Чтобы скрепить «узы воинского братства» и поднять «боевой дух» своих людей, Птолемей позволял пьянствовать не только военачальникам и офицерам, но и простым воинам. При таком подходе к делу на заре и без того низкая боеспособность воинства Алорита становилась равной нулю.
К величайшему огорчению Филиппа и разочарованию, граничившему с отчаянием, отряду пажей в предстоящей битве отвели второстепенную роль. Младшему сыну Аминты и его сотоварищам предстояло заслоном перекрыть одну из троп, ведущих в лагерь Птолемея на случай возможного прорыва или отступления вражеских войск.
– Как же тут отличиться и внести свой вклад в общую победу, когда тебя отсылают на самый дальний и спокойный участок сражения!? – возмущенно сетовал Филипп.
– На войне у каждого – и простого воина, и самого старшего стратега своё строго определенное место, – осуждающе напомнил Парменион. Перед началом похода царь именно ему доверил начальство над корпусом пажей. – Только боги знают, как сложится битва. Мы не только преграждаем путь вражеским беглецам, но и в случае неожиданности послужим резервом. Быть может, илу21 нашу бросят в критический момент в самую гущу боя!
– Не волнуйся, Филипп, нам ещё с избытком достанется и вражеских голов, и трофеев, и побед, и большой славы! – утешил царя Антипатр, что в боевом построении занимал место слева от царевича.
– Долг наш самым строжайшим образом выполнять приказы царя, его стратегов и наших командиров, – вставил своё слово Полиперхон – сын Симмия.
Поняв, что ждать сочувствия от своих товарищей, что уже заполучили кожаные пояса воинов, не приходится, Филипп спрятал свои негативные эмоции. Теперь всё его внимание было сосредоточено на том недоступном для визуального наблюдения месте, где разворачивались главные события.
Сражение оказалось скоротечным и весьма ожесточенным. Сразу с трёх доступных сторон македонские отряды обрушились на спящий лагерь Птолемея. Бойцов Алорита рубили, топтали, кололи, пронзали, поджигали. Едва ли не треть воинов Алорита так и не поняла, что произошло, приняв смерть во сне или хмельном забытье.
Пешие и конные македонцы легко перебили охрану лагеря, ворвавшись во вражеский стан через ворота, или перемахнув через редкий частокол и плетёные изгороди. Лишь самые смелые, опытные и отчаянные воины Птолемея сражались с яростью и мужеством обреченных. Подавляющее же большинство сторонников Алорита попыталось спастись бегством.
Полторы тысячи мятежников живой волной брызнули в разные стороны, надеясь в своём паническом бегстве спасти жизни. Беглецов этих истребляли ещё более нещадно и свирепо нежели тех, кто предпочёл умереть смертью настоящего воина, а не бегущего безоружного труса…
Когда первые лучи солнца осветили своим рыжеватым заревом отряд Филиппа, на тропе неожиданно появилась запыхавшаяся группа беглецов. В полной панике, растерянности и сильной усталости пребывали безоружные люди, в которых тотчас признали воинов Птолемея и боттиейских ополченцев.
– Смерть собаке Птолемею и мятежным псам его! – этот громогласный клич сам собой вырвался из горла Филиппа. – Смерть врагам Македонии!
– Смерть! Смерть! – отозвались на призыв Филиппа десятки его товарищей.
Парменион едва успел взмахом руки подать сигнал к атаке, как первые ряды илы, в которой находился Филипп бешено с грохотом, лязгом и дикими криками устремились вперёд. Бойцов Птолемея на тропе оказалось не более шести десятков, а налетевших на них македонских пажей было в три раза больше.
В завертевшейся круговерти короткой бойни Филипп, поражаясь собственной ловкости и расторопности, сумел поразить сразу двух врагов. Первого мятежника – худощавого и высокого он пронзил копьём с первого же удара. Филипп метил металлическим острием прямо в голову врагу, но наконечник копья вонзился ниже ключицы.
Худой мятежник громко вскрикнул и завалился набок, увлекая за собой копьё, застрявшее в жилистом теле смертельно раннего противника. Филипп уже намеревался соскочить с коня, чтобы вырвать из агонизирующего врага своё ударное оружие. Неожиданно оказавшийся рядом Антипатр протянул царевичу своё копьё.
– Сегодня я уже сразил им двоих предателей! Пусть оно и тебе принесёт удачу! – прокричал соратник сквозь шум стычки, извлекая из ножен меч.
Благодарно кивнув Антипатру, обрадованный Филипп пустил коня в галоп, огибая эпицентр побоища. Царевич зорким и цепким взором заметил, что двое беглецов практически достигли спасительного края хвойного леса. Словно на тренировке, Филипп прикинув расстояние и вес копья, метнул оружие Антипатра в одного из бегущих.
Со свистом копьё рассекло влажный утренний воздух, угодив с треком ломающихся костей прямо в позвоночник своей безоружной жертве. Нелепо взмахнув руками боттиейский воин рухнул в заросли травы с предсмертным стоном.
– Есть! Есть второй!!! – буквально взревел Филипп, теряя от восторга и упоения самообладание и всяческий контроль над своими зашкаливавшими эмоциями хищника-убийцы.
Филипп позволил вырваться наружу демонам войны и жесточайшим инстинктам охотника-убийцы, дремавшим в глубине тёмной половины его души. Свирепым взором оголодавшего хищника царевич осматривал поле встречного скоротечного сражения, выискивая для убиения очередную свою жертву.
Тяжёлый запах обильно пролитой вражьей крови пьянил разум Филиппа во сто крат сильнее самого крепкого вина, лишал человеческого рассудка, пробуждая всевозрастающее желание убивать врагов, топтать их копытами коня, сбивать с ног, пронзать остриём копья, рубить мечом, сшибать и опрокидывать…
Однако бой уже завершился полной победой македонской армии. Воинство Алорита было разгромлено и позорно обращено в паническое и хаотическое бегство. Единственное, что омрачало торжество подавляющего превосходства македонского оружия, это отсутствие в числе павших и пленных врагов Птолемея – главного зачинщика смуты.
Глава IV. Переменчивая фортуна войны.
I
Филипп расхаживал по македонскому лагерю, переполненный гордостью и безмерным счастьем. Пока он пребывал в состоянии эйфории, буквально раздувшись от важности и собственной значимости, Александр и его стратеги решали, как им поступить дальше.
Войско Птолемея было разгромлено и почти полностью истреблено. Смертельной расправы и позорного плена избежали не более двух сотен наиболее везучих, хитрых и самых быстрых воинов. К величайшему разочарованию и негодованию Александра в числе спасшихся бегством оказался и сам Алорит.
В самом начале сражения, повинуясь своему звериному чутью, он вскочил на быстрого и выносливого фессалийского рысака, направив его в ближайшие заросли. Птолемей скакал не по тропам или дорогам, надёжно перекрытым македонскими заслонами, а продирался сквозь чащобы и дебри. Эта тактика, навеянная инстинктами самосохранения, позволила Алориту спасти свою жизнь.
– Похороним наших воинов, разделим трофеи и накажем всех пособников Птолемея, – таким было предложение Архелая.
Концепция самого возрастного и авторитетного стратега пришлась по сердцу остальным военачальникам македонского правителя.
– Верно! Нужно разорить те поселения и города Боттиеи, что оказали помощь Птолемею, прислав ему припасы, лошадей и воинов! – загомонили военачальники Александра. – Предадим казни самых рьяных пособников Алорита, чтобы знать других провинций даже помышлять в будущем не смела восставать против своего царя!
Сразу после тризны, посвященной погребению павших македонцев (таковых оказалось менее сотни), и пира, устроенного в честь славной победы македонского оружия, войско Александра разделилось.
В Пеллу под охраной Пармениона отправился обоз с царской долей трофеев и добычи, а также три сотни раненых, что не могли продолжать поход и ведение боевых действий. После прибытия в столицу Пармениону предстояло возглавить собранные в Пеле отряды ополченцев, чтобы привести их в Боттиею.
