В этот раз он разошёлся. Когда Барнс пробормотал что-то типа: «Стиви, я так слишком быстро кончу…», принялся брать глубже и сильнее втягивать щёки. Громко хлюпал слюной и ни капли не стеснялся звуков, когда заглатывал почти на всю длину. Роджерс обожал сам процесс, но главным для него всё равно оставался оргазм Джеймса. Да, Барнс, как и говорил, не кончал от орального секса, но Стива это больше не расстраивало и не волновало. Но в этот раз он, видимо, действительно превзошёл себя.

– Стив… Детка, я…

Джеймс рефлекторно вскинул бёдра и низко, гортанно застонал.

Стив закашлялся, когда сперма ударила в заднюю стенку горла. Придерживал Джеймса за бёдра, не давая отстраниться. После того, как Барнс обмяк, растёкшись по креслу, Стив выпрямился. Прокашлялся и утёр рот тыльной стороной ладони; часть спермы попала на подбородок, смешавшись со слюной.

Бёдра и живот Джеймса все ещё подрагивали. Барнс откинул голову на спинку кресла, обеими руками вцепившись в волосы, до этого падавшие на лицо.

– О, чёрт… блин… – он с трудом шевелил языком, – это… Стив… я… у меня слов нет… Сейчас, подожди немного, детка…

Стив не смог сдержать гордую улыбку. Он довёл Джеймса до оргазма с помощью орального секса. Никто и никогда не доставлял Джеймсу такого удовольствия, а Стив смог.

– Дай пять.

– Ч-что? – Джеймс, по-прежнему тяжело дыша, взглянул на Стива.

– Дай пять, – повторил Стив, все ещё охрипшим голосом, и для наглядности поднял руку с открытой ладонью.

– Стив! – Джеймс бессовестно заржал, отбивая.

– Что? Я ведь заслужил? – Стив тоже рассмеялся.

– Детка, – Джеймс наклонился к нему, обхватил лицо руками и прежде, чем поцеловать, аккуратно утёр большим пальцем подтёк спермы у нижней губы, – ты заслужил… блин, ты заслуживаешь всего, что пожелаешь. Извини, у меня до сих пор мозг не варит, так что я… я потерял свой дар красноречия.

– Какая жалость, – без особой грусти пробормотал Стив, приоткрывая рот, чтобы позволить Барнсу скользнуть внутрь языком.

– Задумал всё это… – Джеймс покрутил ослабевшей кистью в воздухе, – чтобы ты расслабился, чтобы сбросил напряжение, а ты… о, Стиви, ну какой же ты.

========== 7. ==========

***

– Странно.

– Что?

Он лежал на Джеймсе. Устроился у него на спине, прижимаясь щекой.

– Чем больше мы делаем, тем больше я хочу. Ещё и ещё.

Он услышал, как Джеймс улыбается.

– Обычно не так. Совсем не так, – продолжил Стив, – я всегда был сдержанным, никогда не терял голову, а тут… Чем больше ты мне даёшь, тем больше я хочу, становлюсь всё более жадным. Почему?

– Потому что мы чувствуем друг друга. Потому что между нами есть химия. Потому что… – он остановился, – потому что нам хорошо вместе, детка.

Стив дотянулся до ладони Джеймса и переплёл их пальцы.

– Никогда так не было, – пробормотал едва слышно, утыкаясь лбом между лопаток.

Целовал медленно шею и плечи, спину, с улыбкой слушая, как довольно выдыхает Джеймс, постанывает негромко.

– Так хорошо? – почему-то шёпотом спросил Стив.

Переместился выше и аккуратно поцеловал ухо. Убрал волосы, спадающие на лицо, погладил колючую щёку и снова поцеловал. Стив чувствовал себя неуёмным щенком: от Джеймса не хотелось отлипать ни на минуту. Только бы Джеймс и дальше позволял вот так гладить, обнимать, делиться теплом. Стив не хотел, чтобы это заканчивалось.

– Больше, чем просто хорошо, – тоже шёпотом ответил Джеймс.

Он приподнял голову. Стив верно понял движение, прижался к его губам. Они замерли так – не целуясь даже, соприкасаясь всего лишь.

– Что тебе нравится больше всего? – спросил вдруг Стив, заглядывая Барнсу в глаза.

– Твой рот. – Джеймс широко улыбнулся и сморщил нос.

Вообще-то, больше всего ему нравилось вот так: лежать вместе, обниматься, болтать, быть рядом, быть со Стивом. А ещё, когда Стив делал «ёжика»: прижимался губами к уху и сквозь некрепко сжатые зубы быстро вдыхал и выдыхал воздух. Получалось забавное фырканье-шебуршание, щекочущее ухо. Джеймс каждый раз не мог сдержать смех.

– У тебя потрясающий рот. Самый талантливый.

– Ага, знаю, – кивнул Стив, улыбаясь.

А ещё он знал, что Джеймс так морщил нос, когда врал.

***

Джеймс понял, что лгал себе. Это было плохо, но ещё хуже было то, что он лгал Стиву. Понял, что не сможет остановиться, что попал и не выбраться никак.

Пропал, когда Стив поцеловал его там, на диване, за просмотром какой-то порнухи. Когда Стив доверчиво льнул к нему. Когда Стив пытался сохранить лицо, а потом не мог больше сдерживаться и шептал горячие и нежные слова, от которых у Джеймса всё замирало внутри. Когда Стив обнимал и гладил его, ласкал, и больше не стыдился своей нежности. Стив так верил ему, а Джеймс его обманывал.

Он, конечно, всегда любил Стива, своего лучшего друга. Щуплого, постоянно хворающего Стива. Справедливого, правильного Стиви, мальчишку с пытливым умом и лучезарной улыбкой. Стивена, который изо всех сил тянулся за Джеймсом, почему-то считал, что Барнс – некий эталон, пример, хотя для самого Джеймса всё было совсем наоборот.

Стива, который как-то неожиданно вымахал в красавца, наконец-то стали замечать. Разглядели, оценили, наконец-то, Стива Роджерса, потянулись к нему. Джеймс ревновал. Головой понимал, что ближе друг друга у них нет никого, а сердце было неспокойно. Что Джеймс делал бы, найди Стив кого-то лучше? Барнс не знал. Поэтому и пахал без устали, лишь бы стать самым лучшим для Стива, лишь бы Стив увидел, что для Джеймса нет ничего невозможного. Ради Стива Джеймс всю жизнь двигался вперёд, не подозревая даже, что сам Стив, глядя на него, восхищаясь им, не мог позволить себе сдаться, опустить руки, даже когда казалось, что дела совсем плохи. Так они и жили, два дурака, не признаваясь друг другу в самом главном.

***

– Твои бёдра меня с ума сводят, – пробормотал Стив, прижимаясь губами к коже.

Ему казалось, что он часами мог вот так вылизывать Джеймса, целовать внутреннюю поверхность бёдер, посасывать, не оставляя следов, прихватывать зубами, дразня, оттягивая кожу осторожно, не причиняя боли. Он вырисовывал языком лишь ему понятные символы, прокладывал дорожки поцелуев от паха к колену и обратно, тёрся щекой и губами. Руками беспрерывно гладил ноги и живот, массировал твёрдые мышцы. Пропускал сквозь пальцы тёмные волоски. Выдыхал жарко, согревая кожу, блестящую от слюны и пота, и готов был скулить от щемящей нежности, как от боли.

Стив совсем пропал, поклоняться был готов Барнсу. Сам не понял, не заметил, когда всё так далеко зашло, когда перестало быть пресловутым «просто хорошо проведём время».

– Стиви… – шептал Джеймс, крепко зажмурившись, то и дело кусая алые зацелованные губы, – детка, – гладил по растрёпанным волосам, тянулся к Стиву.

К Джеймсу никто и никогда не притрагивался так: от трепетных, всегда нежных, ласковых прикосновений он искрил, будто оголённый провод, выгибался, льнул к горячим ладоням. До Стива Джеймс не знал, что любовь может быть как боль.

В один из вечеров, когда Стив медленно доводил его до исступления, почти до грани, но не давал кончить, Барнс, стонущий, просящий, подвижный и гибкий, вдруг замер. Посмотрел на Стива сверкающими глазами, будто даже лихорадочно горящими, обхватил Роджерса за лицо, притянул к себе и зашептал в губы:

– Оставь на мне следы. Укусы, засосы, синяки – всё, что захочешь. Стив, Стиви…

Они целовались, шептали что-то неразборчиво, едва слышно, и двигались навстречу друг другу. Воздух между телами, казалось, можно было потрогать, он накалился, стал густым, словно клубился. И всё вокруг пропахло ими: потом, сексом, страстью и любовью. И они впитали запах друг друга, переплелись между собой.

Ладони соскальзывали с мокрой от пота спины. Джеймс схватился за широкие плечи, впился короткими ногтями. Стив держал его лицо в ладонях, торопливо убирал лезущие в глаза тёмные пряди, гладил скулы большими пальцами и целовал совсем потерявшие очертания губы. Он бы никогда не позволил себе пометить Джеймса, никогда бы не причинил боли. Всё, что он мог – любить его. Стив с Джеймсом ещё не знали, что эта любовь оставит неизбежный отпечаток. Она уже оставила свой след.