Олег наконец сунул книгу в мешок, догнал Мрака – тот всегда шел на пару шагов впереди.

– Я чую, ошибку одну допустили… Тарх, иди сюда! Мы должны вернуться в Лес.

Таргитай раскрыл рот и удивленно захлопал глазами. Мрак ответил без всякого удивления:

– Иногда чуешь верно, хоть и запоздало. Но лучше поздно, чем… Кишка тонка?

– Тонка, – признался Олег печально.

Таргитай растерянно переводил взгляд с одного на другого.

– Что вы говорите?.. Подумайте! А растерзанная Зарина? Я не отступлюсь!

– А зеленоглазая берегиня? – в тон ему подсказал Мрак. – А еще сколько баб встретишь? Олег, ты прав. Без коней, могучего оружия… Прем прямо в стольный град киммеров? Да мы сгинем на дальних подступах, и жаба за нами не кумкнет. Но если ты не придумал, как сделать лучше, то не раскрывай пасть вовсе! Без тебя знаем, что прем на рожон.

– Мрак, здесь мы в чужом краю, где даже зайцы и перепела лучше нас знают, как выжить. А в Лесу можем получить помощь. Сейчас ведь канун Купалы?

Темные глаза Мрака остро блеснули.

– Цвет Папоротника?

– И одолень-трава.

Мрак с сомнением двинул тяжелыми плечами.

– Хочешь сорвать? Храбрейшие из храбрых бежали так, что портки теряли… А кто не терял, то лучше бы потерял. Олег, ты вроде бы не самый храбрый на белом свете? Аль уже похрабрел?

Олег надулся, как озябшая сова, ответил неохотно:

– Да, но… я знаю, где искать. Боромир грозился, что плохо знаю орнаменты, зато когда дело о травах… И про разрыв-траву знаю, и одолень искал!

– От орнамента хоть какая-то польза, – бросил Мрак. – А кто из невров искал редкие травы? Говорят, дед Гоймир в молодости да еще Ивашко, что сгинул в Лесу на другой день…

– Мрак, мы не в деревне. Мы даже не невры. Орнаменты нам ни к чему, а трава сейчас бы кстати. Мы и так ходим по лезвию секиры, что теряем? Разве в Лесу опасности больше?

– Больше, – ответил Мрак серьезно. – Просто мы лучше знаем Лес, не лезем сами в петли. Тарх, что ты скажешь?

Таргитай очнулся от громкого голоса, захлопал веками. Глаза были непонимающими, испуганными.

– Что? О чем?

– Перестань ныть, – сказал Мрак с досадой. – Она же бессмертная, твоя берегиня! А если вила, то все одно прожила дольше нас, вместе взятых… Да и вилы, по-моему, тоже бессмертные. Олег, вилы мрут?

Олег недовольно скривился, злой, что перебили.

– Сие тайна велика есть. Я вилами не занимаюсь. Ни один волхв все не охватывает. Знаю травы, а все остальное – краешком. Тарх, мы с Мраком полагаем, что надо вернуться на время в Лес. Подошла пора цветения папоротника…

– А берегинь в Лесу – как сосновых шишек в урожайное лето, – добавил Мрак, – на каждом дереве! Бывает, целая дюжина на ветке качается. Сам видел.

– Не нужны мне другие берегини, – ответил Таргитай сурово. – Кто-нибудь из невров находил цвет? Не в древности, а среди наших?

– Наших осталось только трое. Мы.

– Решайте сами, – ответил Таргитай уныло. – Олег умный, а ты – смелый. А что я? Куда иголка, туда и нитка.

Две ночи они крались через Степь. Не в свой Лес, от него ушли слишком далеко, туда пришлось бы идти половину лета, а взяли влево, где на виднокрае чернела полоса. Мрак пообещал, раздувая ноздри, что там не роща, не гай, а настоящий Лес. Его что-то беспокоило, глаза темнели, но изгоям не сказал ни слова, только заново наточил секиры. Лук был при нем, хотя колчан был пуст. В мешочке звенели тяжелые наконечники, но стрелы в Степи из бурьяна не выстругаешь.

Ночью на сухие стебли падала роса. Странно было видеть на мертвенно-жестких листьях крупные холодные капли, где зловеще-ярко сияло мертвое солнце ночи. Высоко в небе так же холодно и мертво блистали звезды. Над головой мелькали бесшумные тени.

Таргитай приободрился, подумав, что лесной филин летает охотиться даже сюда, в Степь, но одна из таких теней на миг закрыла луну и горсть звезд, и он содрогнулся, увидев растопыренные мохнатые крылья с перепонками, на которых торчали острые когти. Огромный кожан, нетопырище, ночное чудище!

Мрак пихнул Олега в бок:

– Тебе не нужны их лапы, уши, когти? Боромир, бывало, заказывал…

– Я занимаюсь травами, – напомнил Олег поспешно. Он втягивал голову в плечи, когда над ним проносились невидимые крылья, обдавая опасным холодком.

– Травами? А я – охотой. Но здорово вы бы нажрались, если бы я умел стрелять, скажем, только по зайцам!

На третью ночь подошли к Лесу вплотную. Ночь была ясная, хоть на луну часто наплывали облачка, ровную Степь заливал тихий серебристый свет, а дальше из сухой прокаленной земли поднималась черная стена деревьев, упиралась в небо.

Невры остановились на опушке, уже различая родные запахи. За спиной оставалась злая Степь, безжизненная – несмотря на травы, зеленых кобылок, хомяков, зайцев и даже крупных дроф. В Степи все плоско, бедно, а Лес – многоповерховый, жизнь копошится не только под ногами, но и на всех уровнях, везде – своя жизнь, свои звери и птицы.

– Пошли, – сказал Мрак нетерпеливо.

Таргитай и Олег протиснулись за ним в черноту. Таргитай тут же завопил и свалился, запнувшись за корни, Олег с хрустом врезался лбом в дерево, что откуда ни возьмись выпрыгнуло навстречу. Мрак заворчал, спина его выгнулась горбом. Он повернул к изгоям темное лицо, жутко блеснули красные глаза, он прорычал:

– Ждите здесь…

Мягко шелестнули его шаги по опавшим листьям, тут же все стихло. Таргитай потерянно стоял, не двигаясь, привыкал к темноте. Ему вдруг стало страшно. Лес был не совсем Лес…

– Олег, – позвал он тихонько. – Ты еще здесь? Дай руку, я тебя не вижу.

Рядом хрустнуло, его плеча коснулись чужие пальцы. Голос Олега раздался совсем рядом:

– Тарх, что мы натворили!.. Мраку нельзя возвращаться в Лес!

– Поче… Ах, это же беда…

– Понял? Мрак не удержится. В Степи зов волчьей души затих, мы даже забыли, что Мраку осталось последнее превращение… Но теперь наши лесные души раскрываются, мы слышим зов Леса, а отказаться не в силах!

– Мрак не вернется? – спросил Таргитай. Он почувствовал на глазах слезы.

– Не знаю. Как я, дурак, не подумал! Все о травах, о папоротнике… А Мрака потеряем…

– Я тоже не подумал, – признался Таргитай горько. – Он нас так долго берег, что мы разучились заботиться о себе… да и никогда не умели. А уж о нем вообще не думали! А он беззащитнее нас.

Очень медленно в темноте начали прорисовываться силуэты могучих деревьев, зависшие над землей крючковатые ветви. Проступали белесые корни, мшистые бугры, начали проясняться узорные листья папоротников, странные стебли хвоща. Таргитай часто и глубоко дышал, вживался, возвращаясь в Лес всеми чувствами, заново узнавая, отыскивая свое место.

– Пойдем в глубину? – предложил Олег. В его голосе прозвучало беспокойство. – А то в спину дует.

Сухое дыхание Степи проникало через передний ряд деревьев-исполинов. Олег уже сделал два осторожных шага, уходя от чужого воздуха, пригнулся, пролез под низкими ветвями.

– Мрак велел ждать здесь… – напомнил Таргитай.

– Да, – согласился Олег горько, – велел.

Таргитай неуверенно шагнул за волхвом, чувствуя пустоту в груди.

– Ищи поляну с сухостоем, – напомнил он.

– Знаю, – откликнулся чуть раздраженный голос.

Таргитай падал, вывалялся в мокрой земле. Олег падал тоже, ругался вполголоса. Наконец выбрались на крохотную поляну, где поперек лежала валежина, а две сушины висели на раскоряченном дубе, скрестившись растопыренными ветвями.

Олег с облегчением сбросил мешок. Таргитай выдернул секиру, подрубил опорные ветки, обе сушины с грохотом повалились на землю. Таргитай спешно начал рубить сучки на костер, стараясь опередить Олега. Рубить легче, чем разводить костер, пусть даже из сухих веток. Правда, дело волхва – огонь, священный или не священный, дело Мрака – охрана, добыча, а ему, Таргитаю, работа попроще: подай да принеси, бери больше да бросай дальше, а пока летит – отдыхай вволю…