В семье было трое детей. Старший брат Евгений был на 13 лет старше Ларисы, другой брат Олег (дома его звали Аликом) – на 4 года старше сестры.

Жила семья Давыдовых в самом центре города Подольска, на Советской улице. Вот как вспоминает свое детство Лариса Алексеевна:

– Я себя помню очень маленькой, когда только начала ходить. Мы жили в старом деревянном купеческом доме, где занимали маленькую 15-метровую комнату на втором этаже. В наличниках наших окон всегда жили воробьи или ласточки. Я по утрам просыпалась с чириканием этих птиц и с первыми лучами солнца. Я помню этот свет. Окна наши выходили на восток, и комната у нас была очень светлая и очень чистая. Так начиналось утро, утро настоящего детского счастья. Из нашего окна были видны корпуса «Зингера», которые казались мне сказочными замками. А с другой стороны был виден наш Троицкий собор, его колокольня. И этот пейзаж – мой пейзаж. Он врезался в мою память и стал символом нашего Подольска. Я помню, как мы с братом Аликом бегали на Пахру – он впереди, а я за ним. Я помню его спинку, его шейку, позвоночник, ушки…

Портрет Л. Давыдовой, 1994 г. Фото автора

Олегу было 12 лет. Мальчик он был удивительно красивый и талантливый: отлично пел, рисовал, увлекался былинами, изучал их, читал сестренке вслух. Но однажды он с товарищем ушел гулять и не вернулся. Проискав его до 3-х часов ночи, родители заявили в милицию. Там равнодушно ответили, что по инструкции они к поискам могут приступить только по истечении 3-х суток. Но эти трое суток растянулись на долгие годы. Только через 13 лет случайно нашли останки двух мальчиков в старой заброшенной штольне в парке Талалихина. Опознали их только по ключам от сарая, по пуговицам и остаткам одежды. Накануне Лариса видела сон: Алик вернулся. Утром пришел милиционер и сообщил о страшной находке.

Росла Лариса девочкой любознательной и по-мальчишески озорной. Бегала вместе с братом и соседскими мальчишками с игрушечным пистолетом и шашкой. Куклами она увлекалась меньше.

– Я помню, как посредине комнаты у нас висела икона. – Вспоминает Лариса. – Именно посредине, а не в углу. Я постоянно смотрела на нее, и мне казалось, что ОН тоже смотрит на меня. Я замирала от ужаса и восторга одновременно. Мама была верующая, и я с детства знала, что Бог есть. Я знала, что со мной живет Ангел-хранитель, и я даже слышала шорох его крыльев. Я об этом рассказала ребятам в детском саду. Потом маму вызвали к директору и ругали, чтобы не говорила ребенку глупости.

Я хорошо помню наш вокзал, Шуховскую башню. Она тогда мне казалась каким-то живым великаном. Мне особенно нравилось, когда отец водил меня на переходной мост. Под ним проносились черные паровозы со страшным ревом и ураганом, выпуская огромные черно-белые тучи пара и дыма. Я трепетала от страха, и в то же время было очень интересно. Мое детское воспоминание о Подольске так и осталось во мне.

Город особенно хорошо проглядывался с Красной Горки. Было очень много зелени. Все это шелестело, двигалось. Я помню, по весне в Подольске всегда было много сирени и черемухи, много было лип. В воздухе стоял необыкновенный запах и кружились рои пчел. Да и сами деревянные дома имеют свой особый запах. Мы часто всей семьей ходили купаться на Пахру, под серый камень. А из парка доносились звуки духового оркестра, позже – джаза. Я под эти звуки с наслаждением погружалась с головой в теплые и чистые воды реки.

Я еще помню тогдашние зимы: дома, деревья, заборы под огромными «шапками» снега. И большущие, непроходимые сугробы.

Зимой дети приходили на Утинку и соседние улицы и, кто на санках, кто на лыжах, кто на чем, скатывались вниз. Разгон был такой, что выносило к самой реке. Стоял визг, крики, улюлюкание, особенно когда спускались девочки. А весной, когда начинался ледоход, детвора выбегала к Пахре, к кинотеатру «Художественный», с криками «Лед тронулся!»

– Мы наблюдали эту эпическую картину ледохода, когда глыбы льда с грохотом и скрипом наваливаются друг на друга. Удивительно, но здесь же сидели рыбаки, и почему-то рыба хорошо клевала. Они нам, детям, дарили рыбок в стеклянных банках. И мы несли их домой с такой радостью, как будто это были золотые рыбки…

Но все-таки я больше всего любила свой дом и свою улицу.

Л. Давыдова за работой, 1996 г. Фото С. Наседкина

Лариса очень тепло вспоминает эти места, высокие благоухающие липы, которые стояли около ее дома, огромные одуванчики во дворе. Но та оранжевая лилия, как чудо, появившаяся на бумаге, не давала ей покоя, бумага и краски манили ее. Сохранилось несколько акварельных работ, выполненных 11-12-летней девочкой («Фантастический пейзаж», «Автопортрет»), которые и сегодня удивляют точностью композиции, изысканностью передачи цвета и светотени. Тогда у Ларисы не было никакого образования, эти работы – продукт ее таланта, того, что от Бога. Правда, в 9 лет папа отвел Ларису в Дом пионеров, который находился на Стрелке, там, где сейчас наш Выставочный зал, к преподавателю Владимиру Павловичу Боброву.

– Мы поднялись на второй этаж. Я с ужасом думала, как я войду в этот зал, где находятся художники, как мы подойдем к учителю. – Вспоминает Лариса Алексеевна. – Со мной было четыре альбома с моими рисунками. Учитель посмотрел на меня через очки с огромными стеклами, потом посмотрел мои альбомы и сказал: «Прием уже закончен, но я возьму вас». (Он всем детям говорил «Вы».) Это был самый счастливый день в моей жизни. Я спускалась по лестницам, как на крыльях. Я занималась у Владимира Павловича всего год. Вскоре Дом пионеров перевели на Красную горку, куда я ездить не могла.

Училась Лариса Давыдова в Подольской школе № 1. Даже само здание школы произвело на девочку неизгладимое впечатление: там были огромные зеркала снизу до самого потолка. Это создавало впечатление не просто школы, а сказочного дворца.

Ребенком Лариса была неусидчивым и поэтому стала ходить на спортивную гимнастику и настольный теннис. Вроде рисование временно отошло на второй план. Но, к счастью, ее заметил преподаватель школы по рисованию Анатолий Иванович Ильин и сказал ей: «Давыдова, тебе надо рисовать, иначе жизнь свою пропрыгаешь». Он пригласил ее в школьную студию. И уже в шестом классе Лариса приняла участие в школьной выставке.

– Это была первая выставка в моей жизни. Было выставлено много моих работ, в основном – натюрморты в технике акварели. Одноклассники смотрели на меня с большим интересом и уважением, тем более что мои работы были оценены очень высоко.

А со своим учителем Владимиром Бобровым Лариса Давыдова вновь встретилась только через много лет, когда ей было уже 17. Лариса узнала его адрес и пришла к нему домой. Полуслепой учитель подвел девушку к окну, чтобы лучше ее разглядеть, и сказал: «Я помню ваши глаза, они не изменились, вы Лариса Давыдова. Жаль, что вы столько лет не ходили ко мне». Но Лариса помнила его удивительные уроки; помнила, как однажды, похвалив ее за хорошую работу, он погладил ее по головке. Погладил так, как делают только родители, – ласково и одобрительно. Это было исключением, так как с детьми он всегда держал дистанцию.

Но и за то короткое время, которое Лариса занималась у Владимира Павловича, он привил ей истинную любовь к изобразительному искусству и, главное, дал оценку ее таланту, которому прямой путь в большое искусство. Именно он посоветовал девушке поступить в Московское художественное училище памяти 1905 года. «Правда, у вас нет пока необходимых знаний, но зато есть главное – талант». После этих слов он дал ей ключ от изостудии и посоветовал порисовать с натуры, точнее – с гипсовых моделей. Она принесла голову Юлия Цезаря домой, осветила ее боковым светом, как научил Владимир Павлович, зашторила окна и стала рисовать. На улице была весна, за окном шумели дети, и очень хотелось выйти и погулять. Но Лариса поняла, что детство кончилось и надо упорно трудиться, чтобы осуществить свою мечту, свое предназначение – стать настоящим художником.