***

Наутро Джеймс был не в настроении. Вообще, он редко выходил из себя или позволял негативным мыслям овладевать собой. Стив сразу понял, что Барнс раздражён и взвинчен. В подобном настроении Джеймс и творил самые большие глупости в своей жизни. Стив не понимал причины. Наблюдал исподволь, как эта ядерная смесь бурлила, вскипала в крови. И беспрекословно готов был принять на себя весь гнев.

– Какие планы? – спросил Барнс за завтраком.

Он стоял, оперевшись задницей о подоконник. Утреннее солнце облизывало сильные плечи, затянутые в мятую ткань футболки, которая с ночи пахла не только Джеймсом, но и Стивом. Из небрежно собранного пучка выбились несколько прядей, упали на лицо. Барнс откидывал их привычным жестом, но они вновь возвращались на прежнее место. Джеймс был таким красивым, а Стив был просто дураком, влюбившимся в лучшего друга.

– Ты чего, Стив? – Джеймс отпил кофе, мазнул по Роджерсу ничего не выражающим взглядом.

– Никаких. Никаких планов, – ответил он, подавив в себе всё. Все вопросы, неуместные чувства и ещё более неуместные признания. – А что?

– Наташа написала, – Джеймс подошёл к раковине и открыл воду. Спиной чувствовал пристальный взгляд. – Зовёт на вечеринку в честь… признаться, не вникал в честь чего. Ждёт нас вечером.

– Отлично, – Стив пожал плечами. Он хотел провести вечер пятницы только с Джеймсом. Вечер каждой пятницы. Каждый вечер.

– Отлично, – Барнс закрыл воду, отряхнул руки и кривовато улыбнулся, повернувшись к Стиву.

Он всё испортил вчера. Этим своим «оставь на мне следы». Они со Стивом просто… он не принадлежал Стиву, а Стив не принадлежал ему. Не в этом плане. И Роджерс прямо дал это понять, не желая помечать Барнса. Джеймс был в ярости, бесился и готов был уничтожить всё кругом от этой бессильной злобы. Сам всё испортил, напомнил он себе. Никто не был виноват в том, что Барнс не сдержал слово. Тогда, в самом начале, он пообещал Стиву, что ничего не изменится между ними. Молодец, Барнс. Миссия успешно провалена.

***

– Я заеду за тобой.

Он остановился около офиса Стива. Стиснул руль, искоса глядя, как Стив роется в рабочей сумке.

– Да, хорошо, только… – он запихал в неё руку чуть ли не по локоть, – только набери, как будешь выезжать, ладно? Я соберусь, чтобы тебе не ждать.

Нащупал то, что искал. Протянул Джеймсу.

– На перекус хотя бы, – неуверенно пожал плечами, когда Барнс впервые за этот день посмотрел ему в глаза. – Мы же сегодня, наверное, поздно вернёмся… – хотел сказать «домой», но запнулся, – поздно закончим. А там вряд ли, думаю, будет приличная еда.

– Спасибо, – Джеймс взял протеиновые батончики. Больше всего он любил такие – с кокосом. Стив помнил. – А ты? – спохватился он.

– Оставил себе один, – Стив похлопал ладонью по застёгнутой сумке.

– Хорошо, – Джеймс хотел, чтобы этот день, шедший наперекосяк с самого утра, быстрее закончился. – Я позвоню тебе.

– До вечера? – получилось почему-то вопросительно.

– До вечера, – кивнул Джеймс, глядя на дорогу перед собой.

Негромко хлопнула дверца машины.

***

– А вот и наша неразлучная парочка! Как дела, ребята?

Наташа обняла их, оглядела внимательно.

– Всё хорошо? – поинтересовалась тоном строгой мамочки, чьи чада провинились, но от всезнающего и всевидящего ока скрыть этого, конечно же, не смогли.

– Ага.

– Да.

– Ну-ну, – хмыкнула Романова, даже не пытаясь сделать вид, что поверила. – В общем, проходите, чувствуйте себя, как дома. О, знакомьтесь! Это…

Стив был привычно вежлив. Улыбался, кивал и жал руки людям, уже пребывающим навеселе. Оказалось, что вечеринку организовала одна из подруг знакомой подруги Наташи. В честь чего, Стив так и не смог уловить из длинных и путаных рассказов хозяйки дома, но из-за всё той же зубодробительной вежливости слушал и кивал в нужных местах. То ли воспитание, то ли неисчерпаемое терпение не позволяло перестать слушать девушку, которая старательно перекрикивала долбящие по ушам басы. Трейси была весёлой и улыбчивой, травила истории ни о чём, о людях, знать которых Стив не знал, и о событиях, о которых прежде не слышал.

Несмотря на прохладный вечерний воздух (часть приглашённых высыпала во внутренний двор дома), Стиву было душно. Музыка была слишком громкой, толпа слишком шумной, атмосфера слишком… либо всё было слишком, либо это Стив был слишком стар для подобных мероприятий. Он крутил в руках бокал, о стенки которого звенели кубики льда, и вдруг ощутил тоску. Не плохое настроение, не грусть, не печаль, а съедающую тоску. Не здесь и не в окружении этих незнакомых, чужих людей хотел быть Стив. Ему нужен был Джеймс. С Джеймсом они бы прогулялись по набережной, где вечерняя прохлада сопровождалась успокаивающими звуками накатывающих волн. Вкусно поужинали бы в одном из местных ресторанчиков. Выпили бы немного вина, сидя за уютным столиком, негромко разговаривая, и их голоса сливались бы со звоном столовых приборов и мерным гулом голосов других посетителей. А потом они с Барнсом пошли бы домой. И неважно куда – к Стиву или к Джеймсу. Для Стива дом был там, где они вместе с Джеймсом.

От несбыточных мечтаний Стива отвлекло прикосновение к локтю. Роджерс встряхнулся, отгоняя привидевшийся мираж, и вновь обратился вслух.

Джеймс цедил сок. Это тёплое разбавленное нечто было под стать его кислому настроению. Он хотел слишком многого в этой жизни? Барнс задавал себе этот вопрос в течение всего дня. Пока просматривал отчёты, не понимая и половины прочитанного. Пока сидел на совещании. Слова проносились мимо него, так что можно сказать, присутствовало лишь бренное тело Барнса.

Он хотел слишком многого? Он слишком многого хотел от одного человека? Этот вопрос задавал себе Джеймс, давясь протеиновым батончиком в обед, запивая его никуда негодным быстрорастворимым кофе из автомата. И злился, и ненавидел себя ещё больше, отчётливо понимая, что всё испортил. Он ведь не имел никаких прав на Стива. Не имел никакого права что-то требовать, что-то просить. И уж тем более не имел права требовать взаимности. Чувства Барнса были сугубо его проблемой.

Заливать горе было не в привычках Джеймса. К тому же, он был за рулём. Ему ещё нужно было довезти Стива в целости и сохранности до… Джеймс хотел бы сказать «до дома», но не был уверен, что Стив согласится поехать к нему, а у себя вряд ли предложит остаться. Что он, Барнс, будет делать в пустой квартире, думать не хотелось вовсе. Джеймс отпил то, что выдавало себя за яблочный сок, и поморщился.

– Привет, – послышалось сбоку.

– Привет, – Барнс на автомате сверкнул белозубой улыбкой.

Он надеялся, что скоротает этот утомительный вечер за непринуждённой беседой с приятной незнакомкой. Триша звонко смеялась над простенькими шутками, бросала задорные взгляды из-под пушистых ресниц и будто бы невзначай касалась руки, в которой Джеймс по-прежнему сжимал пластиковый стаканчик. Джеймс умел быть обаятельным и очаровательным. Умел привлечь внимание и заинтересовать. Умел, но… но в этот вечер он всё делал будто механически: когда-то уже озвученные шутки, стандартные комплименты, общие фразы, чтобы поддержать разговор ни о чём.

Он хотел домой. Хотел найти Стива в этой разношёрстной, пёстрой толпе, взять за руку и поехать уже, в конце-то концов, домой! И когда они останутся вдвоём, прекратить вести себя, как идиот, и последовать своему главному правилу: «Говорить. Вслух». Рассказать Стиву всё, признаться, и неважно, как он это воспримет. Джеймс должен был сказать Стиву правду.

Но вместо того, чтобы что-то сделать, Барнс продолжал стоять и тянуть время. Рассказал пару забавных случаев из юности, которые развеселили Тришу, и, кажется, реакция девушки была вполне искренней. Про себя Барнс хмыкнул и подумал с иронией, что хоть кого-то может порадовать, пусть и столь несерьёзно, мимолётно.

Кто-то добавил громкость, музыка стала совсем оглушающей, поэтому для того, чтобы услышать дальнейшие слова, Джеймсу пришлось наклониться ближе к девушке. И в тот момент, когда она что-то спрашивала, Барнс, блуждая взглядом по кутящей толпе, увидел застывшего, как статуя, Роджерса. Даже с такого расстояния Джеймс разглядел это выражение лица, оно ему было хорошо знакомо: бледное окаменевшее лицо, сведённые брови, придающие взгляду холодность и жёсткость, крепко сжатые челюсти и превратившиеся в тонкую линию губы. На Барнса равнодушно взирал Стивен Роджерс, отрешённый и застёгнутый на все пуговицы. Стив чётко, по-военному развернулся и скрылся в доме.