Как оно все тогда случилось? Мишка Поливанов, да, да, конечно, Мишка, других рядом не было, истошно закричал над самым ухом:

– Витюха, Лешка твой тонет!

И сам, не дожидаясь никого, первым бросился в прохладную даже в самый жаркий день от бьющих по берегам ключей Меженку.

Виктора в тот момент точно пружиной подбросило в воздух и развернуло из горизонтального состояния в вертикальное. Он на автомате ринулся за Поливановым, даже не отдавая себе отчета в том, что делает. Впереди, ближе к противоположному берегу, там, где под водой была яма с завихрениями сразу от двух ключей и куда ребятам строго-настрого запрещали заплывать родители, то поднималась вверх, то исчезала загорелая Лешкина рука. Кричал ли что-нибудь тогда братишка, Карпунцов не помнил. Да и сложно было услышать из-за галдящей, показывающей пальцами на Лешку детворы, столпившейся на берегу.

Когда Виктор добежал до кромки берега, все уже закончилось, и закончилось благополучно. Мишка Поливанов, спортивная гордость их школы, считаными гребками добрался до Лешки, подхватил его, поддерживая голову над водой, и вместе со спасенным подплывал к берегу.

Дальнейшее осталось в памяти обрывками, цветными лоскуточками того давно минувшего дня. Сначала на берегу Лешку приводили в чувство, давали нашатырь, случайно оказавшийся у кого-то из немногочисленных взрослых, день-то был рабочий, потом переворачивали брату голову, чтобы вылилась вода, которой тот успел изрядно нахлебаться.

Затем бежал отец, с неестественно бледным лицом, окруженный мальчишками и девчонками, дергающими его в разные стороны за руки и за брюки:

– Дядя Чапай! Да спасли уже Лешку! Мишка его вынес!

Виктор помнил, как батя рухнул коленями в песок рядом с Лешкой, всех отстранил и неумело начал делать искусственное дыхание, которое уже было совершенно ни к чему: Лешка не просто очухался, но, похоже, почувствовал себя весьма неплохо, так как с интересом бросал взгляды во все стороны.

Убедившись, что опасность миновала и сын жив-здоров, отец поднялся, снял с себя ремень и, перевернув Лешку лицом в песок, отодрал его прямо на пляже.

– Силен дядя Чапай! – то ли с опаской, то ли с восхищением сказал кто-то из толпившихся рядом мальчишек.

– Не реви! Поделом тебе! На всю жизнь теперь запомнишь, – громко бросил отец всхлипывающему прямо в песок сынишке, поднялся на ноги, вдел ремень на место и оглянулся по сторонам.

Мишка Поливанов стоял сзади в общей ребячьей толпе, но его высокую спортивную фигуру невозможно было не заметить. Отец рукой раздвинул мальчишек и девчонок в стороны и твердым мужским шагом подошел к Поливанову. Мишка потом неоднократно говорил, что даже слегка струхнул от неожиданности. А отец остановился перед ним, внимательно посмотрел глаза в глаза и протянул Полива-нову руку. То крепкое, настоящее мужское рукопожатие произвело огромное впечатление на Мишку. По крайней мере, Поливанов еще долго в разговорах о нем вспоминал.

– Витя, так ехать тебе надо? – раздался озабоченный голос жены, выдернувший Карпунцова из царства блуждающих осколков памяти в реальный мир. – Что ты решил?

– Нина, ты говорила, что водочка со вчерашнего осталась, собери-ка ужин, – попросил Виктор. – Я сейчас еще немножко посижу и приду.

Жена ушла на кухню. Виктор прикрыл глаза. На сей раз никакие воспоминания в голову уже не приходили. Карпунцову казалось, он вообще ни о чем не думает, только ловит мимоходом прилетающие звуки. Вот на улице какой-то, должно быть, излишне нервный водитель начал подавать один за другим серию сигналов. Такое частенько бывало: Кирова – улица загруженная, а недалеко от их дома перекресток с вечными пробками районного масштаба. Виктор сам, бывало, клял висящий там светофор на все лады. Уже дом свой родной виден, а никак не доедешь: выдержка у светофора маленькая, за один раз часто и не проскочишь. Только затих клаксон, как раздался плач ребенка. Видать, очередная мамаша с коляской по тротуару проходила. Затем внимание Виктора переключилось на доносившиеся приглушенные звуки с кухни: то воду Нина откроет, то ножом постучит по столу. «Сейчас бы выпить и на боковую, – размечтался Карпунцов. – Правильно говорят, что утро вечера мудренее».

– Витя, Миша звонит! – крикнула Нина.

Далее до ушей Карпунцова стал долетать голос жены, разговаривающей с сыном, но самих слов различить не удавалось. Да и потребности особой не было – обычный повседневный разговор. Утром, еще до дачи, Нина разок набирала сына на сотовый, но тот же в лесу с друзьями, потому и сообщил в ответ женский голос: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». А сейчас Мишка, видимо, в более доступное место выбрался. Любит он этот сотовый, постоянно трезвонит, деньги так и улетают. «Новую игрушку нашел словно маленький, – частенько раздражался в последнее время Виктор, обычно про себя, но порой и с Ниной делился. – Вот что в этом хорошего? Зачем приятелям трезвонить? Они ж чай не на Дальнем Востоке, а здесь, в Подольске. А даже если и не в Подольске, то в Москве. Хорошо хоть, у зазнобы его пока нет сотового. Но это до поры до времени». Сам Виктор так и не привык к новой технике, хотя телефон у него был уже с год. Пользовался лишь в крайнем случае, когда по работе разыскивали в выходные или вечером.

Голос жены стих. Карпунцов покряхтел, затем расправил плечи, немного пошевелил ими, разминая затекшие мышцы, медленно поднялся и побрел на кухню.

– Ну что там Мишка? Не съели их клещи в лесу? – начал расспрашивать он Нину. – А эта пигалица тоже там?

– Что ты городишь? – возмутилась жена, но как-то мягко, беззлобно. – Еще и беду накличешь с этими своими клещами.

– Да нет у нас, в Подмосковье, энцефалитных клещей. Мы ж не в Сибири живем, – успокоительно произнес Виктор, сообразив, что зря об этих тварях упомянул, вот теперь Нина думать будет, переживать.

– Знаешь, всякое бывает. Я вон в газете читала года два назад, что укусили кого-то. Правда, не у нас, а на севере области. То ли под Дубной, то ли под Талдомом, не помню. Но Мишка брызгалку с собой взял – это я знаю. Береженого Бог бережет. А вот Юлю ты почему невзлюбил? Не понимаю я. Нормальная она девчонка. Чего ты пигалицей ее величаешь? К тому же они просто встречаются. Мишка же не собирается вот так сразу, с бухты-барахты, на ней жениться. Хотя всякое в жизни случается.

– Ниночка, я же не со зла. – Карпунцов пожалел, что назвал подружку сына пигалицей. – Тем более что девка она, кажись, нормальная, без закидонов. Только маленькая, худенькая, вот я потому и сказал.

– Да нормального она для женщины роста. Не всем же баскетболистками быть. Ладно, проехали, – закрыла тему Нина. – Садись давай, мясо сейчас разогреется. Там еще салата много осталось, доедать надо.

– А водочка где? Ты говорила, что оставалось немного?

– В холодильник я бутылку поставила, достань оттуда. Знаешь, Витюша, – Нина посмотрела в лицо мужу, – я тоже с тобой рюмочку выпью. Вот болтаем о том, о сем, а у меня из головы Алексей не выходит.

– И у меня тоже, – признался Карпунцов, направляясь к холодильнику.

Он достал оттуда приятно холодившую ладонь «Столичную», по пути прихватил из висящего на стене шкафчика пару рюмок и устало опустился на стул спиной к окну.

– Ну что, разливаю? – спросил Виктор продолжавшую хлопотать у плиты жену.

– Да погоди ты! Не видишь, что я еще в запарке? Сейчас мясо дойдет до кондиции, и начнем. – Нина вытерла выступивший на лбу пот. – Ты пока достань оба салата из холодильника. Надо доедать. Нажарила-напарила я в этот раз многовато. Не рассчитала, что Мишка в походе будет. Ладно, завтра явится – доест.

Через несколько минут, когда все приготовления остались в прошлом, Виктор налил по рюмочке и чокнулся с женой:

– За Лешку! За жизнь его новую! Считай, второй раз братуха родился!

– Это уж точно, – согласилась Нина, морщась от проглоченной жидкости и спешно заедая ее соленым огурчиком. – Знаешь, я все не своя хожу, никак поверить не могу. Аж ущипнуть себя хочется. Болтаю тут про салаты, про мясо, а сама о Лешке думаю.