знаешь, о чём я думал? – продолжил Джеймс, совершенно не обращая внимания на внутреннюю борьбу Роджерса. И ответа не ждал. – При общении с той милой девушкой.

Джеймс прижался к Стиву и не удержался: уткнулся губами в заднюю часть шеи, виднеющуюся над воротом рубашки.

– Дж-Джеймс…

– Т-ш-ш, – Барнс повёл губами выше, – разве хорошие мальчики перебивают? Ну вот и что мне с тобой делать? – обеспокоенно спросил он, а после широко лизнул солёную кожу.

Стив не хотел вестись. Хотел выпрямиться и, гордо вскинув голову, заявить, что с ним эти игры не пройдут, что Джеймс может сколько угодно тереться об него, урчать на ухо и творить своим языком все эти греховные вещи. Стиву всё равно. Роджерс едва не рассмеялся над собой же за подобное враньё. Слабый-слабый Роджерс. Не зря Джеймс называл его жадной сучкой и голодной до ебли шлюшкой. Кто же он ещё, если при таких нехитрых поддразниваниях Барнса, у него, Стива, стоит, и он вообще не может думать ни о чём и ни о ком больше? Джеймс – всё, о чём думал Стив. Джеймс – всё.

– Что-что, прости? – Барнс отодвинулся, перестав ласкать шею. Стив что-то пробормотал себе под нос, что-то, что – Джеймс всей душой надеялся – он расслышал правильно.

Стив сделал глубокий вдох, сглотнул нервно. Поднял глаза и посмотрел в зеркало, на Джеймса. Тёмным и серьёзным, едва ли не злым взглядом.

– Отымей меня в рот, – щёки стали пунцовыми, – натяни мой рот на свой член. Выеби в рот. Какой вариант тебе нравится больше, Барнс?

– Повтори, – бесцветно ответил он, исподлобья изучая отражение Стива.

– Выеби. Меня. В. Рот.

Они, кажется, даже дышать перестали синхронно. Так и стояли то ли секунду, то ли целую вечность, вцепившись друг в друга обезумевшими взглядами. А потом всё как-то сразу пришло в движение, наполнилось звуками, прикосновениями. Это нельзя было назвать поцелуями: они кусались и вылизывали друг друга, впервые не задумываясь о том, останутся ли следы.

Стива трясло и он потерялся в этом хаосе, водовороте. Не понял, как оказался на коленях. И только когда за щёку толкнулся уже твёрдый член, заскулил благодарно, смаргивая навернувшиеся на глаза слёзы. Это был первый раз, когда Джеймс действительно пользовал его рот, не давая передышки, не останавливаясь, не позволяя толком вдохнуть. Сразу взял быстрый темп, обхватив голову Стива руками, вцепившись в волосы.

Стив вскинул мокрые глаза и низко застонал, перекрывая звуки ходящего, как поршень, члена в его глотке. Барнс выглядел безумным. Никогда Стив не видел его таким: с бессмысленным взглядом, безвольно приоткрытым ртом, из которого вырывались отрывистые стоны и хрипы. Никогда ещё Джеймс не брал его так по-животному, как в тот момент, когда Стив полностью отдавался ему, стоя на коленях.

Барнса вырубило. Он будто видел всё со стороны. Стоящий на коленях Стив, вцепившийся до побелевших пальцев в приспущенные джинсы. Задыхающийся, издающий громкие рвотные звуки, скулящий, когда член входил в глотку. Весь дрожащий, с покрасневшим, заплаканным лицом, по которому размазались слёзы, слюна и смазка. Послушно, безропотно принимающий член Барнса. Вскинувший ярко-голубые пронзительные глаза, одним взглядом умоляя, прося, требуя.

Барнс, возвышающийся над Стивом. Сжимающий пальцы в светлых волосах, давящий на затылок, не позволяющий отстраниться. Двигающий бёдрами, торопливо пытающийся урвать кусок удовольствия, насытиться жаркой тесной глоткой. Низкий, утробный, несдержанный рык. И сбивающий с ног оргазм, выносящий мозги подчистую, сводящий каждую мышцу.

Барнс прижал голову Стива к своему паху. Кончал в судорожно сжимающееся горло, воя от удовольствия. Стив носом уткнулся ему в лобок, а подбородком коснулся сокращающихся яиц.

Он убрал руки с затылка и отступил на шаг назад. Член выскользнул изо рта с влажным, чавкающим звуком. Из уголков губ сочилась сперма вперемешку со слюной и… Барнс присмотрелся: нежная кожа лопнула, нижняя губа кровоточила.

Он покачнулся и слепо опёрся рукой о раковину. Ладонь соскользнула. Барнс, пошатываясь, повернулся и бросил взгляд в зеркало.

– Чёрт, я… – Джеймс вывернул ручку крана, плеснул в лицо ледяную воду, – я… блять.

Вцепился в края раковины, низко склонив голову, точь-в-точь повторяя позу Стива, в которой и застал его. Внутри черепной коробки было пусто.