– Почти ничего не помню, – хрипит Джеймс.

Его больной взгляд мечется по лицу Роджерса. Барнс на автомате отмечает заострившиеся черты, бледную, почти синюшную кожу, темные круги и уставшие, воспаленные глаза.

– Они пришли, когда тебя не было, – Стив не уверен, что сейчас нужно говорить об этом, но рано или поздно придется все рассказать. – Не знаю, кто это, Джеймс. Я потом обыскал их карманы и сумки, при них было только оружие, кое-какая еда, немного вещей…да и все, пожалуй. Бандиты, наверное. Не знаю.

Он измождено пожимает плечами и с беспокойством продолжает следить за мужчиной. Он так хочет верить, что Джеймс вернулся. Вменяемый, привычный. Его Джеймс, по которому он так соскучился, истосковался.

– Я их сначала услышал. Они особо не скрывались. Знаешь, так странно. Будто были уверены, что тут никого нет, а если и есть, то им ничто не угрожает, – Стив скользит по мужчине растерянным взглядом, поправляет одежду, накрывает пледами и привычно – абсолютно машинально – кладет узкую ладонь поверх ткани. Будто успокаивая. – Я взял оружие и спрятался на втором этаже. Думал, может они пройдут мимо. Глупо, конечно, – он усмехается уголком рта и виновато смотрит на Барнса.

– Нет, все правильно, – Джеймс почти не дышит, внимательно слушает Стива. – Если есть возможность…

– Уйти от драки, то ее нужно использовать, – кивает мальчик.

Чувствует, как внутри ослабевает узел, который сдавливал грудь. Его Джеймс точно вернулся.

– Но не вышло, – заключает мужчина. Опавшее лицо становится замкнутым, мрачным.

– Не вышло. Но ты… ты… если бы не ты… – Стив кусает губу, хмурится и его пальцы нервно, хаотично скользят по ткани пледа.

– Я боялся, что опоздал, – вдруг признается Джеймс. Стискивает зубы, но заставляет себя продолжить, – думал, что эти четверо добрались до тебя, – он невесело усмехается, вспоминая, как один из них пристрелил своего же, – Стив, я… прости, что оставил тебя одного. Я не должен был.

Мальчик отводит глаза и нервно трет шею, синяки с которой уже успели сойти.

Джеймс не узнает, что их было пятеро. Он не собирается перекладывать еще и этот груз на мужчину, который на своих плечах тащит непомерное чувство вины за ошибки прошлого. Хватит с Барнса собственных демонов и призраков, с которыми, Стив хочет верить, он справился. Поэтому вовсе необязательно Джеймсу знать о том, что первые два выстрела сделал Стив, убив человека, который загнал его в угол и пытался задушить.

– Все нормально. Правда, Джеймс, – настаивает Роджерс, когда Барнс с сомнением хмыкает, – мы в порядке. И это я больше не оставлю тебя одного. – Пытается свести он все в шутку.

Барнс задумывается о чем-то на мгновение, качает головой, а потом говорит:

– Остаемся или уходим вместе? – и будто смущенно смотрит на мальчика.

– Да, – ни секунды не сомневаясь, кивает Стив, – остаемся или уходим вместе.

Они какое-то время сидят в тишине. Роджерс с упоением вслушивается в спокойное, размеренное дыхание мужчины, а сам Барнс неосознанно, интуитивно накрывает чужую ладонь своей все еще слабой рукой, будто в поисках опоры и покоя.

– Тебе надо поесть, – Стив аккуратно высвобождает свою руку, напоследок успокаивающе проведя пальцами по шероховатой коже, – а потом спать. Пора идти на поправку, Джеймс.

Мужчина съедает жестковатую холодную зайчатину и быстро засыпает, чувствуя выматывающую, тупую боль во всем теле.

***

– Она такая себе, я знаю, – смущенно оправдывается мальчик, поднося ко рту Джеймса очередной кусок темного мяса.

– Зайчатина всегда жесткая и довольно сухая, – успокаивает его Барнс, неторопливо жуя, – а так, курица курицей. Спасибо, Стив.

Вообще, Джеймс может и сам поесть, но мальчик настаивает на том, чтобы помочь. В мозгу Барнса возникают какие-то едва уловимые, мимолетные ассоциации, когда Стив кормит его с рук, но он как-то не особо на этом зацикливается.

Ему хочется уже быстрее встать на ноги, он залежался, но Стив, стоит Барнсу про это заикнуться, меряет его таким суровым взглядом, что Джеймс благоразумно решает еще пару дней побыть послушным пациентом.

Вот и получается, что все, что делает Барнс – ест и спит. Роджерс даже менять повязки самостоятельно ему не разрешает. Сам возится с износившимися, почти прозрачными бинтами, которые все это время кипятил и снова пускал в дело, потому что больше перевязочного материала нет.

– Вроде бы нормально заживает, – задумчиво бормочет мальчик, аккуратно опуская голову Барнса после осмотра обратно на свои колени, – думаю, у тебя сотрясение. Это, по крайней мере, объясняет, почему ты так долго находился в отключке.

Мужчина издает какой-то нечленораздельный звук, чтобы дать понять, что он услышал, но говорить о том, что видел, когда был без сознания, Джеймс пока не готов.

Он какое-то время лежит, закрыв глаза, и его грудь размеренно поднимается и опадает под ладонью Стива. Вдруг Барнс начинает возиться, задирает голову, чтобы видеть лицо Роджерса и неожиданно спрашивает:

– Где ты спал?

– А? – Стив жутко тормозит и сначала не понимает, о чем вообще речь.

– Пока я был в отключке, – терпеливо поясняет Джеймс, – где ты спал? Где твой матрас?

Он вертит головой, оглядывая комнату, будто ожидает увидеть внезапно материализовавшееся из воздуха спальное место.

– А… – Роджерс пожимает плечами и его худенькая физиономия вдруг становится виноватой. – Я спал около тебя.

Барнс еще раз оглядывается, потом осматривает свое ложе, и судя по тому, как вальяжно он раскинулся по всему периметру матраса, для Стива места нет и не было за все то время, что они здесь.

– Постой-ка. Стив…

– Что? – мальчишка с замиранием сердца вслушивается во вкрадчивые нотки в голосе мужчины, и гадает, как сильно Джеймс недоволен.

– Ты… – Барнс проглатывает слово, готовое сорваться с губ, – дурачок?

– Нет, – старательно пытаясь сохранить серьезную мину, отвечает Роджерс.

Мужчина сам понимает, как нелепо и бестолково прозвучал его вопрос, но он правда растерян и немного сердит на мальчишку за то, что тот совсем не думает о себе.

– Ты же мог снова простыть, – продолжает мужчина. – Почему ничего не подстелил? Что ты вообще ел, пока я тут валялся? И что…

– Джеймс, – останавливает поток вопросов Стив, – все нормально, серьезно. Я ел, спал, дышал свежим воздухом, в общем, прекрасно проводил время. Находился и нахожусь в добром здравии, в отличие от некоторых.

Барнс поджимает губы и одним только взглядом дает понять, что думает о попытках свести все в шутку.

– Я тоже в добром здравии, – бурчит он в итоге, потому что Роджерс остается абсолютно равнодушен к безмолвным посылам мужчины.

– Да, я так и понял, – мальчишка кивает и машинально, на автомате поглаживает Барнса по спутанным волосам, будто заставляет расшалившегося пса присмиреть.

Джеймс зависает на какое-то время. Вроде как, он был тут главным и все такое… И вдруг Роджерс командует парадом. Наверное, Барнсу не мешало бы сделать…что? Возмущаться, что-то там выяснять и о расстановке каких-то там сил говорить не то что не хочется, а вообще не имеет никакого смысла. Джеймс с удивлением обнаруживает в себе невесть откуда взявшееся смирение и покладистость. Поэтому он молча сдвигается ближе к краю матраса и хлопает ладонью по освободившемуся месту.

– Прошу, – он выжидающе смотрит на замершего мальчика, который все еще сидит, затаив дыхание от своего опрометчивого поступка, – пора спать.

Стив неуверенно косится на мужчину, будто ждет, что тот скажет, что это была шутка, но Барнс не двигается до того момента, пока Роджерс осторожно не устраивается рядом. Накидывает на затихшего мальчика плед, ложится удобнее, стараясь не тревожить рану. Стив лежит ни жив, ни мертв, и боится пошевелиться лишний раз – вдруг заденет Джеймса. Мужчина скептически смотрит на «статую», пристроившеюся с краю, которая, кажется, даже дышит через раз, перекидывает через заметно похудевшее тело правую руку, и подтягивает мальчишку ближе к середине. Роджерс ойкает и оглядывается через плечо.