Глядя в его лицо, Поллианна почувствовала, как у нее вдруг упало сердце.
«Вот оно!.. Вот оно!» — И, задрожав, она невольно повернулась, словно для того, чтобы убежать.
— Поллианна, подожди минутку, пожалуйста! — окликнул ее мужчина, ускоряя шаг. — Тебя-то я и хотел видеть. Не можем ли мы присесть здесь? — предложил он, сворачивая к беседке. — Я хочу поговорить с тобой.
— Д-да, конечно, — запинаясь, отозвалась Поллианна с наигранной веселостью. Она чувствовала, что краснеет, хотя именно теперь ей особенно не хотелось краснеть. В довершение всего он еще и выбрал местом разговора беседку, которая для Поллианны была освящена дорогими ее сердцу воспоминаниями о Джимми. «И подумать только, что это произойдет здесь… здесь!» — отчаянно содрогалась она, но вслух сказала все так же весело: — Чудесный вечер, правда?
Джон Пендлетон не ответил; он вошел в беседку и опустился на скамью, даже не подождав, пока сядет Поллианна — весьма необычное для Джона Пендлетона поведение. Поллианна, украдкой бросив на него взволнованный взгляд, увидела суровое, мрачное выражение лица, столь поразительно похожее на хорошо знакомое ей по детским воспоминаниям, что она невольно вскрикнула.
По-прежнему Джон Пендлетон не обращал на нее внимания. По-прежнему угрюмо сидел он, погруженный в раздумья. Наконец он поднял голову и мрачно посмотрел прямо в испуганные глаза Поллианны.
— Поллианна.
— Да, мистер Пендлетон.
— Помнишь, каким я был, когда ты впервые встретила меня десять лет назад?
— Д-да; думаю, что да.
— Восхитительно приятным образчиком человечества я был, не правда ли?
Несмотря на все свое смятение, Поллианна слабо улыбнулась.
— Вы… вы нравились мне, сэр. — Только произнеся эти слова, Поллианна осознала, какое впечатление они могут произвести. Ей отчаянно захотелось взять их обратно или изменить, и она чуть не добавила: «То есть, я хочу сказать, вы нравились мне тогда!», но остановилась как раз вовремя: разумеется, это «тогда» ничуть не помогло бы делу. Она со страхом ждала следующих слов Джона Пендлетона. И они прозвучали почти сразу же.
— Я знаю это… видит Бог! И это было для меня спасением. Я все спрашиваю себя, смогу ли я когда-нибудь дать тебе понять, что сделали для меня твоя детская доверчивость и любовь.
Поллианна смущенно запротестовала, но он с улыбкой отмел ее возражения:
— Да, именно так. Это сделала ты и никто иной… Я хотел бы знать, помнишь ли ты еще об одном, — продолжал мужчина после минутного молчания, во время которого Поллианна украдкой, но с тоской посматривала на дверь. — Помнишь ли ты, как я сказал тебе однажды, что ничто, кроме женской руки и сердца или присутствия ребенка, не может создать дом.
Поллианна почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.
— Д-да, н-нет… то есть да, я помню, — заикалась она, — но я… теперь не думаю, что это всегда так. Я хочу сказать… то есть я уверена, что ваш дом теперь… хорош такой, какой есть, и…
— Именно о своем доме я и говорю, детка, — нетерпеливо перебил ее мужчина. — Ты знаешь, Поллианна, какой дом я однажды надеялся создать и как те надежды рассыпались прахом. Не думай, дорогая, будто я в чем-то виню твою мать. Нет. Она просто повиновалась голосу сердца, что было совершенно правильно. Во всяком случае, ее выбор был вполне разумным, что подтвердилось тем, какой мрачной пустыней сделал я свою жизнь после пережитого разочарования. И все же, Поллианна, разве не странно, — добавил Джон Пендлетон голосом, становившимся все нежнее, — разве не странно, что именно маленькая ручка ее дочери вывела меня в конце концов на тропу счастья.
Поллианна судорожно облизнула пересохшие губы.
— Ах, но, мистер Пендлетон, я… я…
И снова мужчина с улыбкой отмел ее возражения.
— Да, это была твоя маленькая ручка… ты и твоя игра «в радость».
— О-о-о! — Поллианна явно вздохнула с облегчением и стала менее напряженной. Ужас в ее глазах начал медленно отступать.
— И вот так все эти годы я постепенно становился другим человеком. Но есть одно, в чем я не изменился, дорогая. — Он сделал паузу, а затем серьезно и нежно взглянул ей в лицо: — Я по-прежнему думаю, что нужны женская рука и сердце или присутствие ребенка, чтобы создать дом.
— Д-да, но у вас есть п-присутствие ребенка, — возразила Поллианна; выражение ужаса снова появилось в ее глазах. — Ведь у вас есть Джимми.
Мужчина весело рассмеялся:
— Я знаю, но… мне кажется, даже ты не станешь утверждать, что Джимми все еще… такой уж ребенок.
— Н-нет, конечно нет.
— Кроме того… Поллианна, я решился. Я должен получить женскую руку и сердце. — Его голос упал и чуть заметно дрогнул.
— Ох… да? — Руки Поллианны встретились, пальцы судорожно переплелись.
Но Джон Пендлетон, казалось, ничего не слышал и не видел. Он вскочил на ноги и в волнении расхаживал взад и вперед по беседке.
— Поллианна, — он остановился и посмотрел ей в лицо, — если… если бы ты была на моем месте и собиралась попросить женщину, которую любишь, прийти и сделать твою старую груду серых камней настоящим домом, как бы ты взялась за это?
Поллианна привстала; ее глаза искали дверь — на этот раз открыто, жадно.
— Ох… но, мистер Пендлетон, я не стала бы этого делать совсем, совсем, — запинаясь, возразила она немного возбужденно. — Я уверена, вы были бы… гораздо счастливее… если бы все осталось, как есть.
Мужчина уставился на нее с озадаченным выражением, затем невесело усмехнулся.
— Ну и ну, Поллианна, неужто дело так плохо?
— П-плохо? — У Поллианны был такой вид, как будто она уже приготовилась к бегству.
— Да. Ты хочешь таким способом смягчить удар, чтобы не говорить прямо, что, на твой взгляд, она все равно ответила бы мне отказом?
— О н-нет, право же, нет. Она сказала бы «да»… ей пришлось бысказать «да», — объясняла Поллианна с горячностью, вызванной страхом. — Но я думаю… я хочу сказать, мне кажется, что если… если бы эта девушка не любила вас, вы были бы счастливее без нее, и… — Увидев выражение, появившееся на лице Джона Пендлетона, Поллианна внезапно умолкла.
— Она не была бы нужна мне, если бы не любила меня, Поллианна.
— Да, я тоже так думаю. — Взгляд Поллианны стал чуть менее тревожным.
— К тому же случилось так, что это не девушка, — продолжил Джон Пендлетон. — Это зрелая женщина, которая, вероятно, знает, чего хочет. — Голос мужчины звучал серьезно и немного укоризненно.
— А-ах! Ах! — воскликнула Поллианна; проблеск надежды в ее глазах вдруг превратился в яркую вспышку невыразимой радости и облегчения. — Значит, вы любите кого-то… — Почти нечеловеческим усилием она подавила слово «другого», прежде чем оно слетело с ее восхищенных уст.
— «Люблю кого-то»! Разве я только что не сказал тебе, что люблю? — не без досады засмеялся Джон Пендлетон. — Что я хочу знать, это… можно ли сделать так, чтобы она полюбила меня? И тут я вроде как… рассчитываю на твою помощь, Поллианна. Ведь она твоя близкая подруга.
— Да? Тогда она просто должна будет полюбить вас! — ворковала ликующая Поллианна. — Мы заставим ее! А может быть, она вас уже любит. Кто она?
Была долгая пауза, прежде чем прозвучал ответ.
— Пожалуй, Поллианна, я все же не… Да, я скажу. Это — ты не догадываешься? — миссис Кэрью.
— Ах! — прошептала Поллианна с выражением безоблачного счастья. — Просто чудесно! Я так рада, рада, РАДА!
Час спустя Поллианна отправила Джимми письмо. Оно был сбивчивым и несвязным — ряд незаконченных, нелогичных, но смущенно радостных фраз, из которых Джимми понял многое: мало из того, что было написано; больше из того, что осталось ненаписанным. В конце концов, нужно ли ему было что-то еще, кроме этого?
«Джимми, он меня ни чуточки не любит. А любит другую. Я не должна говорить тебе, кто она, но ее зовут не Поллианной».
У Джимми оставалось ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы успеть на семичасовой поезд, идущий в Белдингсвилл… и он успел на этот поезд.