– И? – покосился на Джеймса.

– Моя очередь целовать тебя и гладить.

Стиву никогда не уделяли столько внимания. Одни только ласки сосков сводили его с ума. Барнс пощипывал покрасневшие возбуждённые соски, оттягивал несильно, потирал круговыми движениями. Стив любил такие грубоватые ласки груди.

– Хочешь кончить? – поинтересовался Джеймс, поглаживая живот Стива.

Член почти касался живота, был ярким от прилившей крови.

– Х-хочу, – Стив шевельнул бёдрами, надеясь, что Джеймс опустит руку ниже.

– Уже скоро?

– Да.

Если бы Барнс сейчас подрочил ему, Стив бы не продержался долго.

– Отлично. Начнём, Стиви.

Он изводил его: гладил тело, пощипывал и вылизывал соски, ласкал член. Стоило Стиву начать подмахивать бёдрами, как Джеймс тут же убирал руку. Успокаивающе (хотя больше дразняще) поглаживал ноги, когда бёдра начинали подрагивать, а яйца поджимались. Целовал ласково щёки и губы, кружил пальцами внизу живота, по лобку, но члена не касался.

– Всё хорошо? – мурлыкал Барнс, не скрывая довольную улыбку.

Тяжёлое дыхание Стива, его тихие стоны и влажные звуки смазки – всё это звучало для Джеймса, как музыка. А сам Роджерс – раскрасневшийся, вспотевший, потерявшийся в удовольствии – Джеймс не видел никого прекрасней.

– Я сейчас кончу, – пробормотал Стив, откидывая голову на подушку, и крепко зажмуриваясь.

– Нет, не кончишь, – беспечно отозвался Джеймс, внимательно наблюдая за выражением лица Стива.

Брови Роджерса взлетели вверх.

– Как долго ты продержишься? – пояснил он, отвечая на так и не озвученный вопрос. – Каждый раз, когда будешь готов кончить, говори мне об этом. Мы же играем, да, Стиви?

– Дже-е-еймс. – Барнс ни на секунду не поверил, что это звучало угрожающе или недовольно.

Бёдра Роджерса начали мелко подрагивать, Джеймс замедлил движения, но руку не убрал – самыми кончиками пальцев продолжал скользить вверх-вниз.

Стив дёрнулся и попытался свести ноги. Хотелось кончить, он же был совсем близко, зачем Джеймс дразнит?

– Я…

Пальцы переместились: теперь Джеймс круговыми движениями гладил лобок Стива, поднимался выше – к пупку, поглаживал кожу живота.

– Вот так, – успокаивающе бормотал Джеймс, касаясь губами розовеющего уха, – я сделаю так, чтобы ты почувствовал себя хорошо выебанным, Стиви. Всё для тебя, детка.

Роджерс вцепился в простыню. Хотелось схватить руку Барнса и вернуть на подрагивающий член, яркий и напряжённый. Хотелось стонать во всю силу лёгких и просить, чтобы Джеймс дал ему кончить. Но Стив лишь выдохнул шумно через нос и чуть выгнулся.

Барнс тихо усмехнулся. Стив был упрям и непробиваем. Во вред себе же, в данном случае. И если бы Джеймс не знал Стива, то в самом деле мог бы подумать, что ему не нравилось то, что происходило.

– Нет-нет-нет, Стиви.

Джеймс резко отстранился, но руку с напряжённого бедра не убрал.

– Это не по правилам, – объяснил он.

В какой-то момент Стив потянулся рукой к члену Джеймса, хотел обхватить пальцами, но Барнс не позволил.

– Джеймс, – сердце колотилось, было жарко. И хотелось Джеймса. Но, как оказалось, трогать было нельзя. – Почему нет? – едва не плача пробормотал Стив, цепляясь пальцами за простыню.

– Потому что нужно правильно попросить. Понимаешь, детка? – влажные от смазки пальцы вновь вернулись на подрагивающий измученный член.

Стив низко застонал и закрыл лицо ладонями. Он понял.

– Джеймс…

– Что? Что «Джеймс»? «Джеймс, быстрее»? «Джеймс, я близко»? Или… – Барнс перестал надрачивать ствол, скользнул пальцами по напряжённым яйцам, – «Разреши мне кончить, Джеймс»? Что?

Он оставил невинный поцелуй на щеке Стива. Поцелуй, который ударил под дых: настолько он резонировал со словами Джеймса и его пальцами, которые беспрестанно поглаживали мошонку, невесомо кружили по ней, проскальзывали ниже – туда, где Стива ещё никто не касался. Стив обливался потом, тяжело дышал и кусал губы.

– Ну, – вновь послышался шёпот, – разве так просят хорошие мальчики?

Вдруг его сорвало:

– Джеймс! – он громко застонал, длинно и долго, просяще. – Пожалуйста, Джеймс! Пожалуйста!!! Разреши мне кончить! – вращал приподнятыми бёдрами, толкался с крепко сжатый кулак.

– Вот так, умница, Стиви. Давай же, детка.

Барнс больше не дразнил. Под пальцами хлюпала смазка, но Джеймс смотрел не на яркий от прилившей крови член, а на лицо Стива. Шептал, какой Стив красивый, какой Стив податливый, ласковый, послушный мальчик. Только для него, Джеймса. А Стив всхлипывал и стонал, не замолкая, широко раскинув ноги, рукой слепо вцепившись в бедро Джеймса.

Кажется, он сорвался на крик, кончая. Это был сильный оргазм, выматывающий и опустошающий своей силой. И дело даже не в Барнсе и его сильных, но ласковых руках, не в том, что он выдоил Стива. Дело в чувствах, которые Стив себе позволил, в эмоциях, которым дал вырваться, а не упрятал подальше, как обычно. Впервые Стив кончал так, как хотел, и от тех вещей, которых желал.

Джеймс не двигался. Лежал, по-прежнему прижавшись бёдрами к потному разгорячённому телу, и готов был скулить и выть от восторга. Стиву было хорошо. Да что там хорошо? Стиву было охуенно. Стив кончил так, как не кончал ни с кем, в этом Джеймс был уверен. И от того, как Стив вскидывал бёдра, рефлекторно вбиваясь в кулак, от того, как кричал, содрогаясь в оргазме, от того, как держался за него, как притягивал к себе, – от всего этого Барнс был в диком пьянящем восторге. Хотелось ещё. Снова и снова смотреть, как Стиву хорошо, как Стив расслабляется, как смягчается его лицо, и можно быть совсем близко. Не к Стивену Роджерсу, а к Стиви.

Стив не двигался. Только грудная клетка часто вздымалась. Ему хотелось лежать так бесконечно долго, даже мелькнула мысль, что он мог бы уснуть, – настолько сытым он себя чувствовал. Тело одновременно было ватным и непривычно лёгким, будто наполнено воздухом.

Он повернул голову и разлепил глаза. Джеймс улыбался ему. Он интуитивно потянулся к этой улыбке. Коснулся её, сцеловал будто бы, и почувствовал, как собственные губы тоже растягиваются в улыбке.

– Это было… – прокашлялся, – не знаю, как сказать. Вау?

Барнс насмешливо фыркнул, поцеловал вдумчиво, со вкусом, и замурлыкал:

– Охуенно. Вот как это было, Стиви, – проигнорировал правило не выражаться и продолжил, – посмотри, ты обкончал себя, детка.

Стив приподнял голову и увидел, что действительно – тугие белёсые струи попали и на живот, и на грудь. Он давно хотел так: несдержанно, пусть грязно, но полностью – и телом, и нутром. И Джеймс позволил, помог, разделил это с ним. Стив снова потянулся к его губам.

– Завтра среда, – пробормотал в подушку Джеймс.

– Возьмём стейки? – Стив повозился немного, устраиваясь удобнее.

По средам они обедали вместе в небольшом стейк-хаусе, находящимся недалёко и от офиса Стива, и от офиса Джеймса. Рефлексы дали о себе знать: рот наполнился слюной при одном воспоминании о том, какое мясо там подают.

– Ты рано завёлся, – хихикнул Джеймс, услышав, как заурчал живот Роджерса, – а на ночь есть вредно.

Стив несогласно заворчал, уткнувшись Джеймсу в подмышку.

– Заберу у тебя часть порции, – пригрозил он.

– Даже ни капли не жалко, – заверил его Барнс, прижимая к горячему боку. – Ты же поставил будильник?

Стив всегда просыпался раньше. Не открывая глаз, знал, что до сигнала оставалось минут 10-15.

За окном медленно просыпался город: шум редких машин, дребезжащий звонок велосипеда, проехавшего мимо доставщика газет, торопливые шаги случайного прохожего. Сквозь неплотно задёрнутые шторы в комнату заглянул светло-жёлтый луч ещё не палящего солнца. Расплескал свет по полу, скользнул по пледу, облизал мерно вздымающуюся спину и тронул заросшую щёку.