– Люда, что с тобой?! – Голос в мгновение ока оказавшегося рядом мужа был пронизан тревогой, а его сильные руки мягко и бережно подняли Людмилу с пола.

– Там… там это… Лешка проснулся, – тихо пролепетала она, глядя широко раскрытыми глазами в лицо мужу.

Артем под руки довел Людмилу до дивана, усадил ее, предложил воды, от которой она жестом отказалась, и вернулся в коридор, где из продолжающей раскачиваться и ударяться о стену телефонной трубки неслись звуки мужского голоса.

Людмила, у которой первый шок стал проходить, слышала, как Артем говорил своему собеседнику:

– Вы извините, но Людмила Васильевна не может сейчас говорить… Подействовало на нее очень… Нет, нет, не беспокойтесь, ничего страшного, ей уже лучше… У Анны Никаноровны нет телефона… У соседей? Там есть, но уж больно новость-то… Лучше ехать… Виктор, да, в Подольске живет, в Подмосковье… Да, да, у него такой телефон… Можем ли мы сами ему позвонить?.. Да, давайте мы Виктору сообщим… Людмиле сегодня на работу… Ну и что, что выходной. У нее определенных выходных не бывает, она же риелтором работает… Мы сейчас отдышимся немного и перезвоним вам, хорошо?.. Да, в течение дня.

Артем подошел к дивану:

– Людочка, как ты?

– Да я уже лучше. А так как обухом по голове. Знаешь, я с годами перестала верить, что Лешка проснется. Думала, прости меня, Господи, что навсегда это, до самой смерти. – Людмила перекрестилась.

– Делать-то что будем? Главврач этот, забыл, как его зовут…

– Иван Петрович.

– Вот-вот, Иван Петрович просит, чтобы ты приехала. Говорит, что Лешка как проснулся, так про всех начал спрашивать: про родителей, про Машу, про Сережку, про тебя с Виктором.

– И что, что они Лешке ответили?

– Ну, говорит, сказали, что день неприемный, ангина тяжелая была, потому ослаб очень, да и матери далеко ехать из Меженска, про отца решили вообще ничего пока не говорить, про Машу тем более. Ах да, еще этот Иван Петрович сказал, что Алексею они объяснили так: мол, сначала надо окрепнуть, ходить научиться, а потом уже родственникам показываться, чтоб никого не расстроить. Говорит – вроде это подействовало.

– Знаешь, Темочка, у меня в голове все набекрень. Сколько мы слез выплакали, ты же знаешь, мама в церковь ходила, земные поклоны клала годами, пока силы были. Наверное, там отметинка на полу от ее лба осталась, в церкви-то. К чему это я? Ах да, вот сейчас он проснулся. Радоваться надо бы, а мне страшно чего-то. Как жить он теперь будет? Батя умер, мама, считай, старушка, жену другой увел, сын тоже теперь не его.

– И жизни нашей он совсем не знает, – добавил Артем. – Он же при Союзе заснул. Каково ему теперь будет?

– Ой, и это тоже! – всплеснула руками Людмила. – Я и не подумала даже, а ведь верно. Лешка словно из другой жизни, не представляю, как он вообще тут сможет. И помнишь, мы же в журнале читали, да и врачи об этом говорили и Витьке, и мне… что вот он совсем молодой, не стареет, а как проснется, так свой возраст быстро нагонит. Каково это: сразу состариться, а жизнь не прожить, словно ее черти языком слизнули.

– Делать-то что будем? – Артем заглянул в глаза жене.

– Ты меня спрашиваешь? Не знаю я. Ну придумай, пожалуйста, Темочка, ты же умеешь, ты всегда выход находил. – Людмила продолжавшей дрожать ладонью нежно провела по щеке мужа.

– Может, мне одному для начала в больницу съездить? Но так тоже плохо. Лешка спросит, где ты. Как бы хуже не стало. Но ты ведь сегодня не в состоянии туда поехать?

– Не в состоянии, боюсь я страшно, – замахала головой Людмила. – Знаешь что, надо звонить этому Ивану Петровичу, может, он что подскажет. Сейчас вот посижу еще чуток и позвоню.

Людмила прислонилась к спинке дивана и прикрыла глаза. Но перевести дух ей не удалось. Откуда-то со стола требовательно и противно запищал сотовый телефон. Не хотелось ни вставать, ни идти куда-либо, ни тем более с кем-то разговаривать. Но звук телефона не стихал, напротив, увеличивал громкость. «А вдруг это из больницы? – подумала Мелешкина. – Хотя нет, они же на домашний звонили, у них, чай, и номера моего сотового нет. А вдруг есть?»

– Тёма, принеси мне телефон, – попросила она мужа.

– Слушай, это, наверное, клиентка твоя звонит, – сообщил Артем, поднося жене телефон и разглядывая высветившуюся на его небольшом экранчике надпись.

Людмила тоже посмотрела, едва сотовый оказался в ее руках. Надпись гласила: «Марианна покуп. 2-ка».

– О Господи, только ее мне сегодня не хватало! – в сердцах произнесла Мелешкина. – Тёма, ответь ей. Скажи, что я заболела, уехала куда-нибудь. Придумай.

Артем взял в руки упорно продолжавший пищать телефон и неуверенным движением протянул его назад жене:

– Люда, а может, ты сама? Или… знаешь что? Она же себе другого риелтора найдет и тебе ни черта не заплатит. Там ведь почти на мази дело, ты сама говорила.

– Ну что ты заталдычил? На мази да на мази! Взял бы да поехал с ней сегодня. – Людмила понимала, что по большому счету муж прав.

В конце концов, никакой трагедии не произошло. Наоборот, Лешка проснулся, радоваться надо. А поездка с Марианной даст время прийти в себя.

– Давай телефон сюда! – Людмила взяла из рук мужа сотовый, нажала на кнопочку и заговорила настолько приветливым голосом, на который сейчас только и была способна: – Марианна, это вы?.. Да, извините, телефон из косметички не вынула, а он там зацепился за что-то… Да, да, все по-прежнему, конечно, едем… Нас там ждут в двенадцать ровно… Давайте прямо у дома встретимся. Чкалова, 43а, во дворе немного… У подъезда… Хорошо, договорились.

– Сама поедешь? Или тебя отвезти? – Глаза мужа внимательно и ласково смотрели прямо на Людмилу, от чего ей стало теплее на душе.

– Отвезти, Тёма, отвезти. Я сама и не доеду. Посмотри, как у меня пальцы дрожат. – Людмила вытянула вперед руки.

– На Чкалова куда надо ехать? В район театра? – переспросил муж.

Людмила кивнула головой и прикрыла глаза. Хотелось погрузиться в сон. «Ой, что это я? – Чувство страха обожгло своим прикосновением, словно ядовитая медуза в море. – А вдруг я засну, как Лешка? Тьфу-тьфу, не сглазить бы! Как они без меня будут: Машка без матери и Артем в быту не приспособленный. Что он может? Картошку почистить? Так этому в военном училище научили. Гвоздь в стенку вбить? Тоже невелика заслуга. Пропадут они без меня».

Страх при погружении в сон раньше приходил часто. В первые годы после того, как это случилось с Лешкой, Людмила порой вскакивала с постели или рывком садилась, отбросив одеяло. Всякий раз приходил на помощь Артем: верный, надежный, родной. Людмила ощущала ласковые прикосновения его сильных рук и вопреки страху засыпала в надежных объятиях. А утром просыпалась, давая себе зарок больше не бояться.

Хуже бывало, когда мужа не оказывалось дома. А случалось такое частенько – служба есть служба. Тогда Людмила мерила шагами комнату из угла в угол, присаживалась около маленькой дочки и начинала бояться уже за нее, наблюдая, как та мирно посапывает и улыбается пришедшим ласковым детским снам. Страх за Машу, за то, что она не проснется, пересиливал все на свете. О себе уже и не думалось. Машу они с Тёмой так долго ждали, родила ее Людмила поздно, сначала не выходило с ребеночком. Знакомые говорили, что надо врачу хорошему вместе с мужем показаться. А где его возьмешь в дальнем гарнизоне? Но, видимо, внял кто-то там, наверху, Людмилиным мольбам, подарил им с Тёмой девочку. В конце концов Людмила засыпала просто от усталости, укрывавшей страх словно одеялом.

С годами боязнь начала уходить в сторонку. Липкий пронизывающий страх появлялся теперь редко, разве только когда перенервничаешь или заболеешь. Да и уверенность пришла к Людмиле. В конце концов, не зря говорят, что бомба дважды в одну воронку не падает.

– Люда, ты чего, дремлешь? – Голос мужа прервал воспоминания о страхе. – Когда ехать-то? Ты еще и колбасу не доела. Кофе холодный. Может, горячего налить?

– Да не хочется мне теперь. А вот кофе налей горяченького, встрепенуться надо.