Джеймс, готовый уже было встать и отправиться на проверку, принимает прежнюю позу, задумывается на несколько секунд, а после неопределенно пожимает плечами:

– Вряд ли. Я был ребенком, когда все началось. Не особо много успел увидеть.

– Сколько тебе было лет? – Стив по-детски любопытен. Пока у его проводника хорошее настроение, нужно пользоваться.

– Одиннадцать, – помедлив, отвечает Барнс.

– Ты такой ста…взрослый? – в последний момент Роджерс успевает проглотить слово, готовое сорваться с языка.

– Да, я такой старый, Стив, – лицо мужчины абсолютно непроницаемо. Он поднимается на ноги и идет к двери, – отбой.

– Спокойной ночи, – лепечет смущенно мальчишка, ему неловко, но он почему-то уверен, что Джеймс не обиделся.

С того дня, Стив каждый вечер сначала делится с Барнсом словом, которое прочитал в своем словаре, а потом пытается разговорить мужчину. Барнс тот еще молчун, поэтому чаще всего Роджерсу приходится наслаждаться звуками своего голоса. Он рассказывает о жизни в приюте, о своих немногочисленных друзьях, точнее, всего об одном друге.

– Его звали Сэм. Он был отважным, смелым и самоотверженным. Представляешь, однажды мы с ним…

Барнс не спрашивает про это «был», во-первых, он не дурак и прекрасно все понимает, а во-вторых, что-то ему подсказывает, что придет время и об этом Стив тоже расскажет.

Больше Роджерсу вспоминать особо нечего. Из его историй Джеймс узнает, что в приюте мальчику жилось не очень-то сладко. Другим обитателям этого места нужен был кто-то вроде козла отпущения. И в силу своих физических данных, а еще, видимо, в силу врожденного чувства справедливости и невозможности мириться с угнетением слабых, Стив только и делал, что страдал за весь род людской. Не это удивляет мужчину, это, скорее, даже то, что он ожидает услышать. Нет, его поражает то, как обо всех этих вещах говорит Роджерс: он не жалуется, не сетует на судьбу, не винит и не проклинает тех, кто его обижал или издевался над ним. Стив спокойно воспринимает то, что случилось, пытается анализировать произошедшее, оценить свои поступки с разных сторон, понять, что сделал не так, и как вообще стоило поступить.

С одной стороны, Барнс думает, что Роджерс тот еще наивный дурак и терпила, но с другой, он понимает, что в Стиве есть стержень, есть принципы, которые для мальчика первостепенны и непоколебимы. Джеймс вроде как с неохотой признает, что начинает смотреть на Роджерса, щуплого, слабенького, но только физически слабенького Роджерса, с уважением.

Потом Стив переходит на пересказ того, с чем их знакомили во время «школьного обучения». Информации опять же кот наплакал. Сам мальчик оказывается любознательным и ищет любой способ узнать что-то новое вне учебного процесса. Стив умудряется находить какие-то старые газеты, брошюры, журналы, книги. Как-то раз ему попадается в руки учебник по квантовой физике. Откуда он взялся в их приюте, Роджерс понятия не имеет.

– Я вообще не понял, о чем там речь, – искренне признается он, сияя честными глазами.

Барнс в ответ хмыкает. Общение между ними сложно назвать диалогом. Стив говорит и говорит, а Джеймс слушает и изредка вставляет какие-нибудь междометия, вроде «хм», «мда», «ну и ну», и тому подобное. Но Роджерсу этого достаточно, он уверен, что Барнс слушает, а не делает вид. Джеймс ненавязчиво поправляет его, когда Стив говорит что-то неправильно, бывает, что объясняет какой-то момент или какое-то событие, о котором у мальчика сложилось ложное впечатление или если он что-то недопонял. Даже с таким молчаливым собеседником Роджерс узнает много нового.

О себе Барнс предпочитает не распространяться. Но Стив не требует от него какой-то подноготной. Роджерс вообще не признается, что последнее время затевает подобные посиделки не столько для того, чтобы выговориться, сколько для того, чтобы мужчина выспался.

Джеймс устраивается на своей скромной «постели» около мальчика, закидывает руку за голову, уставившись в потолок, изредка поглядывая на Стива, который восседает на своем ложе и увлеченно вещает о чем-то, размахивая руками. Барнс правда слушает. Он помнит все истории про лучшего друга Роджерса, может назвать имена и фамилии всех преподавателей и обитателей приюта. А про себя до сих пор посмеивается над случаем, когда мальчишка впервые узнал про гороскопы, но каким-то образом упустил из виду, что лев, как знак зодиака, и лев, как представитель семейства кошачьих – это два разных слова. Стив тогда с жаром доказывал Сэму, что он «лев… ну лев! Это большая кошка! С гривой! Что же тут непонятного, Сэм?! Он рычит!». Какое отношение он имеет к рычащим большим кошкам, Сэм тогда так и не понял. Джеймс и это объясняет Роджерсу, тот в ответ краснеет и смеется над собой.

– Глупо получилось, – говорит он, с улыбкой глядя на мужчину.

Только вот в качестве благодарного слушателя Барнса хватает ненадолго. Голос Стива усыпляет его. Джеймс следит за ходом повествования очередной истории примерно полчаса или даже минут сорок, а потом и сам не замечает, как начинает дремать. Мальчик замолкает, обращая внимание, что глаза Барнса закрыты.

– Нет-нет, я не сплю, – хрипловато спешит заверить его мужчина, тут же просыпаясь, как только голос Стива затихает, – я слушаю, рассказывай дальше.

И Роджерс снова принимается за свои истории. Вскоре он улавливает закономерность: Джеймс, после начала их вечерних разговоров, бодрствует минут двадцать-тридцать, а потом начинает проваливаться в сон. За этот промежуток времени, Стив делится той информацией, которую действительно хочет, чтобы мужчина услышал и запомнил, в этот же период Барнс дополняет некоторые его изречения, а порой и высказывает свое мнение по поводу некоторых вопросов. В общем, эти бесценные минуты целиком и полностью принадлежат Стиву. Все остальное время он говорит только для того, чтобы дать Джеймсу поспать. Роджерс давно заметил, что у мужчины проблемы со сном. Он поздно ложится, долго ворочается, не может уснуть, хоть и устает за день. Потом, наконец заснув, опять же ерзает, вертится с боку на бок, иногда бормочет что-то неразборчиво. И вскоре просыпается. Сидит несколько минут на постели, не шевелясь, потом поднимается и тихо выходит из комнаты. Несколько раз Стив просыпался ночами, поэтому знает, что происходит с Джеймсом. Точнее, хоть он и видит, что что-то не так, но помочь ничем не может, ведь мальчик даже заговорить об этом не имеет права. Он уверен, стоит ему только открыть рот по этому поводу, как Барнс тут же спрячется в свою раковину, отгородится, и это зыбкое, только начавшее зарождаться между ними общение вновь сойдет на нет. Стив дорожит этими крохами, поэтому молчит и пытается помогать хотя бы таким образом – забалтывать мужчину пока тот не уснет.

Одну ночь Роджерс специально не спит. Лишь притворяется, когда Барнс возвращается с проверки. Мальчик слушает, как тот пытается устроиться на твердой лежанке, потом внимательно считает, сколько же Джеймс пребывает в царстве Морфея. Стив насчитывает две тысячи сто семнадцать секунд, то есть тридцать пять – почти тридцать шесть – минут. Через тридцать пять минут Джеймс просыпается, какое-то время лежит, глубоко дыша, потом тяжело встает, и Стив уже готов к тому, что Барнс привычно покинет комнату, но тот вдруг замирает по пути к двери и смотрит куда-то в левый угол. Стоит неподвижно, вглядываясь в темноту, качает головой, чертыхается тихо и выходит из комнаты. Роджерсу страшно, но не за себя, а за Джеймса. Что с ним происходит и как ему помочь? У мальчика нет ответа ни на один из этих вопросов.

***

По занесенной снегом дороге идти не так легко и на морозном воздухе дышится тяжелее. Джеймс в какой-то момент отвлекается на размеренный, успокаивающий скрип снега под ногами и не замечает, что Стив перемещается к нему за спину и немного отстает. А потом Барнсу в плечо летит снежок. Джеймс вздрагивает скорее от неожиданности, чем от того, что мелкие комочки от разлетевшегося в разные стороны шарика попадают за шиворот. Вздрагивает и по привычке тянется к оружию.